Воентехник Василий Чичелов часами возится с оружием — разбирает, чистит, проверяет. Он отлично знает винтовки одиннадцати систем, пулеметы пяти систем, противотанковое ружье Симонова, самозарядную винтовку с оптическим прицелом.

Вечером, когда я уходил из батальона, Чичелов при свете фитиля, плавающего в снарядной гильзе, разбирал трофейный пулемет МГ-34. Ладони и пальцы его, как обычно, были в ружейном масле, и он попрощался со мной кивком головы.

Кажется, любовь к оружию и умение пользоваться им, отвага и пытливость, русская смекалка и рабочая закалка многих поколений тульских оружейников вселились в этот хвойный шалаш на переднем крае. Будто вовсе не воентехник Василий Чичелов здесь самый главный, а его предок и земляк Левша, тоже вступивший в ряды народного ополчения, в доблестный Рабочий полк.

Декабрь, 1941

Прошло два месяца, в поселке Рогожинском подняли и поставили на место трамвайные столбы, натянули провода.

Трамвай, весело позванивая, шел по улице Коммунаров, по наезженному маршруту, где вожатому знакомы все вывески, киоски и воскресшие дворники — они прилежно скалывали лед на тротуаре.

Трамвай подошел к остановке, и я увидел на моторном вагоне его номер — 232. Старый, добрый знакомый!

Вожатый резко затормозил, и белые заиндевевшие стекла задребезжали так, будто вблизи прогрохотал орудийный выстрел. Но вокруг было тихо, фронт отступил на запад.

Через переднюю площадку трамвая входили женщины с детьми на руках. В вагоне сутолока, на подножках полно висунов. Мальчишки с нетерпением ждали, когда трамвай отойдет от остановки, чтобы продолжать заманчивую поездку на "колбасе".

Вагон № 232 миновал баррикаду через узкий проезд, пересек улицу, по которой прежде проходила линия фронта.

Баррикада осталась далеко позади. Она стоит нетронутая, по-прежнему оберегая счастье и будущее города.

Январь, 1942

Пожилой мастер литейного цеха Виктор Степанович Селиверстов долго стоял, подняв воротник пальто и постукивая ботинком о ботинок, на остановке. Заснеженный ветер на просторной площади казался еще порывистее. Селиверстов ждал, пока подойдет заблудившийся где-то трамвай. Шел трамвай по темным улицам медленно, как бы на ощупь; вожатый несколько раз выходил с ломиком и переводил трамвайные стрелки.

Тяжело вчерашнему пенсионеру после длинной-предлинной смены подниматься на пятый этаж. Полутемно, синие лампочки тлеют на лестничных клетках через этаж; энергию экономят.

Трубы центрального отопления дома холодные и, сколько их ни трогай, теплее не станут. Каждый выдох в промороженной комнате отмечен облачком пара. Включать электроплитку категорически запрещено. Вся надежда на кухонный газ, ночью синий язычок пламени чуть посильнее. Можно вскипятить стакан чаю, но и в кухне не согреться.

Приехал Селиверстов с завода после одиннадцатичасового рабочего дня, надеясь найти письмо от жены с Урала, узнать, как она, невестка, внуки, но письма в почтовом ящике не нашел. Вздыхая и поеживаясь от холода, он разделся и улегся спать, накрывшись двумя одеялами и пальто.

Уже полтора месяца Виктор Степанович живет в литейном. Вагранка не гаснет, всегда тепло, действует горячий душ и можно прикорнуть, хоть и не раздеваясь, но смыв с себя пот и копоть вагранки…

Сколько таких ныне бессемейных Викторов Степановичей осталось в Москве жить в цехах, на трудовых вахтах? Правомочно сказать, что весь город прожил эту зиму на казарменном положении.

Зима вступала в свои права, "короче становился день", но город оттого не становился менее деятельным, работящим.

Повысился производственный потенциал предприятий, которые обжились в стенах эвакуированных заводов. За эти месяцы оборонная промышленность Москвы богатырски окрепла, чему способствовало всеохватное кооперирование крупных заводов и мелких фабрик, мастерских, артелей. Мобилизация производственных ресурсов осуществлена поистине талантливо.

Рабочая Москва с каждым днем набирала мощность и наращивала выпуск военной продукции в ошеломляющей прогрессий. Начали массовое производство противотанковых ружей. Количество минометов в декабре увеличилось четырехкратно. А декабрьский план изготовления автоматов ППШ был в 35 (тридцать пять!) раз больше, чем в ноябре.

Узким местом в изготовлении ППШ оказались ложи автоматов. Огромный поток работы обрушился на столярные и модельные цехи, мастерские по ремонту мебели, фабрики и артели игрушек. Все острее нужда в столярах, краснодеревщиках, токарях по дереву, умелых плотниках.

Поистине волшебная метаморфоза произошла в местной промышленности! Из 670 предприятий 654 изготовляли боеприпасы, вооружение, военное снаряжение, обмундирование.

В Центральном государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства Москвы хранится любопытная папка, поражающая точной статистикой (фонд 2872, опись № 1, связка 60). Знакомимся с данными — сколько и какой продукции изготовила (кроме нательного белья) швейная промышленность Москвы в декабре для фронта:

телогрейки 60 597 шт.

шаровары ватные 68 060"

шапки-ушанки 80 472"

перчатки двухпалые 133 811"

зимние маек, костюмы 135 728"

санитарные конверты 629"

сумки для бутылок 81 715"

рукавицы меховые 13 563"

кисеты 65 615"

свитера 19 724"

обмотки 79 213"

теплое трикотажное белье 2 875"

Гул швейных машин, тесно стоящих рядами в большущем цехе, усиливается до трескучего грохота, если эти машины стучат в уши день-деньской, а день этот длится — ни много ни мало — одиннадцать часов. Но военное обмундироваиие — оружие, а швейная фабрика — оборонная промышленность!

Женщины, склонившиеся к швейным машинам, подолгу не позволяли себе разогнуть онемевшую спину, сведя руки на затылке, размяться, пройтись из конца в конец цеха. Тяжелеет к концу смены утюг. Мучительно пришивать пуговицы, когда пальцы уже плохо гнутся и исколоты иголкой.

Окопные старожилы, жильцы блиндажа, десантники на броне танка, разведчики в снежной берлоге ждут гимнастерок, галифе, ватных шаровар или телогреек, варежек или подшлемников. Мечтают сменить белье, попариться в походной или деревенской баньке, потеплее одеться, чтобы не промерзнуть, не окоченеть, ползая по снегу…

Белошвейки, портнихи, закройщицы, швеи-ручницы, швеи-мотористки…

Вспомним сегодня об этих труженицах с нежной благодарностью. Они делали все возможное и невозможное, чтобы теплее одеть защитников Москвы.

По мере того как отвоевывали подмосковные поселки, к москвичкам присоединялись работницы, вернувшиеся на свои фабрики, если те не были разрушены, сожжены. Например, в Истринском районе через несколько дней после его освобождения на нескольких местных фабриках и в артелях усердно шили белье, гимнастерки, телогрейки, стеганые брюки, ватные конверты для раненых, вещевые мешки.

Стоит еще упомянуть, что в Первомайском районе Москвы сваляли тысячу пар валенок — почин дороже денег!

В последний месяц года изготовили 3331 печку "буржуйку", 69 720 защитных рукавиц, 101 198 лыжных креплений, 32 376 пьексов.

Тысячи бойцов становились на лыжи. Весь спортинвентарь в городских парках и на загородных лыжных базах — 15 тысяч пар лыж — передали армии. 35 тысяч пар лыж обязались изготовить.

Все хуже у москвичей с обувью; пришлось открыть пункты для скупки поношенной обуви. Это было попросту необходимо тем москвичам, которые продолжали трудиться на оборонительных рубежах. Работа шла и в ненастную погоду, все труднее поддавался мерзлый грунт. Многие скверно обуты, без перчаток, а по карточкам обувь, одежду выдавали редко.

Карточки на дефицитные товары были в ту пору весьма скупыми — и на обувь, и на керосин, и на дрова. В начале декабря ввели нормированную продажу соли — 400 граммов на человека в месяц, спичек — три коробка. Полки в гастрономах опустели еще в середине октября; пожалуй, лишь два продукта можно было купить свободно — крабы и паштет из раковых шеек; продавали их по коммерческой цене…