Противотанковые рвы в пригородах давно занесло снегом, но до поздней осени, внимая призыву партии, москвичи энергично продолжали долбить заледеневшую землю, укреплять три внутригородских кольца обороны — от Окружной железной дороги до Бульварного кольца.

На случай уличных боев сооружались баррикады. Накануне парада, на Красной площади бюро Дзержинского РК ВКП(б) приняло постановление "О закреплении за предприятиями улиц района для строительства баррикад". 2 ноября провели воскресник по сооружению баррикад и оборонительных линий на Сущевском валу, к 4 ноября работы намеревались закончить.

Светлое время суток сокращалось, город все дольше жил и работал при освещении, а значит, электрический голод становился острее. Морозы набирали силу, город все труднее обогревать. А тут еще на Одну из станций МОГЭС фашисты сбросили бомбы.

Зеленая маскировка под парки, сады, аллеи, бульвары сослужила свою службу, но зимний город она могла демаскировать. На глухой кирпичной стене литейного цеха, где работал Селиверстов, летом нарисовали зеленые скособоченные деревья. Теперь же искусственную зелень пришлось замазывать мелом.

Появились и новые заботы, связанные с отоплением, которых не знала довоенная Москва. Например, необходимо было утеплить временные насосные станции и всасывающие трубопроводы на Москве-реке, Яузе и на прудах. В сторожках, дощатых домиках установили печи, чтобы при тушении пожаров заиндевевшие шланги не оставались сухими и не подводили пожарных.

К счастью, число воздушных налетов шло на убыль. С одной стороны, усилилась наша противопожарная оборона, с другой — чаще выручала нелетная погода. А кроме того, моторы и вооружение на некоторых марках фашистских самолетов не были приспособлены к полетам при низкой температуре.

Пришло время расформировать комсомольско-молодежный противопожарный полк — бойцы и командиры его ушли в Красную Армию, в партизаны, в диверсионные отряды, в милицию, в органы государственной безопасности и правопорядка.

Поздней осенью и зимой в прифронтовой Москве следовали строгим законам осадного положения, не знали пощады те, кто пытался подорвать обороноспособность города.

Жители с пониманием и одобрением читали в газетах информации коменданта города Москвы. Разбазарили государственное имущество и пустились в бегство руководители одной из фабрик в то время, когда рабочие продолжали выполнять заказ фронта. Преступников осудили и расстреляли; такая же кара последовала за хищение 1836 килограммов хлеба и продажу его спекулянтам, за ограбление квартир эвакуированных. Строго осудили тех, кто распространял провокационные слухи, нарушал светомаскировку. Расстреляли на месте немецкого шпиона, который в минуты воздушного налета подавал условные световые сигналы.

Благодаря сознательной дисциплине и тому, что законы осадного положения были безжалостны к преступникам, в городе сохранялись спокойствие и порядок…

Еще задолго до наступления холодов город был серьезно озабочен заготовкой топлива на зиму. Чем хуже фронтовая обстановка в Подмосковном угольном бассейне, тем большая роль отводилась торфу и дровам.

Не забудем о деревянной Москве, о жителях старых и старинных домов с печным отоплением. В декабре открыли пункты по продаже дров населению. Их привозили грузовыми трамваями, на некоторых остановках выстраивались длинные очереди. Ежедневно продавали 4 тысячи кубометров дров. Круглосуточно трудились 25 трамвайных поездов, 30 грузовиков, а также 300 подвод, но дров не хватало.

Может быть, молодым читателям небезынтересно узнать, что после мобилизации коней в Красную Армию в Москве продолжали возить поклажу (то есть работали на оборону) 5500 лошадей. Рабочий день их длился десять часов. Гужевой транспорт помогал городу изо всех сил.

До самого ледостава снабжали столицу торфом Московско-Окское и речное пригородное пароходства, прогулочные пароходы и катера с канала Москва — Волга. Пригодились причалы, пристани и три плавучие на постоянном приколе баржи-ресторана. Пока Москва-река не замерзла, торф разгружали у Дома правительства, Крымского моста, на Потылихе, в Кожухове, у Киевского вокзала, на Красной Пресне, у пивоваренного завода, в Дорогомилове, у Артиллерийской академии, в Хорошеве и в Филях.

Дров и торфа ждали не только истопники в котельных и озябшие жители. Березовые чурки и брикеты торфа требовались водителям 13-й роты московского транспортного полка. Бензина и дизельного топлива не хватало, вспомнили о газогенераторных двигателях. Водителей таких машин снисходительно называли "кочегарами".

Сотни тысяч москвичей ночевали в ту пору в учреждениях, на предприятиях. Не меньше народу обитало в казармах, общежитиях — истребительные батальоны, полки внутренней охраны, диверсионные отряды, ожидающие перехода через линию фронта, военные курсы. И всех нужно было уберечь от ночных холодов под крышами.

Мерзли артисты (больше всего артисты балета), мерзли зрители на спектаклях в выстуженном филиале Большого театра. И тогда отправились "ходоки" в Моссовет; их выслушали там с пониманием и готовностью помочь.

— Ленин просил беречь Большой театр, — напомнил городским хранителям тепла В. П. Пронин. — Дадим же храму искусства тепло!

Но больше других нуждались в тепле раненые и больные. Еще в самом начале войны, к 4 июля, госпитальное хозяйство Москвы увеличилось на 6060 коек и достигло 23 тысяч коек, к 22 октября прибавилось еще 10 тысяч. Уже в августе только в Боткинскую больницу поступило 7412 раненых, в сентябре — 10486. Для транспортировки раненых к Боткинской больнице продлили трамвайную ветку.

Осенью в одном из бомбоубежищ больницы оборудовали подземную операционную. Помощниками хирургов становились врачи других специальностей, не столь дефицитных в дни войны.

Сотни санитарных поездов с тяжелоранеными отправила прифронтовая Москва в глубокий тыл, но число раненых в декабре не уменьшилось — шли тяжелые наступательные бои.

Бывали сверхтрудные дни, когда сортировочно-эвакуационный госпиталь № 290 Западного фронта, занимавший корпуса в Лефортове, принимал до десяти тысяч раненых.

Чем успешнее развивались военные действия под Москвой, тем больше росла забота о завтрашнем дне столицы, о ее ближайшем будущем, улучшались ее самочувствие и жизненный тонус. Росла и забота об удобствах и безопасности жителей.

В узких проходах, оставленных рядом с баррикадами, возникали транспортные пробки, во многих местах были перегорожены и тротуары. Пешеходы поневоле шагали по мостовой. Случалось, когда переполненный донельзя трамвай проходил через узкий проезд в баррикаде, с трамвая сшибало "висунов".

26 декабря Моссовет разослал распоряжение № 216:

"Обязать председателей исполкомов райсоветов и нач. МПВО до 30 декабря убрать на узких улицах часть баррикад, мешающих движению транспорта… Расширить проезды, сделать проходы на тротуарах… Обеспечить каждого дворника киркой вместо лома, изготовить для домов на центральных магистралях стандартные ящики на салазках для вывоза снега от домов во дворы".

Кирка, которой выковыривали булыжники мостовой при сооружении баррикад на Красной Пресне, и кирка для скалывания льда с тротуара — разные эпохи в жизни города. А разделяют их лишь два месяца!

В тот же день, 26 декабря, Моссовет выделил десять тонн кондитерских изделий для новогодних подарков детям. Распорядился устроить новогодние елки, чтобы ребятишки в детских домах, интернатах, больницах, дети, недавно ставшие сиротами, потерявшие родителей во время эвакуации, бомбежки, не остались без подарков. Для этого Деду Морозу выделили пять тони конфет и две с половиной тонны печенья. Собирали подарки и для фронтовиков. Комсомолка Нина Топтыгина принесла на пункт сбора подарков в Осоавиахим Ростокинского района 20 кусков туалетного мыла, 2 килограмма колбасы, 2 килограмма сухарей, 2 бритвенных прибора, 3 носовых платка, 100 коробок спичек, 10 пачек папирос, 100 конвертов.