В нескольких немецких дивизиях в солдатские книжки вложили для ориентировки карманные планы Москвы. Обозначены памятники, парки, театры, указаны главные улицы. А в одной дивизии в качестве допинга отпечатали и роздали солдатам пропуска для хождения по Москве в ночное время.

Не только защитники Москвы, не только участники торжественного заседания и парада получили 6–7 ноября огромный заряд бодрости. Весь народ почувствовал прилив сил, окрепла наша уверенность в конечной победе. Для этого следовало зорко и отважно заглянуть в многотрудное будущее, быть готовым к жертвам, потерям и лишениям. Присутствие духа, долготерпение и всенародная — от мала до велика — стойкость помогали превозмочь слабость духа тем, у кого могли опуститься руки, к кому закралось сомнение в непременной и безусловной победе.

Парад на Красной площади с его пафосом и патетическим ритуалом, торжественное заседание и большой концерт накануне — все убеждало: нет, мы не потеряли веру в себя, мы по-прежнему полны жизнетворного оптимизма, обеспеченного морально-политическим единством и патриотизмом советского народа…

1 мая 1941 года мы еще не знали, что от войны нас отделяет всего пятьдесят один день и шестнадцать часов.

Кинохронику Первомайского парада того года не успели показать на экранах страны. И зритель не увидел, как маршал Тимошенко обходил военных атташе и с кем здоровался.

Кто этот среднего роста, бритоголовый, плотный немецкий полковник со шрамом на лице? Кто этот военный атташе, снисходительно поглядывавший тогда с трибуны на легковесные броневики и тачанки?

Четыре года спустя, в ночь на 1 мая 1945 года, в Берлине, на Потсдаменштрассе показались белые флаги. Огонь прекратился: по Горбатому мосту шагали немецкие парламентеры. Они направлялись в штаб 8-й гвардейской армии. Возглавлял парламентеров бывший военный атташе Германии в Москве, начальник штаба сухопутных войск генерал пехоты Кребс. Он сообщил генералу Чуйкову, что Гитлер покончил с собой, а перед смертью назначил канцлером Геббельса. Тот уполномочил Кребса вести переговоры с советским командованием. Но Кребс, как стало понятно нашему командованию, не имел полномочий или не решался призвать немецкие войска к безоговорочной капитуляции. Переговоры к 13 часам закончились безрезультатно.

В 6 часов утра 2 мая на командный пункт Чуйкова вновь явились парламентеры во главе с начальником Берлинского гарнизона генералом Вейдлингом. Он объявил о полной капитуляции Германии и сообщил, что Кребс и Геббельс покончили жизнь самоубийством…

Поздно вечером 21 июня 1941 года от пограничной станции Брест отошел по узкой европейской колее и доверчиво проследовал по мосту через Западный Буг поезд Москва — Берлин. Многие пассажиры уже безмятежно спали, когда смазчик в Бресте простучал молотком по буксам курьерского поезда.

А в 3 часа 30 минут по среднеевропейскому времени 22 июня фашисты вероломно нарушили договор с СССР о ненападении, опрокинули, сломали наши пограничные шлагбаумы.

С первого же дня войны Брест надолго вошел в сводки германского вермахта. Защитники крепости явили миру пример героической самообороны. Воинская доблесть намного превосходила их силы. Неделя проходила за неделей. Брестская крепость оставалась "твердым орешком", а речка Мухавец была окрашена немецкой кровью.

С каждым днем войны сила сопротивления в приграничных зонах и частях не слабела, а крепла; росло их яростное сопротивление завоевателям.

Вслед за Брестом вошли в историю подвиги героев многих пограничных застав и отрядов, непреклонного Перемышля, стойкого Могилева, бои за Лиепаю, танковое сражение под Лепелем, бои под Борисовом, за Жлобин и Рогачев, под Оршей, на подступах к Смоленску, на его окраинах; дольше всего в северном Заднепровье.

По злодейскому плану "Барбаросса" Гитлер рассчитывал покорить Россию за шесть недель. Столько, полагал он, продлится молниеносная война — блицкриг.

Ставка Гитлера находилась в Восточной Пруссии, в "Вольфшанце" (волчье логово): пять этажей под землей и четырнадцать метров бетона над головой.

В "Вольфшанце" и возникла злобная идея Гитлера использовать волжские воды, чтобы затопить Москву: взорвать акведук на Волоколамском шоссе и сбросить оттуда реку на город.

Один из фашистских деятелей Фабиан фон Шлабрендорф напомнил об угрозе Гитлера:

"Там, где сегодня Москва, возникнет огромное озеро, которое навсегда скроет столицу русского народа от взглядов цивилизованного человечества".

Были и другие варианты: уморить москвичей голодом, взорвать город, разрушить с воздуха.

Великая битва за Москву, по сути дела, началась в первый же день войны. Начальник штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер записал 8 июля в дневнике:

"…Фюрер исполнен решимости сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы там не осталось людей, которых мы должны были бы кормить зимой… Оба города должны быть уничтожены авиацией. Танков не тратить…"

Захват Москвы был главной целью, поставленной Гитлером перед командующим группой армий "Центр" генерал-фельдмаршалом фон Боком. Он встретил Гитлера на аэродроме в Минске, а вскоре штаб-квартирой фон Бока стал Смоленск. Он входил в Париж, теперь ему предстояло взять Москву.

Когда немецкие танки подошли к Смоленску, фюрер считал, что победный блицкриг выигран. Геббельс писал в тот день:

"Смоленск — это взломанная дверь. Германская армия открыла путь в глубь России. Исход войны предрешен".

16 июля немцы объявили, что со Смоленском покончено и путь на Москву открыт. Но им пришлось еще две недели драться за этот самый Смоленск, особенно за северные окраины города. Две из шести недель, которые Гитлер отвел на завоевание всей России.

Трижды в конце июля 1941 года поредевшие батальоны 129-й стрелковой дивизии генерала Городнянского отбивали у противника Тихвинское кладбище, рядом с вокзалом. Дважды выбивали оттуда фашистов малолюдные батальоны 152-й дивизии полковника Чернышева. Под защитой памятников, надгробий, плит отражал атаки батальон смоленских ополченцев. Нередко сходились с немцами врукопашную. Командный пункт дивизии — семейный склей, подземная усыпальница какого-то дворянского рода, несколько замшелых каменных ступеней вмурованы в погреб. Связные уносили отсюда скупые и твердые слова приказов Авксентия Михайловича Городнянского. Над головами не бревна в несколько накатов, а тяжелые могильные плиты, кресты.

Стихи эти, полные трагического пафоса, Константин Симонов не написал бы, не прошагай он тем летом по пропахшим гарью дорогам Смоленщины, не будь непосредственным участником событий, свидетелем неслыханных и невиданных доселе воинских подвигов, рожденных ненавистью советского народа к фашистам, рвущимся на восток.

В то трагическое лето на захваченной противником территории начали действовать два оккупационных рейхскомиссариата, подчиненных ведомству Альфреда Розенберга: "Остланд" с центром в Риге и "Украина" с центром в Ровно.

После того как немцы объявили о взятии Смоленска, укомплектовали и рейхскомиссариат "Москва". Его шеф — обергруппенфюрер СС Зигфрид Каше. Начальником СС и полиции при рейхскомиссариате был назначен Эрих фон дем Бах-Зелевский, будущий палач Варшавы. Штаб свой они намеревались разместить не в Кремле, а в здании Моссовета. Кремль, по убеждению Каше, лучше отвести для "Музея величия Германии". Передовой отряд — "фор-коммандо Москау" — возглавит палач. Франц Зикс.