«Опять — один, опять — дорога…» Опять — один, опять — дорога, Опять — удушливая мгла! Мою любовь, — исканье Бога, Меня понять ты не могла. Прощай! За прошлый рай обмана И за томительный угар, За строчку блёклого романа Несу тебе достойный дар. Мой дар — для тусклых и несмелых, Для тех, кто жалует шутов: Венок из листьев помертвелых, Букет растоптанных цветов. «Давно изгнало нас из храма…» Давно изгнало нас из храма Сомненье острое, как сталь, Но чуда требует упрямо Душа, познавшая печаль. Тоскливо… То, что есть и было, Опять вернется, точно вдруг… О, как томительно уныло Замкнулся этот серый круг! Пускай сомненье жалит остро, И сердце вялое молчит, — Услышав имя «Калиостро», Теряет разум меч и щит. Игра ль? Обман? Опять ли верим? — Не знаю… тише: дума — враг! И в самоцветный яркий терем Уводит нас великий маг… Вослед Иосифу Бальзамо Идём мы смело… Круг исчез. И, как по прежнему, упрямо От неба требуем чудес… «Внимая жизни долго, чутко…» Внимая жизни долго, чутко, Судьбой таинственной влеком, Постиг я рано ложь рассудка, С его лукавым языком. На думы сердца отвечали Мне небо, поле и волна: Есть радость мудрая в печали, Вез скорби радость не полна. Далёкий тихого уюта И к самому себе лишь строг, Молюсь, не жалуясь, кому-то И жажду ласки превозмог. Обманом сердца не врачуя, К земному чувствую вражду: Чего так пламенно хочу я? Кого томительно так жду? Спешу вперед, бреду ль обратно, Рыдаю ль в церкви возле свеч, — Я верю в то, о чём так внятно Твердит душе немая речь. Мне места нет в краю родимом, И равно чужды все места; Иду я грешным пилигримом, Иду один и без креста. Я мукам рад, — их много-много, Но жаждет их больная грудь. Трудна безвестная дорога, Но верен мой суровый путь. Подачек жизни не приемлю И знаю, где конец труду: И небо сброшу я на землю, Иль сам на небо я взойду! «Мы в холодный блеск луны…»
Мы в холодный блеск луны Пьяно, страстно влюблены, В непонятный разговор Затуманившихся гор, В полувзгляды и в намёк, В чуть мелькнувший огонёк: Всё поняв, весь мир любя, Потеряли лишь себя. «Перепояшь веревкой чресла…» Перепояшь веревкой чресла И скорбь земную заглуша, Иди в пустыню, чтоб воскресла Твоя распятая душа. Того, что смертно, ей не надо, — Свершилось: мир давно сгорел, И поборовшей трепет ада Назначен пламенный удел. Лишившись призрачного крова, Она навеки спасена И благодатью Бога — Слова К Нему, к Нему вознесена! «Я знаю мир! — для мёртвых нем он…» Я знаю мир! — для мёртвых нем он И чар заветных не хранит: Так обманул их хитрый Демон, Задёрнув сумраком гранит. Я знаю мир! — рабам он страшен, Как призрак гробовой доски: То Дьявол им сверкнул меж башен Кровавым маревом тоски. Я знаю мир! — как в балагане. Живёт в нем пёстрый лицедей: Так пошутил, смешав все грани, Хулитель Бога и людей. Я знаю мир! он не загадка Для тех, кто кроток и убог, Кто без страданий, кто так сладко Земную радость превозмог… «Сгорела страсть. Под серой грудой пепла…» Сгорела страсть. Под серой грудой пепла Погас навек ее безумный жар; И, закалясь, моя любовь окрепла Светла, чиста, свободная от чар. Годами ждал мучительно кого-то И сладкой лжи дарил себя на миг. Сгорела страсть. И ласково с киота Мне говорит о правде скорбный Лик. И на земле теперь я, как прохожий, Который путь свой держит в мир иной… И только ты мне стала вдруг дороже, С твоей любовью страстной и земной! «Суров и печален таинственный путь…» Суров и печален таинственный путь, Покорно несу я увядший венок, И мёртвое сердце томит мою грудь, И гонит куда-то неведомый рок. Всё в жизни разбила моя же рука, И душу объяла тяжелая ночь. Ты где-то и рядом, и так далека: И видишь, и любишь, — не в силах помочь! Но верю: когда добреду до конца И буду искать я пути к небесам, Ты вымолишь другу прощенье Творца Во имя чего, — я не ведаю сам… |
