«Вдали в тумане мне видна…» Вдали в тумане мне видна И днём, и ночью даже Моя родимая страна В лазоревом мираже. Слежу я солнца светлый ход, Скупое время меря, Но знаю: край родимый ждёт И мне откроет двери. Везде, повсюду каждый миг И днём, и ночью даже Я чётко вижу милый лик В лазоревом мираже. Еще мгновенье, месяц, год В тоске, в слезах, в потере, Но знаю: он меня не ждет И не откроет двери. «Вы слишком медленно решаете задачу…» Вы слишком медленно решаете задачу, — Судьба торопится и жертвовать велит; Душа не требует прощения обид, И я забыл про всё, и, кажется, не плачу. Терпенье кончится, конечно, очень скоро, Умчит безумие меня в водоворот, Тоска безбрежная мне сердце обоймёт, И рухнет вдребезги последняя опора. Отдавши Господу всё, чем Ему обязан, Замкнусь я холодно в искусственном саду Печальных грёз моих, покой на миг найду, Чтоб на земле уже ничем я не был связан. Письмо получите вы в траурном конверте, Пахнут забытые давно на вас духи, Прочтёте с трепетом последние стихи И в них известие об очень глупой смерти… «О, как люблю я Божью весть…» О, как люблю я Божью весть, — Она всегда была благою И помогала перенесть Мое томление земное! Я помню: путь мой был суров, Пугал меня немою бездной, Но вдруг от светлых Божьих слов Сверкнула даль дорогой звездной. Но как боюсь иных вестей, — Земных тревог, земного звука, В которых пламенем страстей Горят безумие и мука! Я помню: в жизненной борьбе Сияли юностью ланиты, Но вдруг узнал я о тебе, — И все мечты мои убиты… «Тоска. Печаль. И в сердце — лёд…» Тоска. Печаль. И в сердце — лёд. Змеится мысль упрямая; И всё томит, и всё зовёт Куда-то вдаль мечта моя. Хочу любить, почти люблю, Но нет: всё — ложь невольная! Тебя я только оскорблю, Себя лишь раню больно я. Замкнулся мой холодный круг. Господь, тоску прими мою! Оставь, оставь меня, мой друг: Люби и будь любимою… Любовь уже не суждена нам, И как болотные огни, В каком-то хороводе пьяном Горят обманчивые дни. По чёрным каменным уступам Высокой призрачной горы Иду непогребенным трупом В иные жуткие миры… Хоть наше счастие могло бы Пьяней быть пьяного вина, Но нам, испившим чашу злобы, Любовь уже не суждена… «О, как противны мне судьбы капризной шутки…» О, как противны мне судьбы капризной шутки, И жизнь — обманщица давно мне далека: Лицо монахини, а жесты — проститутки, Богиня светлая, с душой ростовщика! Готов я спрятаться от мира хоть сегодня В конурку чёрную, в подполье, в самый ад, Но жизнь назойлива, как уличная сводня, И там навяжет мне кого-то напрокат! О, мука Вечности без цели, без исхода!.. Будь я Спасителем, я б мир наверно сжёг. Не внемлет узникам бесстрастная Природа, Терпеть и веровать велит безумцам Бог! «Баю — бай… Баю — бай…» Баю — бай… Баю — бай… Тихо почивай! В жизни — стон, В счастьи — сон, «Детям снится Рай»… Баю — бай… Баю — бай… Дня не замечай! Нет невест, Лучше — крест; Мук любви не знай. Баю — бай… Баю — бай… Людям отвечай: В счастьи — стон, В смерти — сон; Богу всё отдай. Баю — бай… Баю — бай… О, мой милый, знай: Есть страна, Нет там сна, — «Детям снится Рай»… «О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало…» О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало. Для тихой радости во мне не стало сил… Ты чувств без имени ещё не понимала, Но утро детское мой призрак отравил. О, не сердись, мой друг, ту песню оборву я, Которой сердца два бессмысленно я сжёг… Хоть губы бледные не знали поцелуя, Но всё грядущее — расплата, видит Бог. О, не сердись, мой друг, уйду я скоро-скоро, Не дрогнет верная, упрямая рука… Хоть тень далёкая не ранит больше взора, Но память прошлого не будет вдруг легка. Всё не сбылось, увы; легко мне жизнь оставить, Но не тебя, пойми… О, не сердись мой друг: Ты в мире призраков совсем, совсем одна ведь — Для дней без радости, для Бедности средь мук. |
