«Средь смеха кипучего вдруг незаметно…» Средь смеха кипучего вдруг незаметно В душе моей слёзы немые родятся, И брызги веселья пытаются тщетно Бороться с печалью: тоске не уняться. Когда поцелуем я сердце стараюсь Открыть для любви, для огней наслажденья, То вдруг я робею, то вдруг я теряюсь, — Пустая, холодная, мертвая тень я! Когда я хочу позабыться немного, Отдавшись мечте о великом и вечном, То вдруг предстаёт моим взорам дорога, С бескрестной могилою в счёте конечном… «Тлеют свечи в мёртвом зале…» Тлеют свечи в мёртвом зале; Вянет сорванный цветок. Что со мною? не слеза ли Там упала на платок? Бледный мрамор грозит в муке, Нежно-грустен луч зеркал. Чьи-то очи… чьи-то руки… Чей-то голос просверкал… Миг томленья. После бала. Смяты пышные драпри. Часовой немого зала — Смерть шагает: раз… два… три… Скрипы, шорохи паркета. Мрак удушлив и жесток. Жаждут жизни, просят света Я и сорванный цветок… «Стоят деревья оголенные…» Стоят деревья оголенные; Гудят сквозь сон колокола; Грозятся дроги похоронные, И плачут в окнах зеркала… Везде, на всём тревога смутная, Весь город скорбью обуян, И только вывеска распутная Лукаво шепчет: «Ресторан»… Вот дом, как гроб из алюминия, Вот дама, — весь в румянах труп; И даже блеск немого инея Так монотонен и так груб. Здесь солнца луч, тоске препятствуя, Ни разу ярко не блистал, И Дьявол — Дым, на мир злорадствуя, Себе поставил пьедестал… «В небе медленно гаснут опалы…» В небе медленно гаснут опалы. Никого. Ничего. Ниоткуда. О, как сердце больное устало И не просит ни счастья, ни чуда! Небу сон о земле не приснится. Время ткут одинокие судьбы. О, мучительных снов вереницы… Не хочу… не хочу… Отдохнуть бы! «Берег жизни с отвесными скалами…» Берег жизни с отвесными скалами, А над ними — простор голубой: Вот куда бесконечно усталыми Нас угонит последний прибой. Здесь — предел и черта, здесь — окраина; Сердцу стало так тесно в груди, Но земля с небесами не спаяна, И лишь пропасть одна впереди. Мне противно жить только химерою, Сердце дум и надежд не хранит, В чары жизни я больше не верую, — Я молчу, я застыл. Я — гранит… «Хмурая осень мелькнула мне в очи…» Хмурая осень мелькнула мне в очи, Песню запела о том, что теперь К чёрной могиле дорога короче: Близится гроба тяжёлая дверь… Пела: забыт я тобою бесследно; Пела: погас мой единственный луч; Пела, кричала, смеялась победно Старая ведьма в короне из туч… Пела… И грустным больным хороводом Жёлтые листья кружились в саду, Тьма завладела землей, небосводом, Липы стонали в тяжёлом бреду… Скука. Презрение. Грусть и досада. О, как в душе стало тоже темно… Хмурая осень, чего тебе надо? Может быть жизни? — я умер давно! «Не выплаканы слёзы, и песни не допеты…» Не выплаканы слёзы, и песни не допеты, Не высказаны думы, и брошен светлый путь, И замер как-то жутко без всякого ответа Призывный шепот сердца, и глухо ноет грудь. Закат мой так печален, любовь так далека мне, Я — раб самообманом отравленных минут, Я лгал земле и небу, и на могильном камне Об этом не забудут, а после — проклянут. Печаль моя безмерна от самой колыбели; Растратив рано душу, я рано изнемог. Всё прожито без смысла, сгорело всё без цели, — И не простят мне люди, и не простит мне Бог! «Лишь только погаснут унылые свечи…» Лишь только погаснут унылые свечи, Я буду томиться, не зная покоя, — И снова послышатся милые речи, И кто-то обнимет дрожащей рукою… И губы потянутся вновь к поцелую, Захочется плакать, упасть на колени, И сердце забудет про муку былую И станет молиться обманчивой тени. Чьи волосы нежат мой лоб, мои щёки? О, кто ты? не хочешь… не смеешь назваться? Чей голос мне шепчет такие упрёки, С которыми смертный не в силах расстаться? Весь мир так ничтожен, так жалок, когда я Томлюсь в ожидании призрачной встречи: Я счастлив до боли, я счастлив, страдая, Лишь только погаснут унылые свечи… |
