«Ты в гробу. Не слышу голоса…» Ты в гробу. Не слышу голоса, — Неужели он замолк! И как ласковые волосы, Твоего наряда шёлк. Нет тебя, — молчит Вселенная! На парче твоей узор, Словно бабочка нетленная, Как твой милый-милый взор. На тебе кольцо знакомое; Твоя белая фата, Как безмолвное лицо мое, Как сгоревшая мечта. И дрожат струи кадильные, Как солгавшие слова, Как любовь моя бессильная… — Умер я; но ты — жива!.. «О, ласковые голуби…» О, ласковые голуби, Далекие печали, — Коль сердце расколола бы, Тогда б вы увидали, Какими снами лютыми Душа моя объята, И кажется минутами, Что жизнь ушла куда-то, Что муку поборала бы Любовь великой силой, Но, ласковые голуби, Не здесь, а за могилой… «Когда все помыслы случайны…» Когда все помыслы случайны, И гаснет пламенная вера, Беру в немой печали Heine И раскрываю Romanzero. Мгновенье — вечность, век — минута, Слеза смеется, смех — до боли, И снова верится как будто, И смысла нет в земной юдоли. Опять мой светлый храм украшен, Мечта в молитве заблистала, И слышу там меж чёрных башен Бесовский смех и звук хорала… «В горах зелёных тишина…» В горах зелёных тишина: Так хочется покоя… Но сердце, как из чугуна И жуткое такое. Поля нежней, чем акварель: Так хочется покоя… Но сгинул первой ласки хмель, О, время дорогое! Молчит небес далёких грань: Так хочется покоя… Довольно, думать перестань Про чёрное былое! В часовне около икон Один с моей мольбою… Церквей неясный перезвон… Как хочется покоя!.. «Кто там так зорко сторожит…» Кто там так зорко сторожит Брунгильды каменное ложе? — Ужели вновь пришёл Зигфрид, Но там найти её не может? О, как ревниво стерегу Тобой покинутое ложе: Вернуть тебя я не могу, И злая скорбь мне душу гложет… «Сегодня ночью, ночью долгой…» Сегодня ночью, ночью долгой Мне снились юные года. Зеленой лентою над Волгой Вдаль уходили города. Шумели пристани, и с горок Змеились легкие мостки; А жаркий день навеял морок На эти рыжие пески. Гудок — то грозный, то плакучий. Простор. Кружится голова. А там, беснуясь, злые тучи Закрыли тенью острова. Чу, где-то песня… О, затоны, Где пахнут светлые костры, Где я, без памяти влюбленный, Бродил до утренней поры… Мы в лодке. Счастье — миг единый: Ты вновь печальна, я суров. А тут же рокот соловьиный С далёких спящих берегов… Зима. На тройке. Петь охота! Шалит бубенчик. Ночь светла. Толчок, и лихо гикнул кто-то. И мчатся кони, как стрела. Весна. Сорвав с себя покровы, Река проснулась. Дождь. Гроза. Но что сулит мне праздник новый? И я смотрю тебе в глаза… Теперь — ни родины, пи Волги, Ни слов любви, ни бубенца… О, вечер жизни, скучный, долгий! О, близость ночи без конца! «Царило лето. Дни погожие…» Царило лето. Дни погожие. Высь — голубые зеркала. Тебе цветы кивали Божии, Когда ты лугом тихо шла. Уста сжимали нитку колоса; Был чёткий взор спокоен, смел; Резвились ласковые волосы; На шее крестик мой алел. На солнце ты казалась строгою Живою бронзою в огне И шла зеленою дорогою, Но не за мной и не ко мне. «Как страшно мне во тьме ночной…» Как страшно мне во тьме ночной, Душа боится мрака! Бредёт по улице за мной Приставшая собака. Туман. Ни звезд, ни фонарей: Весь город, как могила. Идём, товарищ, поскорей, Что смотришь так уныло? Идём в холодном шалаше Поужинать со мною: Хотя б одной живой душе Печаль свою открою. Я расскажу тебе, мой пёс, Про то, как я обманут, Про боль любви, про муку грёз, Про то, как люди вянут. Мы будем в хижине одни; Портрет увидишь в раме: Ты на него, мой друг, взгляни Весёлыми глазами. В нём то, чего уж больше нет: Небесная отрада. Но всё, голубчик, ложь и бред, Досказывать? — Не надо!.. Я много, много перенёс, Сгорев в обмане неком. Как хорошо тебе: ты — пёс! Быть жутко человеком!.. Немая ночь. Тоскливый мрак, Душа боится мрака. Бредёт по улице дурак, А рядом с ним — собака. |
