«Я сгораю на чужбине…» Я сгораю на чужбине; Гаснет жизни скучный сон. Ты прислала крестик синий, — Будет мне для похорон. Крестик, пишешь, береги ты: Я прижал его к губам И, как знак любви разбитой, В небе Богу передам. «Глянул в круглое окно я…» Глянул в круглое окно я Сквозь просвет гардины; За ночь стало все другое: Зимняя картина. Поле дремлет в белых красках, Каркают вороны, Дети мчатся на салазках С горок под уклоны: Пышут жаром губы, щёки, Словно в поле маки; Там забрались в снег глубокий Резвые собаки. Всё сверкает белизною Так, что глазу больно, А над белой пеленою Блещет колокольня. Луч играет на гардине. Холодно? — Не знаю. — Так приснилась на чужбине Родина святая. «Весь мир — фантом и морок…» Весь мир — фантом и морок, И холод жутких встреч. Жди Вечности, будь зорок, Не дай себя увлечь. Душа горит от злобы, Мечту свою я сжёг И, кажется, кого бы Ещё любить я мог… На небе, в сердце — тучи; Погасла солнца медь. — Кому любовь наскучит. Обязан умереть… Всё было, всё знакомо, И прошлого не жаль, И в мареве фантома — Надзвёздная печаль… «Где-то там ведёрко звякало…» Где-то там ведёрко звякало У далекого колодца, — И душа моя заплакала Обо всём, что не вернется… Где-то там туман над дюнами За мечтающим каналом, — Сердце стонет злыми струнами И грустит о небывалом… Где-то там вдали за шхерами Воет жуткая сирена, — Я измучен днями серыми И тоской земного плена… Где-то там обедни ранние, Свет, иконы, дым кадила. — Мне темно в моём изгнании, И меня ты позабыла… «Спи, родная, в далёкой могиле!..» Спи, родная, в далёкой могиле! Моя жуткая скорбь глубока. Нас на время с тобой разлучили, — Мы не вместе… Какая тоска!.. Спи без грёз, ничего не жалея, Позабыв этой жизни кошмар… Я — совсем, я совсем не умею Забывать и не делаюсь стар! Спи, мой друг, ты свой век отстрадала И святою в могилу легла. — Видно, мне моих мук ещё мало, И гнетёт меня серая мгла. Спи! твой сон — для меня, как святыня… Я любил тебя так, как умел. — Вспомни ты о безрадостном сыне: О, тяжёл его чёрный удел! Спи, до скорого в небе свиданья, — Наша встреча, я знаю, близка: Неужели опять для скитанья? Мама, где ты! — Какая тоска… «Уста кощунственно твердят скабрезный анекдот…» Уста кощунственно твердят скабрезный анекдот, И грех неистовый в очах моих дымится, Страстей обманчивых меня кружит водоворот, Мне в мире дороги: вино, разгул, блудница… Но сердце бедное болит, обманутое злом, Средь смеха делаюсь я робким и усталым, И часто кажется, что вдруг рыдающий псалом Сорвется с уст моих, но вместе с мадригалом… «Скрыв печаль свою звёздную, мимо…» Скрыв печаль свою звёздную, мимо Незаметно я дальше уйду. — Будь Господнею силой хранима И живи в заповедном саду. Мне за грех суждена власяница, За любовь — злая мука вериг; Но тебе пусть, о, милая, снится То, чего мир земной не достиг. От людей, моё солнышко, скрою Молодую ошибку твою. Да сияет всегда над тобою Божья ласка в небесном Раю. Пусть безумие жуткое веет, И грешна моя знойная плоть, Но сильнее меня не сумеет Полюбить тебя даже Господь!.. «Там в углу бормочет прялка…» Там в углу бормочет прялка, И жужжит веретено. Мне чего-то жалко-жалко; Буду жить: не всё ль равно… Как бесцветна эта пряжа, Эта нитка так сера; Горе — то же, сказка — та же: Нет, — кончать давно пора… Тки, докучливая парка. Нить простую без узла! В дымной копоти огарка Реет призрачная мгла… Дай мне песен, дай мне зелья! Нет цветов в моём саду, И давно утратил цель я, И дороги не найду… Время длится так лениво. Что теперь: июль… февраль? Сердце — выжженная нива, Размагниченная сталь… Снится белая русалка, Снится сон о короле… А в углу бормочет прялка В душной серой полумгле… |
