Командир батальона просит у комбрига разрешение отойти метров на 300–400 к отдельно стоящей усадьбе.

Разрешение получено. Пупков приказал мне прикрывать отход. Наши танки отошли к усадьбе, заняли оборону, можно уходить и мне. Но я, прекратив огонь, начал наблюдать, что предпримут фашисты. Через несколько минут один из «тигров» стал менять позицию, подставил бок. Мы этот момент не пропустили, послали бронебойный снаряд — танк загорелся.

Потеряв пять мощных машин, противник не решился продолжать атаку. А утром к нам подошло подкрепление, и мы стали готовиться к наступлению на Герцогсвальдау.

Я уже командовал ротой, принял ее от Пупкова: он был назначен на батальон. Шли на Лукенвальд. На пути — населенный пункт. Фомичев поставил задачу: разведать его (по имеющимся данным, немцы уже ушли оттуда), пройти, не задерживаясь, и — на Лукенвальд. Завязать бой на окраине и держаться до подхода бригады. В роте было только четыре танка, придали еще два.

Шли тихо, кругом темень, мой танк — передовым. Сижу на люке механика-водителя, чуть-чуть подсвечиваю фонариком. На краю дороги у населенного пункта — машина, посветил — наш студебеккер с нарисованными артиллерийскими значками. Идем на малой скорости. На улице — тишина, никого не видно. В конце — завалы из леса и камней, проход есть, но узкий. Мой танк прошел, второй, приданный танк. Остальные остались за завалом. И вдруг впереди вижу машины и около них людей. Стучу механику-водителю: останавливайся! Механиком был Иван Гасенко, из Чесменского района.

Подошел командир второго танка Иван Чернов. Слушаем. Немецкая речь! Говорю Чернову:

— Заводи потихоньку, разворачивайся — и назад! Быстрее!

Мой танк идет последним. Опять по той же улице. Немцы откуда-то появились, ходят, стоят около домов, на нас не обращают внимания. Приняли за своих.

К населенному пункту уже подошел наш батальон. Стали решать, что делать.

— Я пойду по шоссе, открою огонь с фланга. Ты тем же маршрутом — с боем! — сказал комбат.

Головным шел танк Чернова, из пушки и пулемета бил прямо. Мой танк — бьет влево, третий — вправо. Так ежиком и идем.

Открыли огонь и фашисты. По танку Чернова выстрелил фаустник, но фаустпатрон ударил в тротуар, бронированная махина перескочила через огонь. Мы послали снаряд в дом, из которого стреляли. Приказываю Гасенко держаться правой стороны, и с правой-то из-за угла ударил фаустник, прямо под башню нашего танка, прожег броню, перебил проводку. Танк заглох.

Фашистов из населенного пункта мы выкурили, а в Лукенвальд я не попал. Из-за ранения. Почти месяц провалялся в госпитале.

Но к Берлинской операции успел. Наша бригада вошла в Берлин с юга. Там Трептов-канал — преграда мощная, понтонов не наведешь. Но саперы сумели сделать деревянный мостишко — по нему проскочили. Сбили оборону на той стороне — и с ходу в улицу. Тут нас и накрыли американские самолеты. В планах командования не было учтено, что челябинцы вырвутся далеко вперед! Сейчас можно шутить, тогда же Фомичев по рации ругался крепкими словами. Пришлось отойти, а на другой день эту улицу брали в тяжелом бою.

В. Ясиновский, командир роты 63-й гвардейской танковой бригады

12 января 1945 года началась Висло-Одерская операция. Нам предстояло нанести удар с сандомирского плацдарма в направлении Бреслау.

В 5 часов утра земля задрожала от тысяч разрывов, позиции фашистских войск представляли собой сплошное зарево, но это была лишь разведка боем и преддверие к общему наступлению. С рассветом густой туман покрыл землю. Над нашими и фашистскими позициями установилась мертвая тишина. Но вот в 10 часов снова раздались мощные раскаты артиллерийской канонады, которая длилась более полутора часов.

Несмотря на низкую облачность, пронеслась группа наших штурмовиков. Они на бреющем полете прошлись над позициями противника и сбросили свой смертоносный груз. Проделывая проходы в минных полях, шли танки-тральщики. Перед собой такой танк толкал массивный стальной каток. Вслед двинулись стрелковые подразделения.

Противник не оказывал почти никакого сопротивления, он или был уничтожен огнем артиллерии, или бежал со своих позиций. За первый день наступления продвинулись километров на пятнадцать. Потери нашего батальона ограничились одним раненым. На второй линии обороны встретили организованное сопротивление, но после небольшой артиллерийской подготовки при поддержке танков прорвали и ее.

Наша дивизия не встречала организованного сопротивления противника. Боевые действия ограничивались мелкими перестрелками с небольшими подразделениями фашистов. 18 января миновали крупный польский город Ченстохов, а 19 января в 19 часов 19 минут московского времени наш батальон в районе местечка Пражка пересек польско-германскую границу. Мы в фашистском логове!

Первые германские населенные пункты заняли без боя. Гражданское население, одурманенное геббельсовской пропагандой, в панике бежало на запад. И не выключенный в домах свет, и ужин на столах — все говорило о том, что жилище покинуто буквально перед нашим приходом.

А затем активизировала свои действия вражеская авиация. Однажды, когда полк двигался походной колонной по дороге, среди большого поля из-за леса на нашу колонну налетела группа немецких самолетов. Их приближение оказалось настолько стремительным, что нам не удалось рассредоточиться. Бомбы попадали в центр и хвост колонны. Начался пулеметный и артиллерийский обстрел. Зениток у нас не было, в результате самолеты, сделав свое дело, безнаказанно улетели, а мы понесли довольно ощутимые потери. Только наш батальон не досчитался ста бойцов — убитых и раненых.

23 января наш 1237-й стрелковый полк первым из частей 52-й армии вышел к Одеру юго-восточнее Бреслау у деревни Ратвиц и получил задание с ходу форсировать его.

Время от времени откуда-то из глубины вела огонь по нашему берегу вражеская артиллерия. Появились убитые и раненые. Попал на мушку снайпера и начальник артиллерии полка, капитан Варламов, мой бывший командир батареи по 243-му противотанковому дивизиону, был ранен командир 5-й роты лейтенант Тимофеев.

Уже в сумерки, ведя пулеметный и минометный огонь по вражескому берегу и дамбе канала, роты первого, а за ним и нашего второго батальона перебежками и ползком спустились на лед и двинулись к берегу. Но до него добрались не все. Каждый метр поверхности реки противником был тщательно пристрелян. Огонь замаскировавшихся немецких автоматчиков и пулеметчиков дополнялся точными выстрелами снайперов. Наши бойцы, достигнув противоположного берега, закрепились на узкой прибрежной полоске, за небольшой возвышенностью берега.

Задача по развитию успеха выпала на плечи нашего батальона. На следующий день, 24 января, наш командир капитан Д. И. Корнилов собрал нас, командиров, и поставил задачу — после пятнадцатиминутного минометного и артиллерийского обстрела стремительной атакой выбить противника с занимаемого рубежа.

Для руководства подразделениями во время боя на противоположный берег перебрались заместитель командира батальона старший лейтенант Ф. В. Сидоров, и я, парторг. По сигналу наши бойцы дружно поднялись в атаку и, ведя на ходу огонь из автоматов, выбили врага с занимаемого им рубежа. В составе нашего полка участвовали в этом бою автоматчики — житель поселка Тургояк М. А. Мурдасов, троичанин Н. А. Махновский. Оба они были ранены.

Десятки вражеских солдат и офицеров полегли в этой схватке. С занятого нами рубежа было хорошо видно, как фашисты начали отходить в сторону Бреслау. Переправиться на противоположную сторону канала нам сразу не удалось. Вдоль него вели точный прицельный огонь фашистские снайперы. Как выяснилось позже, они избрали своей позицией баржу, скрываясь за ее стальными бортами.

При моей попытке переправиться через канал по льду я был ранен, солдаты вытащили меня в безопасное место, Сидоров сделал перевязку и поручил двум солдатам доставить меня на командный пункт.