Эх, как взорвется сейчас тишина и вместо трелей жаворонка засвистит свинцовая пурга, и им уже не дождаться, не дожить до новой тишины, до новых трелей. Но тихо-тихо. Уже минное поле. Уже прочистили проход. Уже искромсали над собой колючую проволоку. Уже обнаружили хитрость — проволоку-ниточку, задели бы — и шум: зазвякали-забрякали бы жестянки. Спасибо тебе, солнце! Да что же они молчат? Да вот он, бруствер. Прыжок — и автоматы вдоль траншеи, гранаты с предохранителей…

Никто их не встретил. А слева, совсем рядом, пулеметчик. Сморило его солнце после бессонной ночи. Спасибо тебе, солнце! На их шаги вскинул пулеметчик голову. Да что он теперь сделает? Бежать от них. Они — за ним. Блиндаж. Занес один противотанковую над головой. Выходи, а то капут! Один вышел. Потащили этого. Заглядывать в блиндаж не стали — гранату. Бегом. Во всю мочь. По траншее. По полю. Хватились немцы, они уже, считай, перебежали. Двоих только и ранили.

Второй орден Славы Борисов заслужил в наступлении уже в Западной Белоруссии.

Были еще бои, кровавая переправа через Вислу, пока в апреле ворвались в Германию — и на Берлин. Последняя задержка вышла на Нейсе.

Не так уж значительна Нейсе, далеко не на каждой карте помечена, а вот атакой с ходу преодолеть ее не смогли, захлебнулась атака. Полегли атакующие роты в речке Нейсе, слишком плотным огнем встретили, свинцовым ливнем. И странно, и досадно. Враг деморализован, до Берлина рукой подать, война закатывается. Всем ясно, на чьей стороне победа, а тут такая мясорубка, и узнать, в чем дело, — не узнать. Каждый метр водной глади пристрелян. Сколько групп поиска утонуло в Нейсе!

Напряжение возрастало. Приближалось 17 апреля — начало Берлинской операции, заключительной операции войны, а перед 1-м Украинским фронтом — неуязвимая Нейсе, и что за ней — неизвестно. В дивизию прорыва полковника Орлова приехал командующий фронтом маршал Конев. По его приказу в роте дивизионной разведки отобрали двенадцать бойцов. Выстроили, и маршал Конев сам поставил задачу. Да они уж и так знали, на что посылают их. Нужен «язык». Погибнут они — новых двенадцать отберут. Их жизнь заложена в успех дивизии прорыва, в успех фронта.

Им дали трое суток на подготовку. 4320 минут наблюдения за тем берегом. Каждый камешек, обрывчик рассмотрен, каждый метр вражеской траншеи изучен. Нашли слабину. Ежеутренне в 4.20 подвозят к передовой кухню, и солдаты идут за кашей. В траншее остаются лишь пулеметные посты. Постреливают, создают шум для острастки.

В 4.20 и отчалили. Смутен час первозорья. Тьма со светом мешается. Без всплеска переплыли Нейсе. Где их было заметить, они и себе-то казались бесплотными тенями!

Лишь как перебрались под вражеский берег, осветила их ракета, но они уже вжались в обрывчик — облюбовали заранее, и из траншей их невозможно было рассмотреть. А опустилась наземь темь — они пружинами перелетели в траншею. 150 метров пробежали. Никого, завтракают солдаты. В пулеметном гнезде трое. Двоих убили в схватке, одного прихватили с собой. К лодке. Добежали. Отчалили. Догребли. Выпрыгнули. И тревога. Навесили над лодкой «фонари». Лодки в щепки. Они и это предусмотрели. Наметили на этот случай укрытие. Переждали до передышки — и к своим. Все! Задание выполнено. И что удивительно, ни царапинки ни на ком.

Сам Конев за них переживал, не сходил с наблюдательного пункта дивизии, отдал приказ: заметят разведчиков — обрушить на передовую фашистов всю огневую мощь, прикрыть. Очень рад был маршал их возвращению, при допросе пленного присутствовал. «Язык» прояснил картину. За Нейсе — глубокоэшелонированная оборона, подготовленная заранее. Приказ Гитлера — стоять насмерть, и стоят насмерть головорезы СС.

Разведчикам дали десять дней отдыха, но на третий день полковник Орлов снова послал их на тот берег, для уточнения обстановки. Пошли добровольцы. Повел их старший сержант Борисов. «Языка» брали в расположении другой фашистской части, где еще не знают об их хитростях, — и все повторилось. Помог немецкий педантизм: завтракали здесь тоже в 4.20. За блестящие действия на Нейсе сержант Борисов был награжден Золотой Звездой Героя.

Гладко и просто все вышло. Как говорится — пришел, увидел, победил. И во всех операциях Борисова такая вот простота и гладкость. Солдатская удача? Возможно. Но основа успеха — в опыте и солдатском таланте. Счет каждому поиску — минуты. Подготовка — сутки, да не одни. Каждый поиск рассчитан до минуты, и то, что гладко и просто сходило Борисову, было бы не под силу другому разведчику. Он был асом разведки. И высшая награда Родины ему не только за мужество, за смертельный риск, но и за мастерство. Подвиг его длился более двух военных лет.

А. Моисеев

В родном Улбугайском улусе старики слагают о Самбу-баторе улигеры-сказания, как испокон велось в народе. И поется еще в них о том, что невелик бурятский народ, но бескрайна его Родина, и лучшие сыны его у всей страны в почете.

Далек, ох далек путь его с Урала в родные места! Сколько же это тысяч километров? Самолетом до Иркутска, поездом до Кутлука вдоль Байкала, а от него еще автобусом по Тункинскому тракту вдоль Иркута к монгольской границе. Там, где подпирают небо белки да гольцы Восточных Саян с исполином Мунхэ-Сарьдаком (выше горы во всей Восточной Сибири нет), и расположился родной его аймак.

Раньше бы, однако, он из Улбугая и до Кутлука не добрался. Не то что дебри непроходимые, а только не заведено было, чтобы бурят с родовой земли уходил. Так было. Вроде и всю жизнь на быстром скакуне, а только путь твой на всю жизнь — с отарой от летнего пастбища до зимнего котона. И нет тебе дела до того, что за родовой гранью. Так отец его Хайду овец гонял, так и все предки его из древнего рода Булут. Ему же была уготована судьба куда просторнее, завиднее. Детство его прошло уже в Советской стране.

В двадцать девятом он имел в кармане свидетельство об окончании семилетки. По тем временам для бурятов едва ли не университет. Так вот и получилось, что одним из первых среди безграмотных родичей Самбу убедился, что при новой власти — право на образование для всех народов, больших и малых. Что вправе он выбирать свои дороги и за родовую грань, потому что Родина его теперь не только улус, не только аймак, а вся Советская Россия. И на любой широте ее он, как все. Ну а почет и уважение — все от тебя самого.

Конечно, были материнские слезы и неодобрительные укоры улусных стариков, когда он едва ли не первым среди бурят оседлал стального коня — закончил первые республиканские курсы шоферов. И так очаровали его дороги, что вскоре уже оказался он в братской Монголии. Строили кожевенный комбинат в Улан-Баторе.

Ну а из Монголии охота мир посмотреть перебросила его за тысячи километров — в Ярославль. А тут стреножила «очарованного странника» любовь. На резиновом, ныне шинном комбинате, встретил он русскую девушку Валю. Душа в душу прожили они с ней до золотой свадьбы, полвека душа в душу живут. С перерывом, как у большинства, на войну. Первенец — дочь Римма — родилась в сорок первом. До второго — Юрия — перерыв был большой — война. Непрошеные гости пожаловали в их общий дом, и надо было их выгонять. И имело ли значение для него, что до улуса его врагу топать бы десять лет — в другой конец страны? Страна одна — и беда одна. О том, как бился он, свидетели — Звезды Славы.

Бронзовая Звезда — это освобождение Белоруссии. Ему выпало отличиться при форсировании Нарева, у самой государственной границы. Переправлялся он в числе первых, захватив пулемет. С боевым другом Павликом Захаровым из того пулемета здорово прошлись они по гитлеровцам. На их счет после боя было записано свыше тридцати вражеских солдат, три пулеметные точки и минометный расчет.

До серебряной Звезды Славы путь лежал через Польшу и Восточную Пруссию. Гнали они фрицев с исконно польских земель — из так называемого «польского коридора». Как записано в орденской книжке, здесь сержант Булутов во время боя с группой солдат зашел во фланг врагу и отвлек огонь на себя, обеспечив успех наступления атакующего порядка.