— Вы нужны здесь на своем рабочем месте, — уверяли его.

Но Левшунов стоял на своем.

— Мой старший сын погиб под Москвой, я отправил на фронт младшего и сам хочу мстить врагам, — доказывал он военкому.

Коммунист, парторг батареи Левшунов с первых боев на орловской земле показал себя храбрым и отважным воином.

…Гитлеровцы продолжали наступать. Маскируясь в высокой ржи, их танки вплотную приблизились к нашему переднему краю. Челябинцы пустили в ход противотанковые гранаты.

В том бою отличились многие. Хочется упомянуть имя автоматчика рядового Тимошенко. Его окружили около десятка гитлеровцев. Боец забросал их гранатами. Подвиг совершил и стрелок-радист сержант Дмитрий Николаев. Когда его танк подбили, Николаев с автоматом в руках занял огневую позицию, метко бил по гитлеровцам. Те засекли окоп смельчака и решили взять советского воина в плен. Николаев отбивался до последнего патрона, а когда закончились боеприпасы, взорвал себя вместе с гитлеровцами.

В те дни ожесточенные бои развернулись на подступах к Орлу. С севера, востока и юга наши войска все ближе подходили к городу. Наша бригада вместе с другими частями корпуса окружала противника. 5 августа 1943 года Орел был взят.

5 августа наш корпус получил новую задачу: с рубежа Ильинское, Гнездилово прорвать оборону противника и захватить железнодорожную станцию Шахово.

Ночью мы совершили 70-километровый бросок. К утру 6 августа сосредоточились в районе деревень Коробецкая и Шестаково. После авиационной и артиллерийской подготовки добровольцы двинулись в наступление. Бригада находилась на левом фланге корпуса и вскоре вырвалась вперед. Мощный удар челябинцев прорвал фашистскую оборону, вместе с 30-й мотострелковой бригадой они овладели населенными пунктами Китаево, Булгаково и Андросово.

Тяжелые бои развернулись на подступах к Шахово. Используя обходной маневр, наша бригада к 8 августа ворвалась на окраины станции. На железнодорожных путях противник оставил эшелоны с награбленным имуществом, боеприпасами, продовольствием. Вскоре немцы предприняли мощную контратаку. Всю ночь шел ожесточенный бой. И все же утром станция была в наших руках.

11 августа бригада освободила населенный пункт Маяки, а к вечеру вышла на шоссейную дорогу Орел — Карачев. Вдоль шоссе мы расставили танки, артиллерию. Наступила ночь. Бойцы окапывались, строили оборонительные сооружения. Командиры торопили людей. Мы понимали, что враг вскоре заявит о себе. И не ошиблись. На рассвете наблюдатели доложили: со стороны Орла движется танковая колонна фашистов.

Завязался бой. Противник значительно превосходил нас по количеству боевой техники. Его танки шли напролом. На экипаж лейтенанта Акиншина двигалось пять средних танков. Храбрецы выстояли. Челябинцы Мордвинов, Сурков, Марченко не отступили с занятого рубежа.

Немцы, видя, что идти прямо на наши войска бессмысленно, начали обходить наши фланги. Но там мы предупредительно сосредоточили танки и артиллерию. Экипажи, которыми командовали офицеры Тарадымов, Пупков и Коротаев, сумели отразить натиск врага.

Несколько дней мы удерживали дорогу Орел — Карачев. Бригада и другие части наших войск в ожесточенных боях сумели обескровить гитлеровцев в этом районе. Понесли ощутимые потери и мы. Ряды челябинцев поредели. По пальцам можно было сосчитать оставшиеся в строю танки и автомашины.

Тридцать дней из пятидесяти, в течение которых продолжалась Курская битва, наша бригада провела в непрерывных боях. Это потребовало от танкистов-челябинцев исключительной выносливости и выдержки. Мы несколько раз ходили в наступление, отражали многочисленные контратаки противника, которые часто заканчивались рукопашной схваткой. И всегда бойцы бригады держались стойко, дрались мужественно. Наш ратный труд был отмечен командованием — бригада стала гвардейской.

М. Фомичев, командир, 63-я гвардейская

танковая бригада

В битве на Курской дуге самые ожесточенные бои шли под Прохоровкой 12 июля. Утром того дня батальон капитана Петра Скрипкина занимал исходные позиции у совхоза «Октябрьский». Танкисты с нетерпением ждали сигнала начала атаки.

Когда комбат подошел к своему командирскому танку, командир экипажа лейтенант Иван Гусев спросил:

— Долго нас еще будут держать?

— Скорее бы в дело пустили! — в один голос поддержали его механик-водитель Александр Николаев, командир башни Роман Чернов и стрелок-радист Анатолий Зырянов.

— Теперь, должно быть, скоро, — ответил Скрипкин, обрадованный боевым настроем экипажа. Опытный командир, еще в боях с японскими самураями заслуживший орден Красного Знамени, не случайно выбрал экипаж Гусева, отличавшийся спаянностью, высоким воинским мастерством. Душой экипажа был молодой Александр Николаев, уже испытанный во многих боях, награжденный орденом Отечественной войны II степени.

Скрипкин достал карманные часы, взглянул на циферблат. Стрелки показывали без пяти минут восемь. В этот момент Анатолий Зырянов принял по переговорному устройству условный сигнал, быстро сообщил:

— Товарищ капитан! «Сталь»… «Сталь»… «Сталь»…

— Ну, друзья, начинается! Пришел и наш час! — возбужденно сказал Скрипкин, занимая свое место в машине. Он тут же продублировал сигнал ротным и взводным командирам. Затем скомандовал:

— Механик! Полный вперед!..

По тому, как часто вздрагивал танк, Николаев догадывался, что лейтенант Гусев с ходу ведет по врагу огонь. Один из выстрелов оказался очень удачным. В смотровую щель Николаев увидел, как снаряд угодил в «тигра». Кинжальный удар прошил его броню, он задымил и замер, уткнувшись пушкой-хоботом в землю.

Маневрируя по командам Гусева, Александр не обратил внимания, как более полусотни танков противника прорвались сквозь заградительный огонь артиллерии и вклинились в нашу оборону.

Ожесточение танкового поединка вспыхнуло с новой силой.

Еще один танк с белым крестом-свастикой на борту закоптил черным дымом.

Скрипкин принял приказ комбрига подполковника Пузырева:

— Второму батальону нанести фланговый удар по противнику!

Николаеву понадобилось несколько секунд, чтобы изменить направление движения на девяносто градусов и на полной скорости пойти на сближение с гитлеровцами. Батальон последовал примеру командирского танка.

Бой на ближней дистанции особенно яростен, молниеносен и кровопролитен. Исполняя команду комбата, Николаев врезался в самую гущу врага. Сразу несколько снарядов ударило по броне. Двигатель внезапно заглох. Танк наполнился удушливым смрадом, нечем стало дышать.

— Комбат ранен! — донеслось до Николаева.

Он вскочил с места. Увидел, что Гусев тоже лежит в крови, не подает признаков жизни. Приняв на себя команду, приказал: — Зырянов, Чернов, выносим капитана. Живо!

Втроем они вынесли на руках Скрипкина. Несмотря на рвущиеся кругом снаряды, пробежали метров тридцать, укрыли капитана в глубокой воронке. С ним остался раненый Зырянов.

Нужно было вынести из горящего танка лейтенанта Гусева, но «тигры» снова начали бить по беспомощно застывшей машине. А танк ожил. Пушка несколько раз послала снаряды во врага. Это из последних сил стрелял пришедший в себя лейтенант Гусев. Трудно было представить, как мог он заряжать пушку, наводить и стрелять, оставаясь в одиночестве в горящем танке.

Николаев бросился к своей машине. Следом бежал Роман Чернов.

Они вскочили на танк.

— Саша, давай! — перемогая себя, сказал Гусев. — Бей их до последнего!

В кромешном дыму Николаеву удалось исправить повреждение двигателя. Он включил скорость, но не успел развернуться, как сразу два вражеских снаряда пробили броню. Гусев с Черновым были убиты.

Тут Николаев заметил, что ближайший «тигр» идет прямо на воронку, где лежат комбат и Зырянов, а снаряды у него кончились. И все же он решил остановить врага, чтобы спасти жизнь боевых соратников.