— Бить фашистов, как Каширин! — крикнул коммунист Шарапов, и рота поднялась, погнала врага дальше.

Второе письмо с фронта было более подробным. «Папанька, — писал Алексей, — мы отрезали фашистов и сейчас добиваем их, сжимаем все уже и уже вокруг их горла стальное кольцо окружения. Придет час, когда последний фриц задохнется в нашем кольце».

Смелость, инициатива Каширина были замечены. Ему стали доверять сложные задания. Однажды Алексея включили в состав штурмовой группы. Задача предстояла трудная. Нужно было окружить дом, где засели гитлеровцы, и выбить их оттуда… Ползли вперед по-пластунски, тщательно маскируясь. Алексею было поручено пробраться к зданию с тыла. Он полз по промерзшей земле, обливаясь потом. Отыскивал глазами кочку за кочкой и, укрываясь за ними, пробирался все дальше и дальше.

И вот он возле дома. Старший группы пустил ракету. Каширин поднялся и бросил гранату в дверь. Его товарищи открыли огонь по окнам. Уцелевшие враги бросились кто куда, но и в бегстве спасения не нашли: Каширин и его друзья были начеку.

Появившийся через несколько дней в роте дивизионный фотограф разыскал Алексея. Как ни противился Каширин, а пришлось ему снять шинель. Наводя на резкость, фотограф старался, чтобы четко вышли слова «За отвагу» и надпись на новенькой медали, которую недавно вручили молодому фронтовику.

А война продолжалась. На рассвете 23 января 1945 года солдат разбудила артиллерийская канонада — предвестница нового наступления. А чуть рассвело, пошли в бой. Но атака захлебнулась: ожила недобитая огневая точка противника. Фашистский пулеметчик, укрывшись в дзоте, вел сильный огонь. Пехотинцы залегли. Гибли товарищи…

И вдруг все замерли. Заметили впереди бойца, ползущего по глубокому снегу. Он оторвался от цепи уже метров на пятьдесят. Что задумал смельчак?

Боец полз и полз дальше. Снег мешал ему, но и помогал, укрывая от неприятеля. Он подобрался к дзоту с правой стороны. Достигнув цели, приподнялся на колени, пустил в амбразуру автоматную очередь.

Не помогло. Отполз в сторону, изготовился и бросил две гранаты. После взрыва на какой-то миг воцарилась тишина. Но уцелел и на этот раз вражеский пулеметчик. Опять застрочил по цепи наших стрелков.

Во что бы то ни стало надо было заставить замолчать пулемет. Но как? В руках только автомат… И решился боец. Кинувшись вперед, лег грудью на амбразуру дзота.

Прозвучало несколько приглушенных выстрелов. Смолк пулеметный треск. И тотчас же могучее «ура» потрясло воздух. Рота поднялась в атаку.

Группа бойцов отделилась от общей цепи и устремилась к притихшему дзоту. Подняли солдаты смельчака, расстегнули ватник. Молча извлекли из кармана гимнастерки окровавленный комсомольский билет. Начальник политотдела крупными буквами написал на нем наискось:

«Погиб, как герой. Своим телом заглушил огневую точку врага и обеспечил выполнение задачи роты. Слава комсомольцу Каширину!»

О подвиге юного пехотинца узнал командующий фронтом маршал Говоров. Он собственноручно подписал наградной лист:

«…Алексей Каширин, отважный воин-суворовец, повторивший бессмертный подвиг Александра Матросова, пожертвовал своей жизнью во имя победы нашей Родины над немецко-фашистскими захватчиками.

Младший сержант Каширин достоин высшей награды нашей Родины».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1945 года младшему сержанту Алексею Ивановичу Каширину посмертно присвоено высокое звание героя Советского Союза.

С войны боевые друзья Каширина вернулись в уральский гарнизон и навечно занесли имя героя в список части. Одна из станций на Южно-Уральской железной дороге называется Каширинской.

Д. Алексеев

Дважды Герой Советского Союза генерал В. С. Архипов

В 1928 году я, двадцатидвухлетний рабочий парень, принял военную присягу, поклялся защищать Отчизну, не щадя крови и самой жизни. Помнится, один из поэтов-фронтовиков писал: «Только раз присягают солдаты!» Как это емко и волнующе сказано! Мне довелось на деле доказать свою верность солдатской присяге. Начав свою воинскую службу рядовым, в отставку ушел генерал-полковником танковых войск.

В конце ноября 1939 года началась советско-финляндская война. Большим испытанием для наших войск явились бои с финнами. В этих сражениях участвовали и танковые подразделения, в которых я служил командиром роты.

На самой границе с Советским Союзом белофинны соорудили с помощью фашистской Германии мощную, сильно укрепленную линию Маннергейма. На них-то и пришлись самые тяжкие испытания.

…Высокие бетонные надолбы в несколько рядов, через которые не пройти ни танкам, ни пехоте. Мы снарядами в упор срезали один столб за другим и таким образом проделывали проходы. Когда подошли к дотам на близкое расстояние и ударили по ним прямой наводкой, поразились: снаряды отскакивали от дотов как орехи, не причинив им никакого ущерба. Вызвали дальнобойную артиллерию — тот же результат: увесистые снаряды, словно чиркнув спичкой о валуны, лишь вздымали кверху земную подушку, нисколько не повредив само сооружение.

Нашу роту послали на разведку. Подойдя под огнем противника как можно ближе, мы пришли к выводу: доты ничем не возьмешь — их нужно взрывать.

И вот вместе с группой саперов, взяв мешки взрывчатки и песка, мы снова подошли к укреплениям. Из дотов хлестал кинжальный огонь. Саперам не поднять головы. Тогда танки почти вплотную приблизились к крайнему доту и в упор ударили по амбразуре — внутри автоматически закрылись бронированные створки.

Мы воспользовались этим: мешки с песком забили в амбразуру. Дот ослеп. Тут принялись за работу взрывники. Они заложили в шурфы огромное количество взрывчатки. Когда все было готово, мы отошли на исходные позиции. Вскоре воздух потряс необыкновенной силы взрыв. Даже наши танки, поставленные на тормоза, заходили ходуном. В небо взлетели темно-серые тучи земли и снега, мощная сила разворотила глыбы бетона. С этим дотом было покончено.

Точно так же взорвали второй, третий. Осажденные стали сдаваться в плен.

Однажды вечером, вернувшись с выполнения боевого задания, мы попали, как говорится, с корабля на бал. Наш комсорг Анатолий Калинов, еле сдерживая улыбку, крикнул: «Качать именинников!» Сильные руки танкистов тотчас подхватили меня. Вижу: рядом взлетает Илья Сачков, за ним еще кто-то. «Вы что, одурели?» — ворчу я беззлобно. «Поздравляем с орденом, товарищ командир!»

В этот вечер в нашей землянке меня поджидал военный корреспондент. Он был плотен, круглолиц, чем-то сразу располагал к себе. Он назвал себя и протянул мне широкую ладонь. Это был Александр Твардовский. Мы, бойцы и командиры, получив свежий номер нашей армейской газеты «На страже Родины», сразу искали его статьи, очерки или фельетоны, героем которых уже в ту пору был легендарный Василий Теркин.

Наш разговор с Александром Трифоновичем начался сразу.

— Весь день добираюсь до вас, никак не доберусь, — признался он. — Ничего себе высотка вам досталась. Вот подарок, а?

— Три танка за сегодняшний день потеряли, — ответил я удрученно.

— Я видел, — сказал он с горечью. — Одному даже башню оторвало.

— Так вы были на высоте? — удивился я.

— Ходил с подносчиками патронов, — заметил он как бы между прочим. — Часа два пролежали между надолбами, головы поднять не могли.

После той встречи мы подружились с Александром Трифоновичем, он буквально дневал и ночевал в роте. Ходил вместе с нами в разведку, помогал спасать подбитые танки, коротал время на перекурах, с удовольствием выслушивая от бойцов различные прибаутки, забавные истории. Некоторые из них он записывал потом.

Так и жил у нас наш дорогой Трифоныч. В первой роте 112-го танкового батальона 123-й стрелковой дивизии. И во время подготовки к штурму, и в ходе штурма линии Маннергейма. Не раз писал о наших танкистах. Конечно, не все, что ему доводилось видеть и слышать на передовой, вбирали в себя скупые газетные строки. Уже тогда мы догадывались, что собирает он материал для более основательной работы. И вот спустя тридцать лет, в феврале 1969 года, мы, участники тех далеких событий, с большим интересом и волнением прочли его фронтовые записи «С Карельского перешейка». Многие страницы посвящены бойцам и командирам нашей роты, находившейся в самых первых рядах наступавших частей.