Глеб посмотрел на раненую девушку. Она была красива и молода, и обстоятельства сложились так, что просто требовали романтики. Несчастная дева и спасающий ее отважный рыцарь. Вот только обстоятельства ли? Или одна рыжая сводница, вестник богини плодородия и смерти Мары, сыграла над ним очередную шутку?

Немногого стоит якобы свободный выбор, если всю дорогу его водят, как медведя на веревочке.

Кстати, о медведях…

– Так что решил? – спросила Рыжая. – Чего попросишь за галстук?

Глеб усмехнулся.

– А знаешь, я ведь кое-что про вашу троицу понял, – сказал он. – Во-первых, вы никогда не даете ожидаемого, зато любите опровергать очевидное. Всегда все не так и не то, чем кажется. Во-вторых, у вас не бывает случайностей. Всегда есть план внутри плана, тайный подсмысл. А в-третьих – тебе не нужен галстук, тебе нужен я. Здесь и сейчас. И поэтому раненая девушка мечется в бреду, а за избушкой стоит капище с богами-идолами. Я ведь не ошибся, там капище? И ему нужен служитель, волхв?

Рыжая хихикнула.

– До волхва, Глебушка, ты еще очень сильно не дотягиваешь. Разве что до молодого ведуна, если попрактикуешься хорошенько. А в остальном – ты что, против? Велесов волк дал силу и звериное чутье для Яви. Варунова птица одарила истинными знаниями Нави. Я готова излечить девчонку, и, поверь, вас ждет настоящая любовь. Ты будешь с ней восхитительно счастлив. Где здесь подвох?

– В обещанном выборе, – Глеб подошел к кровати, нагнулся и поднял на руки горячее тело. – Она ведь оборотень-бералак, верно? И она прикует меня к этому месту покрепче любой цепи.

Он шагнул к двери, но на пороге обернулся.

– Знаешь, я благодарен вам. И почти готов остаться. Но есть маленькая проблемка: я не могу исполнить твое желание. Я отдал галстук ей, а подарки не передаривают. Придется тебе подождать, пока я ее исцелю. Сам, без вашей помощи.

С девушкой на руках Глеб пересек пепелище. На краю обрыва помедлил и стал осторожно спускаться. Он шел в город. Быть может, чтобы вылечить девушку, а может, чтобы взять передышку и самому решить свое будущее. Как бы то ни было, сейчас Глеб ощущал себя свободным, как никогда, и не намерен был терять это чувство.

На крышу избы сел ворон.

– Ну как, упустила человечка? – спросил он у огромной лисицы, развалившейся на пепельной подушке.

– Вот еще! – фыркнула та. – Прибежит, никуда не денется! Ты можешь представить эту парочку в офисе?

Они захохотали, а из чащи их поддержал торжествующий волчий вой.

Море набрасывалось на мои ноги, шипело и откатывалось назад. Сидевший рядом Охан штопал свое изношенное сердце. Лели топталась где-то сзади и пыталась жевать оставшиеся после прилива и присохшие к камням водоросли. Но пятнистые лошади Зеты не привыкли к такой еде. И Лели фыркала и уходила все дальше, в пустоши.

– Как такое возможно, – монотонно говорил Охан, втыкая иглу с нитью в сердце, дряблые сосуды его уползали внутрь, сердце тихо и неровно билось на колене, сквозь грубый шов сочились капли крови, – забили мальчишку камнями. Как такое может быть. За то, что он своровал кусок лепешки. Лучше бы себя отхлестали по щекам за жадность. Как бы такое придумать.

Я смотрел на сужающуюся светлую щель на горизонте. И думал, что этот старый бог Охан отживал свое. Ему приходилось нелегко. Сердце его давало трещину по пустякам, а старый меч уже не успевал отбивать удары молний. Я улыбнулся, вспомнив, каким увидел его в первый раз.

Охан казался ростом с гору, его четыре руки с четырьмя мечами мелькали в черном грозовом небе. Рыжие космы змеями закрывали лицо. Молнии бесновались вокруг и осыпались ему под ноги.

– Тебе показалось, – монотонно сказал Охан, нарушив течение моих насмешливых мыслей, – тогда получилось не очень. И люди чуть не узнали, кто я на самом деле.

– Кто же ты? – Мне было интересно, ведь он не должен был даже догадываться.

Хоть его и учили всемогуществу и всезнайству, хоть он легко настраивался на мою волну и считывал мысли, он мог пересадить мне сердце гиены, а я бы даже не заметил этого. Но знать того, кто он на самом деле, он не должен.

– Не бог, – спокойно ответил Охан.

Я рассмеялся. Но посмотрел искоса на него. Пятиметровая сутулая фигура бога, свист его недошитого сердца, крупные капли пота на лбу. Андроид здорово сдал за эти пять тысяч лет. Недаром он экстренно вызвал помощь. Но что могло так подкосить его. Ведь не эти жалкие двуногие с Зеты, находившиеся на той грани развития, когда до него, до бога, как с древней Земли до Зеты.

– Я очень рад, что ты прилетел, – говорил тем временем Охан, вытерев пот со лба, – хоть и ждал кого покрепче.

– Надеюсь, никто не видел, – проговорил я, оглядывая в который раз окрестности.

Но погасшее светило окончательно уползло за горизонт. А пустоши, раскинувшиеся за плотными рядами колючего кустарника, дышали зноем и были тихи и спокойны. Лишь Лели вздыхала в темноте.

– Места здесь пустынные. – Охан откусил бионить. Покрутил сердце и удовлетворенно крякнул. Все-таки видел он, как и положено видеть андроиду той странной «божественной» серии SS1, и я в который раз подумал, что не понимаю причины его слабости. – Народ суеверный и боится ходить в эти места. Только жрецы. Но и они теперь не ходят. Однако мне пора подумать, чем я буду тебя угощать. Это мне света дневной звезды хватает.

Охан одной из своих четырех рук вставил сердце на место, я слышал, как влажно чвякнула синтетическая плоть, принимая его. Бог вздохнул, отер опять пот, закрыл грудную клетку и расправил плечи. Ему стало заметно лучше, когда сердце оказалось заштопанным.

От поверхности моря шло слабое свечение. Будто мириады неведомых существ выбрались с наступлением ночи с глубин.

– Сейчас, – тихо сказал бог, – подожди.

Его огромный силуэт рисовался черной глыбой в смутной светящейся темноте. Воздух переливался бликами. Иногда мне казалось, что что-то касается влажно лица, и я пытался вытирать его.

Охан присел и пошлепал по воде огромной ручищей.

– Ети похожи на земных косаток. Но летучие. Если прибыл на Зету, ты не можешь улететь, пока не увидел живого бога Охана, – тут Охан обернулся и, наверное, подмигнул или улыбнулся мне, – и ети. А, вот и они. Здесь хорошие глубины идут сразу от берега. Старые скалы. Не поймешь, где кончается пустошь, а где начинаются горы. Да и не горы вовсе, хребет виден лишь под водой.

Он наклонился вперед. Что-то огромное мелькнуло перед ним в воде. Охан ступил на воду, его понесло вперед с такой силищей, что я вскочил на ноги. А Охан исчез во мгле. Только его громогласный хохот долетел до меня:

– Попробуй сам! Тебе понравится!

– Попробуй сам, – проворчал я, наклоняясь к лижущей край обрыва волне, – оно мне надо? У меня нет титанового корпуса, и задачи сдохнуть на Зете не было…

Мокрая туша коснулась ладони. Заметно резануло острой кромкой, возникло ощущение огромного плавника. Я, глупо улыбаясь, напряженно вытянув шею и вглядываясь в темноту, ступил босой ногой на воду. Мягкий толчок с глубины холодной гладкой поверхности заставил перенести вес тела вперед и невольно согнуть ноги в коленях. Но ступни вдавились в мягкое и скользкое, пальцы ног судорожно поджались.

Я понял, что по-прежнему глупо улыбаюсь. И лечу. Лечу. Над водой. Существо под ногами еще касалось брюхом волн, брызги поднимались выше меня. Впереди виделось светящееся море и темный силуэт бога, сидевшего на чудовище с крыльями, размах которых поражал и заставлял забыть о страхе. Охан раскинул все свои четыре руки и кричал. Голос трубный переходил в оглушительный смех. А я слушал свой какой-то скулящий восторг, екающее, порой ощутимо в пятках, сердце и продолжал, согнувшись, удерживаться на спине животного. Потом уселся, как Охан, на широкую спину позади спинного плавника, попытался обхватить его руками и засмеялся – обхватить не получилось.

А чудовище вдруг нырнуло острым носом в волну и исчезло. Нет, оно было подо мной и продолжало двигаться вслед за Оханом. Я теперь торчал вместе с плавником из воды как гвоздь, захлебывался и не видел ничего. Задыхался и отплевывался. А зверь опять поднялся медленно на поверхность. Я отдышался. Понял, что рядом движется около десятка животных. Они выпрыгивали и долго летели. Крылья перепончатые, огромные распахивались по бокам веретенообразных туш. Хвосты раскрывались трехметровым веером. В серебристом воздухе они находились достаточно долго. Взмахи огромных крыльев были плавны и медлительны. А то они замирали, и тогда рыбы-птицы парили в этой светящейся темноте.