«Что, если попробовать…»

Пока он выбирал путь к спасению, выбор сделали за него – «цапля» из середины строя включила форсаж и ринулась в атаку. Как свою боль, Григор ощутил трескучие толчки попаданий в биплан; пули ударили в гаргрот за спиной. Не дожидаясь, что очередь достанет и его, он взял резко вниз – от смерти к смерти, от свинцовых струй в возникший впереди озерный провал. Прорвав туман, увидел синее зеркало воды – крохотное, едва ли сто метров длиной, в окружении крутых лесистых склонов. Как западня! Ни сесть, ни вверх вырулить!

«Я сяду!» – страстно подумал он, что есть сил выравнивая «южного» – тот еле слушался руки! – и уменьшив обороты двигателя. Над головой прошипела очередь. Следом с ревом пронеслась «цапля», под предельным углом выбираясь из котловины-ловушки – ее поплавки едва не чиркнули по верхушкам деревьев.

Удар о воду, фонтаны брызг.

Бросив взгляд через плечо, первый пилот «цапли» недовольно фыркнул:

– Ему крышка. Жаль, не от моей руки!

– Верно, синьор тененте, – согласился второй, сам не свой от лихого маневра командира, – из такой ямы не выбраться, будь ты хоть трижды ас. Могила!

«Вроде цел», – подумал Григор, машинально проводя ладонью по груди.

После рева мотора тишь озерного кратера казалась ему ватной глухотой. Слышался лишь стук крови в ушах. Наверное, здесь покой воды не нарушался неделями – вот и сейчас, после его приводнения, волны быстро гасли. Взволнованная гладь возвращалась к ровному состоянию стекла. Еще чуть – и последняя рябь уляжется. Только всплески рыб будут порою тревожить холодную синь.

Его «южный» замер вблизи от каменистого берега. По мере того как стихало на сердце, становились слышны малейшие шумы – далекое журчание, птичьи голоса в кронах грабинника, какие-то слабые смутные шорохи. Гул улетавших «цапель» растаял за горами, смолк.

Даже никто второй заход на озеро не сделал – проверить, что стало с врагом.

Ясно же – что.

«А я – жив!»

Выбираясь из кабины на нижнее крыло, обмерил озеро на глаз. Милый боже, великое чудо!..

«Надо совсем с ума сойти, чтобы садиться на такую лужу. Кому рассказать – не поверят. Как отсюда взлетать?..»

Чутье нашептывало Григору, что «южный» на ходу, хотя чинить его придется. Кое-какие инструменты и запчасти у хорошего летчика всегда с собой. Вроде топливный бак цел – радуга бензина по воде не расплывается… Но короткий старт – не посадка. Для набора высоты нужен хоть малый простор, а тут со всех сторон – горные склоны стеной.

«Хоть бы ущелье где-нибудь светилось, шириной чуть больше крыльев! Я бы пролетел…»

Но теснина, по которой воды озера стекали в голубой Ядран, на глаза не попадалась. Только пара седловин внушала слабую надежду, но полагаться на такие седловины – как играть в «русскую рулетку».

«Ну, Водина же!.. Озеро – карстовое, сток – подземный. Эх, жаль «южного» бросать… словно коня врагу оставить. А выбираться надо – мне что, от войны тут прятаться? Выйти к людям, добыть штатское платье, осмотреться».

Под пробитым гаргротом – бутылки целы! – сыскался и моток веревки. Раздевшись, Григор опустился с поплавка в воду (брр, холодна! глубина до подмышек), с натугой подтащил гидроплан поближе к берегу и закрепил конец на обломке скалы.

Пока он возился, пока заботливо облазил «южного» – где что попорчено? – над озером смерклось. Плотная тень и сиреневая дымка наполнили прозрачный воздух. Вот, солнце напоследок озарило вершины, закатный пламень разгорелся на них – и угас. С уходом солнца смолкли дневные птахи; где-то в зарослях держидерева гукнула сова.

– Ничего, – бормотал он себе под нос, подрубая охотничьим ножом сухие ветви дуба-медунаца. – И так посплю. Еда есть, спасибо сербам. Даже выпивка! Глоток не помешает.

Затеплился костерок, трепетом оранжевого света раздвигая тьму вокруг себя. Откупорив ракию, Григор нюхнул – хороша! – поглядел в огонь на просвет бутылки.

– За победу.

Кто разуверился – пропал. Всякое бывало – нападала Венеция, крестоносцы – нормандцы. Наполеон являлся, турки за проливами чернели тучей… те же сербы с хорватами зубы точили, а Морея выжила. Отступи, затаись до поры, а сдаваться не смей.

«Или все-таки на Мальту? Воевать вместе с англичанами?..» – исподволь донимали думы, ночным холодом вползая в душу.

Ни согревающий огонь, ни хмельная сливовица, ни сытный пршут не могли избавить его от мыслей о том, как тошно будет возвращаться домой крадучись, ночью, с оглядкой – кругом чужая речь, чужая власть, а ты изгой в своей стране.

Повторный глоток ракии и сигарета оптимизма не прибавили. Только сильнее стала горькая досада от проигранной войны. Что выбрать – чужбину? жизнь под игом и страхом ареста?..

«Так вот чехи и стрелялись, когда их немчуре сдали, – мелькнуло в уме. – Было же в газетах – офицер солдат распустил, вышел один против колонны вермахта и палил из пистолета до последнего патрона. То есть до предпоследнего. Чести ради. Иначе – зачем жить?»

Страна вокруг Григора сжалась до скальной воронки с озером на дне, где он, сидя на камне, одиноко ворошил сучком мерцающие угольки костра.

«Пистолет с собой, как нарочно. Неужели я… ну да – под крики сов, в неведомой дыре…»

Полупьяная легкость вкупе с изнеможением души, выгоревшей за день, словно этот костер, могли подвигнуть Григора на что угодно. В этот миг девичий голос из темноты встряхнул его, заставил насторожиться и напрячься:

– Добрый вечер, юнак!

«Черт, почему я деревни не заметил?.. Но ведь по берегу – ни дымка, ни огонька, ни хижины!..»

И второе подумалось, пока он, впившись глазами в близящийся силуэт, вел его как на прицеле:

«Что за деревня, откуда к самолету молодки выходят?.. К таким гостям положено идти мужчинам».

Между тем гостья – одна-одинешенька, высокая и стройная, в цветочном венке и украшенной кружевами белой рубахе до земли, – шла к угасавшему костру бесшумной плывущей походкой. Ее золотистые светлые волосы лились по плечам, стекали на грудь, спускались до бедер, слабо развевались подобно крыльям – сперва Григор принял их за покрывало вроде фаты, закрепленное венком. Так горянки ходят по сию пору. Водина – край уединенный, тут реликтовые нравы и прадедовские моды. Глушь!

Из вежливости Григор встал и отдал гостье короткий поклон:

– Добро пожаловать, барышня, к моему огню. Могу угостить мясом и ракией – больше ничем не богат. Меня зовут Григор.

– А меня – Дайра, – назвалась она, подойдя к меркнущему кругу света.

«Матерь божья, вот так волосы!.. – озирая молодую водинку, Григор забыл о пистолете, о тяжком выборе, даже об оккупации. – Да это надо в семь гребней, всемером с песнями расчесывать!.. В такой роскоши не то что запутаться – утонуть недолго, как спьяна в реке…»

Лицо ее не просто восхищало – поражало наповал. Вроде не было оно точеным, совершенным, как у светских львиц, но что-то притягательное, милое и свежее лучилось в каждой его черточке, а васильковые глаза со смелым любопытством изучали Григора, будто просвечивая насквозь.

– Я видела, как ты спустился с неба, – сказала гостья. – Кто те вороги, которые гнались за тобой?

– Италья… – начал он, но поправился, бессознательно поняв, что говорить надо иначе: – Веницы. Венецианцы.

Дыхание холодных вод, повеявшее с озера, отрезвило его – за очарованием девичьей прелести Григор почуял нечто, словно под поверхностью воды угадал глубину без дна.

«Что я, сплю?.. Или – ракия ум мутит?.. Кто передо мной? Человек или…»

Помимо воли взгляд скользнул вниз в попытке распознать, какие ножки скрывает стелящийся по земле подол широкой рубахи. Тут его лица коснулся леденящий порыв ветерка – будто безмолвный гневный окрик. Вскинув глаза, он увидел, что лицо Дайры омрачилось – черты стали суровы, брови нахмурились, очи потемнели. Про себя Григор решил впредь не допускать подобных вольностей. Чтобы погасить раздражение девушки, он дружелюбно улыбнулся, как бы извиняясь. Она внешне смягчилась и медленно поплыла вокруг костра по ходу солнца, поглядывая то на парня, то на гидроплан.