Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Надо подождать. Может, образумится, захочет пожить по-человечески...» — подумал он, правда, без особой надежды.

Через несколько дней Мартин Гарсиа де Лойола снова отправился в приют Святой Магдалены. На подходе дорогу ему преградила толпа. Люди, затаив дыхание, внимали Иниго, сидящему на вишнёвом дереве. Вдруг две женщины, явно замужние, судя по платкам, с плачем обнажили головы. Мартин вспомнил народный обычай, существующий в Аспейтии. Некоторые дамы считали возможным жить с мужчинами без венчания, а только ходили с покрытой головой, будто вступившие в брак.

Закончив проповедь, Иниго пошёл к губернатору и начал требовать издать закон, который бы запрещал покрывать голову женщинам, живущим в грехе. Добившись этого через несколько дней, неугомонный проповедник придумал ещё одно нововведение — ежедневный полуденный колокольный звон. Он призывал всех слышащих его преклонить колени и дважды прочесть «Отче наш». Первый раз — о раскаянии всех, пребывающих в смертном грехе, а второй — за то, чтобы «нам самим не впасть в тяжкий грех ненароком».

После, опять же с помощью губернатора, Иниго организовал массовое утопление игральных карт в водах Уролы.

Вникнув глубже в жизнь родного города, неутомимый проповедник обнаружил множество неимущих, которые стеснялись просить милостыню. Он снова пошёл в городской совет и добился появления в Аспейтии постоянно действующего фонда — так называемого «ящика для бедных».

Лойола посещал власть имущих по утрам. Каждый вечер проповедовал — в церкви, на улицах, под окнами. Мартин постоянно следовал за братом, слушая его проповеди. Старался и не мог понять, что в них находит народ.

   — Иниго, приходи в замок, выпьем хересу! — повторял он после каждой проповеди.

   — Извини, Мартин, у меня мало времени. Я вряд ли ещё раз приеду сюда, — говорил Лойола и отправлялся по домам мирить поссорившихся, утешать печальных и обличать грешных.

Однажды в приют пришла Магдалена, набожная сестра Иниго, когда-то подсунувшая ему жития святых вместо рыцарского романа.

   — Дон Иниго, позвольте попросить вас сегодня почтить своим присутствием Лойоло и переночевать там.

Он рассердился.

   — Я же сказал Мартину: нет! Зачем он послал тебя уговаривать?

Магдалена улыбнулась загадочно. Наклонилась к младшему брату и что-то шепнула ему на ухо.

   — А! — воскликнул Иниго. — Ради такого я бы пошёл даже в ад, не только в Лойоло.

Они двигались к замку обходными путями.

   — Главное, чтобы Мартин не увидел тебя. Начнёт шуметь, ничего не выйдет, — говорила Магдалена, тревожно оглядываясь.

   — Не увидит, — усмехнулся Иниго, — нет, ну как можно так жить?

Магдалена заперла брата в маленькой комнатушке без окон. Он слышал суетливые шаги горничных, накрывающих ужин, хозяйское покрикивание Мартина на домашних. Один раз дверь его каморки отворилась, и сестра просунула ему кусок какого-то пирога. Но вот наступила ночь. Магдалена выпустила Иниго. Они вместе на цыпочках пошли в другое крыло замка.

   — Вот его комната, — прошептала сестра, — а вот — пустая, как ты просил.

   — Неловко всё же поступать так с собственным племянником. Но ты права. Его отцу не нужно ничего знать, — еле слышно проговорил Иниго, — а где спит жена?

   — Далеко отсюда. Не дозовёмся.

   — И не надо звать, — Иниго вжался в указанную сестрой нишу, — я поговорю с любовницей.

Магдалена кивнула и исчезла.

Скоро послышались лёгкие шаги. Женщина почти бежала, но делала это очень тихо, напоминая белый призрак в темноте.

   — Сегодня вы не будете грешить, — тихо сказал Лойола, выходя из ниши. Она не вскрикнула, хоть и перепугалась. Иниго взял её за локоть и отвёл в пустую комнату.

   — Вы так сильно любите его, что даже не боитесь нанести оскорбление Господу?

   — Да! Я люблю его! — она беззвучно заплакала. Иниго запер дверь на ключ изнутри.

   — Обычно из-за любви совершают подвиги или дарят подарки. Вы же подталкиваете возлюбленного к краю бездны, ведь ваш грех относится к смертным. Вот что вы делаете для него? Может, это вовсе не любовь?

   — Кто вы? — прошептала она с ненавистью. — Выпустите меня!

   — В данном случае я — ваша совесть. Поэтому выпустить вас не смогу.

Взошедшая луна осветила комнату, и Лойола разглядел свою узницу. Она оказалась вызывающе красива. Глаза блестели, длинные волосы разметались по плечам, полные губы гневно шептали что-то... Она не закричит, скрывая своё присутствие в замке, и не сможет убежать...

Он находился в родном доме в ночь полнолуния, и ему было всего сорок четыре года...

Наверное, она почувствовала что-то. Перестала возмущаться, забилась в угол, с ужасом глядя на него.

   — Это не любовь, а искушение, — твёрдо сказал Иниго, — если вам действительно дорог этот человек — не лишайте его надежды на Царствие Божие...

Перед самым рассветом он отпустил пленницу. В соседней комнате не раздавалось ни звука. То ли племянник заснул, не дождавшись, то ли благоразумно решил не высовываться.

С первыми лучами солнца Иниго покинул свой родовой замок и больше никогда туда не возвращался.

Пожив в Аспейтии ещё некоторое время, он съездил в Памплону, посмотрел на цитадель, которую защищал четырнадцать лет назад. Там ничего не изменилось, только проломы в крепостных стенах заделали. Трогая шероховатые, разогретые летним солнцем стены, он вспоминал Лионеллу. Ту, маленькую, с босыми грязными пятками, подарившую ему розу, украденную у Мадонны...

Письмо студента Альбрехта Фромбергера своей возлюбленной в Мюльхаузен. Отправлено 20 декабря 1535 года из Парижа.

Милая Альма!

Я уже почти бакалавр, правда, завершить своё образование мне, видимо, придётся здесь, во Франции. Из-за моего несчастного характера случились сложности с деканом, и из Саламанки пришлось уехать. В Париже я быстро нашёл себе работу при одном магистре, так что средства есть. Вино здесь отменное, а от университета я вообще в полном восторге. Немного знают нашего Лютера. Но самое интересное — у них есть человек, по имени Кальвин, чьи идеи похожи на лютеровские, но кажутся мне ещё более радикальными. Наверное, ты не поймёшь меня, дорогая, но я всё же попытаюсь объяснить. Лютер считает нас всех одинаково падшими и через это доказывает идею существования Спасителя, а Кальвин говорит о принадлежности каждого из нас либо к добру, либо ко злу. То есть говорил, если быть точным. В этом году паписты сожгли шестерых его последователей, а самого его вынудили бежать в Базель. Меня сей горестный факт просто возмутил, и я полон решимости заткнуть лживые глотки всем папистским проповедникам.

К сожалению, с нашим мерзавцем мне опять не удалось встретиться. Он уехал лечиться в Испанию. Здоровье, видите ли, у него испортилось. Не иначе, Бог покарал его за гнусные проповеди. Я решил не преследовать его, а остаться здесь и всё-таки закончить образование. Тем более, мне говорили: он обязательно вернётся в Париж.

Пиши мне, дорогая. Я храню все твои немногочисленные письма, они поддерживают меня на чужбине.

С любовью, Альбрехт.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   — Вот письмо от него! — Пьер Фавр возбуждённо размахивал листком перед остальными членами «компании Иисуса», которых стало уже девятеро. — Он всё же решил завершить образование в Италии.

   — Наверное, просто хочет бросить нас, — тихо пробурчал Бобадилья, но Хавьер тут же возразил ему:

   — Зачем ты говоришь так? Он не обещал всегда быть с нами. Мы — «компания Иисуса», а не дона Игнасио. А о своём отъезде в Италию он говорил как о возможном варианте. В этом случае мы должны закончить наши дела здесь и встретиться с ним в Венеции.

   — Только как мы пойдём? — засомневался Бобадилья. — Война снова в разгаре. Король Франциск уже в Савойе, а Карл V идёт на Прованс. Сейчас на дорогах могут вызвать подозрение равно французы и испанцы, а уж те и другие вместе...

58
{"b":"558338","o":1}