Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Смеркалось. В это время на работу выходили ночные труженицы. Они окликали Игнатия:

   — Эй, что ты делаешь сегодня? Идём со мной!

   — Не зовите, — отвечал он. — Discipulus sum. Студент я. Голодный, грязный и без денег.

   — У меня совсем недорого, — шепнула одна, кокетливо поправляя розу в волосах…

Другая, томно прикрыв глаза, сообщила:

   — Ах, как я люблю студентиков! Пусть платят поменьше, зато молоденькие...

   — Ага, — сказал Лойола. Сдёрнул берет и продемонстрировал им поседевшие волосы и лысину.

   — Ну, значит, ты добрый, — не отставали они.

   — Я нищий, — отрезал он и, ускорив шаги, свернул в переулок. Сзади застучали по булыжникам лёгкие, явно женские шаги. Преследовательница догоняла. Он ещё ускорился, не желая разговаривать.

   — Дон Иниго! Подождите, прошу вас!

В полумраке он разглядел стройную фигурку, закутанную в мантилью.

   — Дон Иниго! Вы меня совсем не помните?

Она сняла шляпку. Худое лицо, обрамленное тёмными кудряшками, большой рот. Кто она? Ничего не приходило на ум.

Нос её нервно задёргался. Рот тут же съехал куда-то вбок к уху. Сделав явное усилие, чтобы не гримасничать, она грустно спросила:

   — А Памплону-то хоть помните?

   — Лионелла? — вдруг осенило его. — Нет, ну совесть-то у тебя совсем не приживается! Чем ты занялась, я тебя спрашиваю?

   — А куда ж денешься? — она снова шевельнула носом. — Мать мою за пьянки из кухарок выгнали, вот и пошли мы с ней скитаться. Потом её... не стало. Зато я читать выучилась, представляете, дон Иниго! И прочла вашего «Амадиса Галльского». Как он любил принцессу Ориану! Я так плакала! А вы... вы хромаете, вас ранило сильно, я знаю. Я молилась тогда. Один раз прямо всю ночь до утра молилась.

   — Лионелла... — он хотел строго выговорить ей за её грешное занятие, но не смог, — что ж ты не нашла другой работы?

   — Я искала. Не вышло у меня. Простите, дон Иниго!

Стало совсем темно. Неподалёку фонарщик зажёг тусклый огонь. Она всё стояла, глядя на Лойолу не отрываясь.

   — Мне пора, — он собрался уйти.

Она всплеснула руками, на булыжник шлёпнулся веер. Пробормотала что-то похожее на «прошу вас».

   — Я готовлюсь стать монахом, — твёрдо сказал он, — хотя ты теперь симпатичная. Честное слово.

Лионелла бросилась поднимать веер и застыла, сидя на корточках. Всхлипнула, потом резко вскочила, почти подпрыгнула и, задыхаясь, проговорила:

   — Как вы могли подумать, будто я позвала вас? Я хотела быть дамой вашего сердца, но это невозможно, я знаю. Тогда пусть вы станете рыцарем моего сердца. Здесь ведь не надо, чтобы вы согласились... правда?

   — Хорошо, Лионелла. Я буду молиться за тебя. Пусть Бог простит тебе грехи и твоя жизнь изменится. Послушай... — Лойола задумался. Она наверняка ориентируется в жизни парижского дна лучше. Но как спросить её?

   — Я уже давно живу милостыней, — сказал он после паузы, — это происходило со мной в разных городах. Почему-то здесь выжить труднее, хотя поначалу казалось наоборот...

Девушка сразу оживилась, даже обрадовалась.

   — Да, здесь плохая милостыня, если ты чужой. Слишком много нищих и... женщин тоже. Мне повезло, я живу у одной дамы, к ней можно... с гостями. Дон Иниго! У меня был один гость, он тоже иногда собирает подаяние. Он говорит: в Париже можно сдохнуть, и никто не заметит. А если хочешь жить — нужно ходить во Фландрию, там купцы богатые и благочестивые.

   — Спасибо, Лионелла, я пойду во Фландрию. Да благословит тебя Бог!

   — Прощайте, дон Иниго!

Лионелла повернула за угол и, судя по звуку, побежала. «Почему я даже не попробовал помочь её душе?» — подумал Иниго. Он вспомнил женщин, ходящих за ним и слушающих его проповеди. Они жадно ловили каждое слово, и их сердца раскрывались навстречу «Духовным упражнениям». С ними Лойола чувствовал вдохновение, никогда не посещавшее его во время богословских диспутов.

Он замедлил шаги, размышляя. Как он добивался успеха у дам в юности! Просил крестного купить самый изящный костюм, красовался, исполняя любовные романсы под аккомпанемент мандолины. Даже сочинил историю с преследованием, дабы получить у короля разрешение носить оружие раньше положенного возраста. Забавно. Толпы женщин вокруг появились, когда он стал хромым, облысел и сменил парчовый кафтан на лохмотья. Проповедуя, он может покорить сердце любой женщины, начиная с Исабель Росер, заканчивая особами королевской крови. В этом нет никакого сомнения. Но церковью управляют мужчины. Надо завоёвывать их. Или даже не завоёвывать, а вербовать в своё воинство.

Лойола быстро зашагал по улице Сен-Дени и успел войти в Сантьяго-де-Компостелла за несколько минут до закрытия.

Письмо странствующего студента Альбрехта Фромбергера своей возлюбленной в Мюльхаузен. Отправлено 30 марта 1528 года из Барселоны.

Милая Альма!

Наконец мне удалось ступить на испанскую землю. Ты будешь спрашивать, что я делал эти два с половиной года. Отвечаю: в дороге у твоего брата Иоганна изменились планы. Мы поехали в Венецию, откуда в Испанию ходят корабли. Нам пришлось немало потрудиться в этом городе, дабы пополнить свои средства. Были у меня и неприятности с городской стражей, но Иоганн здесь ни при чём. Уладив дела, я устроился матросом на торговое судно. Мы сделали несколько рейсов, и я оказался в Барселоне.

Здесь кругом одни паписты, хотя они не знают этого слова. Зато вино лучше, чем у нас. Знание латыни позволило мне свободно общаться с горожанами, и я быстро узнал о проповеднике.

К сожалению, этот мерзавец покинул Барселону и пошёл совершенствовать свои богословские знания в Алькалу, которая находится довольно далеко. Разумеется, расстояние меня не остановит, ведь я преодолел уже гораздо большее. Всегда помню о наших совместных трудах.

С любовью, Альбрехт.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Игнатию повезло во Фландрии. Он нашёл богатых купцов, некоторые из них оказались испанцами и приняли самое живое участие в судьбе соотечественника. Теперь он мог позволить себе некоторое время учиться, не отвлекаясь на сбор подаяния.

Вернувшись в Париж, Лойола начал изучать философию в коллегии Святой Варвары на улице Валлетт. В этой коллегии он числился пансионером. В пансион входило, помимо миски вполне приличной похлёбки, жильё. Оно ограничивалось углом комнаты, в котором стояла кровать. Остальные занимали ещё три человека: магистр Пенья и два таких же студента — Пьер Фавр и Франциск де Хавьер.

Лойола не чувствовал себя уверенно в философии. Преподаватель попросил соседей помочь ему. Вызвался Фавр — более улыбчивый из двоих юношей. Он славился на курсе прекрасной памятью.

Однажды, разъясняя Иниго различие между тремя мудростями Фомы Аквинского, Фавр обратил внимание на огромное количество писем, отсылаемых товарищем в Испанию.

   — Всё надеюсь переманить в Париж своих друзей, — объяснил Лойола, — внушаю им, что французы не едят испанцев. Пока не верят.

   — Без друзей плохо, — согласился Фавр, — может, тебе следует поискать новых? Тут есть и люди постарше нас с Хавьером, и испанцы.

   — Мы очень хорошо сработались за два года, что были вместе. Если искать кого-то здесь — опять надо начинать всё сначала.

Пьер удивился:

   — Сработались? Я думал, ты говоришь о дружеской компании.

   — Конечно, о дружеской. Мы называли её «компания Иисуса». Ходили и проповедовали вместе, сначала в Алькале, потом — в Саламанке.

   — Проповедовали? — Пьер ещё больше удивился. — А зачем? Разве вы священники?

Игнасио задумался:

   — Видишь ли, есть... такой способ очищения души. Три раза в день испытываешь свою совесть и отмечаешь точками, сколько раз не удержался и впал в греховные мысли. Так продолжаешь в течение месяца... ну, ещё нужно представлять определённые образы. После первой недели ты чувствуешь радость, не зная, откуда она приходит, после второй ты ходишь очень грустный. Потом начинаешь видеть всё не так, как раньше. Много шире и глубже.

54
{"b":"558338","o":1}