Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Доминиканец подозрительно оглядел пришедших:

   — Так всё-таки «тут» или «дальше»? Из ваших слов ничего нельзя понять. К тому же по этой дороге я только что прошёл сам и ничего...

   — Послушай-ка, брат Хосе, — перебил его другой доминиканец, — это ведь тот самый человек, которого разыскивает настоятель. Несите его за мной, — велел он.

Воры осторожно, изображая самое великое почтение, протащили таинственного незнакомца но лестницам и коридорам. Внесли в большое помещение, полное столов и скамей, видимо, трапезную, и остановились. Там сидели трое мужчин в богатой светской одежде. Между столов расхаживал священник, объясняя что-то.

   — Положите на скамью, — распорядился монах. — Отец настоятель, взгляните-ка.

   — Это он, — обрадовался настоятель. — Где вы его нашли?

   — Вот, пусть расскажут, — доминиканец кивнул на потупившихся воров, — они принесли его в монастырь.

   — Мы... — нерешительно начал один. Другой тут же наступил ему на ногу. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но вмешались богачи. Попросив разрешения у настоятеля, они дали по монете каждому из воров, и те радостно исчезли.

   — Да тут, пожалуй, больше подсвечника будет, — принялся размышлять один из воров, когда ворота монастыря остались далеко позади. Он шёл, временами оглядываясь через плечо, словно ожидал погони. Вертел в руках монету, то пробуя на зуб, то пытаясь поймать ею лунный луч, временами высовывающийся из-за облаков.

   — Подсвечники твои всё равно никто не купит, молчи, — отрезал второй.

   — А я говорю — купят! Только как мы их теперь найдём в такой тьмище?

   — Я и говорю — с тобой нельзя иметь дело...

Их шаги простучали по камням, хрустнули веткой и растаяли в ночной тишине.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В это время несчастного Иниго перенесли в монастырский госпиталь, где начали отпаивать травами. Распоряжалась этим старуха Бенита, которую и вправду очень уважали. Это она подняла всю Манресу на поиски пропавшего паломника. Она же, пользуясь своим особым положением, достучалась до местных богачей и, рассказав им о благородном происхождении Лойолы, убедила помочь с его лечением.

Иниго, в довершение к самоистязаниям, в пещере подхватил лихорадку и, мучимый сильным жаром, несколько дней пребывал за гранью реальности. Он пытался найти и уничтожить свои записи, шаря по кровати и не находя сумки. Гневался на себя за то, что не защитил Пресвятую Деву от мавра. Но больше всего его угнетала мысль о неправильном молении. Он привык молиться Отцу, Сыну, Святому Духу, а после — всей Троице. В итоге получалось не три, а четыре молитвы, и это в бреду казалось ему немыслимым кощунством.

Однажды, не в силах больше терпеть разочарование, он, воскликнув: «Господи, прости!» — попытался выброситься в окно, но от слабости он упал на пол, так и не дойдя до цели.

Постепенно травы бабушки Бениты возымели действие. Жар спал, сознание больного прояснилось. Он заметил, что собирался выбрасываться с первого этажа. Рядом с кроватью обнаружил свою сумку и внимательно перечитал упражнения, записанные в пещере.

   — Удивительно, — сказал он себе, — неужели это я написал? Как же теперь доделывать? Боюсь, мне уже не повторить таких подвигов. Запас здоровья израсходован на много лет вперёд. Кстати, вот и тема для продолжения. «Как умерщвлять плоть, сохраняя при этом здоровье». Это очень важно для духовного служения. Навряд ли Господу угодны больные рыцари, у которых нет сил встать с постели.

В комнату на цыпочках зашёл молоденький монашек.

   — Сеньор Лопес, вы проснулись? Кушать будете?

Лойола тяжело вздохнул. Ну вот. Его уже знают. Зря скрывался столько времени. Но разве это повод менять свой путь?

   — Какой я тебе сеньор? У всех нас один Сеньор на небесах. Зови меня Иниго и на «ты».

   — Хорошо, — смутился монашек. — Но как же всё-таки насчёт еды?

   — Насчёт еды? — Иниго привстал на подушках. — Конечно. А как же человеку без еды? Кстати, какой у нас день сегодня, не пост, я надеюсь? Может, и мяса найдёте? Но лучше всего жареные каштаны.

Однако бодрость его оказалась преждевременной. Желудок, измученный духовными подвигами и ядовитой хлебной плесенью, не желал восстанавливаться. Пришлось растянуть травное лечение на целых три месяца. Всё это время местные аристократы упорно заботились о пропитании «праведника», как теперь его привыкли называть. Лойола негодовал. Требовал, чтобы принесённое ему немедленно отдавали вдовам и сиротам. Разумеется, это только увеличило его популярность и поток приношений.

Как-то настоятель поведал ему о неких «весьма уважаемых господах, желающих беседы с праведником».

   — Отец настоятель! — возмутился Иниго. — Зачем вы поддерживаете все эти разговоры о моей так называемой праведности? Мало того, что это совсем не радует меня, оно ещё и не соответствует истине!

Настоятель пожал плечами:

   — Вы сами создали такое впечатление о себе, сеньор Лопес.

   — На «ты», отец! — простонал Иниго. — Я же просил называть меня на «ты» и по имени! А эти «уважаемые господа», можно ли внушить им, чтобы они оставили меня в покое?

Священник покачал головой:

   — Навряд ли. Они ведь немало потратились на лечение. Не то чтобы они требовали благодарности, но мне понятно их желание поговорить с таким... гм... необычным человеком.

   — Хорошо, — сказал Лойола, — на необычного человека я, пожалуй, соглашусь. Пусть приходят. Но скажите им: я готов беседовать только в том случае, если они, зайдя в комнату, трижды обойдут вокруг моей кровати с криками: «Грешник! Грешник!»

А сам подумал: «Вот и посмотрим, насколько сильно их желание общаться с праведниками!»

К моменту их прихода Иниго уже достаточно окреп, чтобы не проводить весь день в постели, но специально улёгся, не желая менять договорённость. Он слышал, как «уважаемые господа» нерешительно топчутся у входа в комнату, о чём-то прося настоятеля. Тот отвечал мягко, но, судя по всему, непреклонно.

   — Я не знаю, какого он мнения о себе, — донеслось из-за двери, — но если вы не исполните его просьбу, беседа вряд ли состоится.

   — Ну давайте уже! — пробормотал Лойола. — Сколько можно тянуть!

Приняв скорбный вид, он откинулся на подушки. Ему было неловко. Эти люди стараются делать добро, интересуются чем-то помимо сплетен. Придётся сильно озадачить их, может быть, даже расстроить.

«Уважаемые» нерешительно толкались на пороге.

   — В Манресе и окрестностях идёт молва о вашей праведности, — начал один.

   — Отец настоятель! — позвал Иниго. — Помогите мне встать. Я должен покинуть эту комнату. Договор не соблюдён.

Они растерянно озирались на священника. Тот развёл руками. «Я вас предупреждал», — читалось в его взгляде. Манресские аристократы затравленно переглянулись и невнятно вразнобой забормотали: «Грешник, грешник».

   — Что же вы так плохо стараетесь? — огорчился Лойола. — Совсем не хотите помочь человеку спастись. Ну-ка, громче! Решительней!

Они возвысили голоса, но как-то не слишком убедительно.

Иниго пожал плечами.

   — В ваших поступках нету логики. Судя по вашим словам, вы питаете ко мне немалое уважение. Пришли сюда, оставив свои дела, не побоявшись натрудить ноги... И в то же время не хотите исполнить всего одну мою небольшую просьбу? К тому же вы уже обещали выполнить её, да не кому-нибудь, а настоятелю монастыря! Совесть у вас, видать, не приживается!

Аристократам стало стыдно, и они трижды обошли вокруг кровати с громкими криками: «Грешник!»

   — Спасибо! — искренне поблагодарил Иниго. — Вы очень помогли мне. Дай вам Бог всего самого доброго!

Они не уходили. Лойола поинтересовался у настоятеля:

   — Отец, вы не знаете, что ещё нужно этим людям?

   — Они просили о беседе.

Иниго удивлённо вскинул брови:

   — О беседе с грешником? О чём тут можно беседовать?

23
{"b":"558338","o":1}