- За Мазду, за Иран, за Царя!

Боевой клич князя превращал его всадников в демонов, которые бились с богами. Фаланга получала могучие удары, даже останавливалась, но не разрывалась и шаг за шагом, сажень за саженью оттесняла варваров. И каждый раз кличу Мардония отвечали грозные голоса:

   - За Леонида! За Фермопилы!

Казалось, жизнь Мардония охраняли боги. Он всегда находился в самом центре сражения. Белый нисейский конь лебедем налетал на лаконские копья. Если бы доблесть одного человека могла решить исход сражения, отвага Мардония была бы способна сотворить чудо. И всегда под стрелами за ним следовал всадник в серебряном панцире на лёгкой кобыле, также остававшийся невредимым. Но когда битва затянулась настолько, что мужи начали падать от усталости, тесноты и жары, князь отъехал в сторону на возвышение, откуда, став возле сельского храма Деметры, он мог следить за ходом сражения. Он увидел, что арии медленно отступают, отходят на шаг, на полшага, но неуклонно отодвигаются под натиском фаланги. Тогда он послал гонца:

   - Езжай к Артабазу. Пусть возьмёт с собой из лагеря всю охрану, всех мужчин, каждого евнуха, который способен держать копьё, и немедленно ведёт их сюда. Иначе мы проиграем битву.

Вестник ткнул в бока коня шпорами и спустился с холма. Мардоний же повернул коня и направил его в самое пекло.

   - За Мазду, за Иран, за царя! — прокатился над полем брани его могучий голос.

Персидские вельможи, знавшие одни только победы, возобновили натиск. Последний их удар оказался самым жестоким. Фаланга прогнулась, как натянутый лук. Персидские пехотинцы, не думая о себе, бросались на греческие копья и переламывали их голыми руками. Мардоний никогда не гордился своим воинством так, как в этот час. У него были все основания для гордости, однако бойцовский пыл был потрачен понапрасну. Волна персов отхлынула, спартанцы вновь сомкнули ряды, и Мардоний понял, что люди его сделали всё, что могли. Они сражались с рассвета. Разве не сам Мазда восстал против персов? Разве не достаточно сил отдано за нежащегося в Сардах Царя Царей?

   - За Мазду, за Иран, за Царя!

На этот клич уже никто не ответил. Там и тут пехотинцы и всадники, в одиночку и группами отступали к своему последнему оплоту — укреплённому лагерю возле Асопа. Князь обратился к своим всадникам, окружавшим его уже в значительно меньшем числе:

   - Неужели мы убежим как испуганные псы? Вспомните славу ариев! Вперёд!

Но его не услышали даже самые отважные. Фаланга ускорила своё движение. Теперь она пошла быстрым шагом. И вдруг спартанцы бросились вперёд как одержимые.

   - Афиняне одолели фиванцев! Они идут к нам! О мужи-лакедемоняне, пусть слава этой победы достанется нам одним.

Крик Павсания повторили его помощники. Слева уже наносила удар вторая фаланга — колыхались пять тысяч султанов, блистали пять тысяч острых копий. Аристид пришёл со всей своей силой на помощь союзникам. Однако в этом не было необходимости. Уже один вид афинского войска изгнал отвагу из сердец варваров, строй азиатов рассыпался, словно песок. В этот миг посланец остановил коня возле Мардония:

   - Господин, Артабаз или трус, или предатель. Он бежал, решив, что битва проиграна. Помощи не будет.

Князь поник головой, вокруг бушевала битва. Нисейский конь был забрызган кровью, но Мардоний направил его вперёд, преграждая путь к отступлению отряду мидийцев.

   - Повернитесь назад! Трусы! — Он плашмя ударил мечом ближайшего из бегущих. — Если ты не способен победить, как положено арию, сумей хотя бы честно умереть.

   - Митра изменил нам. Артабаз бежал. Спасайся, кто может!

Мардоний преградил путь отряду саков. Но с тем же успехом можно было бы приказать северному ветру задуть в обратную сторону. Конные, пешие, вавилоняне, эфиопы, мидяне, персы дружно бежали в лагерь, но, глядя на наступающие фаланги, Мардоний понял, что спасения не будет и там...

Мардоний остановил своего коня на холме, в стороне от бегущих. Спутница жизни его была рядом. Он наклонился к ней:

   - Битва проиграна. Лагерь защищать некому. Что делать?

Артозостра сняла с головы украшенный золотым кружевом шлем, и солнце заиграло на нежном лице и золотых волосах.

   - Мы — арии, — коротко ответила она.

Мардоний всё понял и протянул руку к уздечке её коня, заставляя его оставаться рядом. И тут стройная фигурка дрогнула в седле. Стрела, пущенная лаконским илотом, пробила посеребрённый панцирь. Алая кровь хлынула на грудь. Резким движением князь перебросил жену на своего коня. Она улыбнулась.

   - Главкон был прав, — прошептала Артозостра одними губами. — Зевс и Афина сильней Мазды и Митры. Будущее за Элладой. Но и нам нечего стыдиться. Мы сражались, как положено ариям, детям завоевателей и царей. Мы будем счастливы с тобой в Гаронманье Благословенной, чего же бояться?

Тело её содрогнулось. Спартанские копейщики приближались. Мардоний ещё раз поглядел на поле битвы. Персы бежали как овцы. Так уходила мечта о сатрапии, о новых походах, о власти над миром.

Поцеловав в последний раз Артозостру, он прижал к груди её бездыханное тело.

   - За Мазду, за Иран, за Царя! — провозгласил Мардоний, отбрасывая меч, и, повернув своего жеребца, бросил его в галоп на пики спартанцев.

Как только экипаж «Навзикаи» отдохнул, Фемистокл вышел из Оропа вместе с Симонидом, немногочисленной охраной и скованным пленником. Половину ночи они шли вперёд, одолевая усталость. На следующее утро навстречу им возле Танагры попался гонец с масличной ветвью в руке.

   - Мардоний убит. Артабаз бежал на север. Афиняне и спартанцы захватили лагерь персов. Слава Афине, даровавшей нам победу!

   - А предатели? — Фемистокл почти не обрадовался вестям.

   - Тело Ликона нашли в водах Асопа. Демарат забит в оковы и находится в шатре Аристида.

Афиняне затянули было пеан, но Фемистокл в безмолвии поник головой, пока вестник рассказывал о том, что Павсаний и союзники захватили несчётные сокровища и уже готовятся к нападению на неверные Фивы. Потом флотоводец вместе со свитой неторопливо направился вперёд по просторам Беотии. Наконец они добрались до эллинской рати, всё ещё остававшейся у поля битвы.

   - Где узник? — спросил Фемистокл воина, охранявшего вход в шатёр.

   - Ты спрашиваешь о предателе?

   - О нём.

   - Я провожу тебя.

Взяв в руку факел, гоплит повёл Фемистокла вперёд. Пройдя между двумя рядами тёмных шатров, они остановились возле одного из них, окружённого пятью стражами, державшими копья наготове; рядом с ними на земле спали ещё пятеро гоплитов.

   - Мы внимательно следим за ним, кирие, — пояснил десятник-декарх. — Чтоб не убил себя и не сбежал. Ещё двое наших внутри шатра.

   - Вызови их, и отойдите. Я отвечаю за всё, что может произойти.

Из шатра, зевая, вышли все стражи. Держа факел, Фемистокл вошёл в убогое матерчатое жилище. Часовые заметили, что под рукой он держит кувшин.

   - Спит, — пояснил гоплит. — Спит, забыв про оковы.

Опустив на землю сосуд, Фемистокл осторожно отогнул полог палатки. Не без трепета он приблизился к осуждённому. Тот спал, обратившись вверх лицом — знакомым, усталым и бледным лицом бывшего друга, которому не раз аплодировал Пникс.

Стиснув губы, Фемистокл постоял в нерешительности, потом, нагнувшись, прикоснулся к плечу лежавшего:

   - Демарат...

Нет ответа.

   - Демарат...

Снова молчание.

   - Демарат...

Наконец тот шевельнулся, зазвенев металлом. Глаза открылись, и на лице промелькнула улыбка:

   - Фемистокл, это ты? — Улыбку немедленно сменила гримаса ужаса: — О, Зевс, оковы! Как же я дошёл до такой жизни!

Узник сел на соломенной подстилке. Скованные руки подпёрли голову.

   - Не шуми! — приказал флотоводец. — Не шуми и не безумствуй. Я отослал стражу, нас никто не услышит.