- Дам вам совет: не отвергайте предложения Мардония. В конечном итоге вам не выдержать войны против Ксеркса.

   - Он бежал от нас после Саламина.

   - Если бы я знал, что вам хватит сил выстоять до победного конца в этой войне, то не стал бы являться сюда с подобным предложением. Силы царя безграничны, они выше человеческого разумения. Если вы не заключите союз с Персией на столь выгодных условиях...

Поднялся оглушительный шум. Слова Александра утонули в море разъярённых голосов.

   - Я опасаюсь за вас, именно за вас. Из всех союзников вы в первую очередь станете объектом мести Царя Царей. Война вновь обрушится на вас, и ни на кого другого. Предложение Ксеркса не имеет цены. Среди всех эллинских племён он ищет лишь вашей дружбы.

Как только Александр при общем великом смятении закончил свою речь, присутствовавшие на собрании лакедемоняне дружно, как один, поднялись с большим достоинством. Старший среди них проговорил:

   - Афиняне! Спарта послала нас просить, чтобы вы не принимали предложений, гибельных для Эллады. Не слушайте предложений Ксеркса. Мир с Персией принесёт вам позор. Вы начали войну против воли Спарты.

Разразилась настоящая буря. «Это Спарта хотела войны!» — кричали вокруг. Афинян призвали к молчанию.

Главный среди спартанцев продолжил:

   - Поначалу война была только вашим делом.

Раздались шумные отрицания.

   - Теперь война касается всех нас.

Крики толпы сделались весёлыми — прямо школьники, отпущенные домой.

   - Неужели теперь, когда вы навлекли на всех это несчастье...

Бурные проявления симпатии мгновенно сменились настороженной тишиной.

   - ...вы готовы увидеть, как Эллада согнётся под персидским ярмом? Неужели вы, афиняне, всегда боровшиеся за свободу народов, хотите увидеть это?

И все присутствующие единодушно разразились тысячеустым воплем протеста против тирании, завоеваний, несогласия с волей того, кто хотел подчинить себе весь мир.

Спартанец победил. И когда вокруг вновь воцарилось молчание, он продолжил уже не столь громким голосом:

   - Афиняне! Что бы вы ни претерпели, мы разделяем страдания вместе с вами. Ваши дома превращены в руины. Вы не собирали урожай уже два года. И, полностью понимая ваши страдания, мы берём на себя прокорм ваших стариков, женщин и детей. Мы молим вас об одном: не позвольте Александру обмануть вас лживыми речами. Он сам тиран и раб тирана. Будьте мудрыми! Не верьте варвару! Ему вообще нельзя верить.

Посему Афины ответили Александру устами своего представителя:

   - Напрасно ты, Александр, сын Аминты, пытаешься раздуть мощь мидян своими хвастливыми речами. То, что войско их больше нашего, мы знаем не хуже тебя. Но мы будем защищать собственную свободу до последней капли крови. Не пытайся убедить нас заключить союз с Ксерксом. Мы никогда не пойдём на это. Александр, возвратись к Мардонию с ответом нашего города. Пока солнце встаёт на востоке и закатывается на западе, мы не свяжем свою судьбу с варварами, а будем полагаться на покровительство своих богов и героев, чьи храмы и кумирни разрушил Ксеркс, выступим навстречу тирану и изгоним его с нашей земли.

Афиняне слушали, затаив дыхание. Радостный, почтительный шёпот зазвучал в толпе.

Оратор продолжил уже с угрозой:

   - А ты, Александр, никогда более не приноси в Афины подобные вести! Не рассчитывай подтолкнуть нас к бесчестью, прикидываясь, что оказываешь нам услугу! Ибо, хотя связаны мы законами дружбы и гостеприимства, законы эти не вечны.

Александр побледнел. А оратор обратился к спартанцам:

   - Опасения лакедемонян беспочвенны. Мы не станем на сторону варваров. Подобные переговоры были бы постыдны для нас. Нет! Нет нигде столько золота, нет таких земель, какими бы прекрасными они ни были, чтобы заставить нас стать союзниками мидян в деле порабощения Эллады. Мы, эллины, родня друг другу по крови и языку. Мы молимся одним и тем же богам, говорим одни и те же слова. Спартанцы! Мы благодарим вас за предложение кормить наших детей и женщин. Тем не менее мы сами способны утолить их голод. А теперь выводите своё войско в поле. Когда Мардоний узнает, что мы отклонили его предложение, он захочет вторгнуться в Аттику. Встретим же его в Беотии.

Толпа зашевелилась, закричала. Александр, бледный и разъярённый, остался стоять на площади перед Домом городского совета. Приблизившийся к нему глашатай проговорил:

   - Александр, сын Аминты, мне приказано передать тебе, что ты должен под страхом смерти оставить Афины ещё до заката!

Волнующаяся толпа кипела, осыпала посланца насмешками и ругательствами. Несколько камней промелькнули в воздухе.

Мардоний оставил Фессалию вместе со своим войском и фессалийскими князьями, ясно понимая, что так решила судьба. Совершив несколько быстрых переходов, персы хлынули в Беотию и заняли дружественные Фивы. Разве Леонид когда-либо доверял заложникам-фиванцам?

Фиванцы попытались уговорить Мардония идти помедленнее:

   - Там, дальше, нет удобного места для лагеря. Послушай нашего совета и пошли своих людей в греческие города. Тогда эллины возмутятся друг против друга и среди них воцарятся раздоры. Совместно с купленными тобой друзьями ты одолеешь и упрямцев. Ну, а если единство их не будет нарушено, тогда стать господином Эллады тебе, возможно, и не удастся.

Но Мардоний, охваченный душевной лихорадкой, снедавшей его словно огонь, не обратил внимания на речи фиванцев.

Войско его вторглось в Аттику, будто весеннее половодье. Персы снова захватили Афины через десять месяцев после того, как впервые вступили туда, и Мардоний, хотя город был оставлен жителями, вновь бежавшими на Саламин по морю, велел самым триумфальным образом доложить Царю Царей о падении вражеского гнезда.

Весть передали Ксерксу ещё быстрей, чем могла это сделать великолепная персидская конная почта, — с помощью факелов; и Эсхил, поэт-воин, в своём «Агамемноне» подобным же способом известил Клитемнестру о падении Трои. Если зажечь факел на одной из башен Афин, свет его будет виден за много стадиев ото всех сторон. И вот ночью его замечает дозорный, находящийся на следующей башне, посреди Фриасийской равнины. Тогда зажигает факел и он. А там и третий повествующий о победе огонь вспыхивает по тьме. Вдоль всего побережья, вдоль длинной дороги зажигается факел за факелом, от огонька к огоньку передаётся весть. И ещё до того, как в Сузах посереет небо, Ксеркс — а с ним и каждый перс — узнает о том, что Афины вновь пали. Знаки, начертанные огнём на тёмных свитках летней ночи, повествуют Сузам: Мардоний снова захватил Афины.

Афиняне не успели встать на пути персов в Беотии. Афинские послы обвиняли в задержке лакедемонян, праздновавших свои драгоценные Гиацинтеи, весенний праздник Гиацианта, возлюбленного Аполлоном. Послы Афин напрасно твердили союзникам, что уж, по крайней мере, теперь они обязаны выступить против персов и дать им бой на Фриасийской равнине. Союз — вещь вполне реальная, однако отдельные государства всегда эгоистичны, как, невзирая на дружбу, остаётся эгоистичной отдельная личность. Перегородившая Коринфский перешеек стена была уже почти полностью завершена. Откровенно говоря, у пелопоннесцев не имелось особых причин опасаться персов. А вот Аполлон был и остаётся верховным богом, и праздник Гиацинтей по сути своей отмечает смерть и возрождение священной природы. Однако ж не было ли подобное благочестие среди спартанцев следствием того, что персы вновь захватили Аттику?

После десятидневных проволочек, успев за это время полностью закончить стену, спартанские эфоры объявили афинянам, что пять тысяч спартанцев выступили к родному городу гостей. Каждого спартанца сопровождало семеро илотов — так они называли своих рабов. Возглавлять лакедемонскую силу полагалось царю Спарты Плейстарху, сыну Леонида. Однако мальчишка был ещё слишком мал, и его оставили дома играть в войну с другими детьми. А когда Горго, светловолосая вдова рыцаря, который на веки вечные останется героем Фермопил, подвела ребёнка к его кузену и опекуну Павсанию, сыну Клеомброта, назначенному командовать войском, тот нагнулся и обнял крохотного царя. И вся группа и мгновение были полны такой целомудренной красоты, что синее весеннее небо разразилось Гомеровым гимном.