И Ксеркс указал на безграничный морской и сухопутный простор, освещённый одними лишь звёздами.

   - Великий царь, — невозмутимо продолжил Демарат, — правда не доставит тебе удовольствия. Но спартанцы именно таковы, какими я описал их тебе. Я вынужден относиться к ним справедливо, невзирая на то что они причинили мне множество неприятностей. Они не уважали мои права, они убили мою мать, они сделали меня бесправным изгнанником. Твой отец Дарий...

   - Да, мой незабвенный родитель! — взволнованно воскликнул Ксеркс, вспоминая о неудачном походе Дария на греков.

   - Твой незабвенный родитель, — поправился Демарат, — был милостив ко мне. Он предоставил мне дворец, дал в жёны персидскую княжну, отдал три города: Пергам, Тевфранию и Галисарп. Разве не в долгу я перед ним и его сыном?.. Нет, я не стану биться с десятью воинами. Тем не менее при необходимости я сумею справиться с одним из твоих Бессмертных. И это можно сказать о каждом спартанце. В поединке они никому не уступят, а на поле битвы, в строю, становятся непобедимыми.

Ксеркс пожал плечами.

   - Кому же они повинуются? — спросил он.

   - Закону, — ответил Демарат.

   - Закону? — переспросил удивлённый Царь Царей.

   - Закону, — повторил Демарат, — запрещающему им бежать с поля сражения.

Ксеркс громко расхохотался. А потом он встал и потянул Демарата за рукав. Вместе они подошли к краю террасы. Ксеркс поглядел вдаль, и рука его вновь описала плавную дугу.

   - Это немыслимо, — проговорил он.

   - Да свершится всё по твоей воле, великий царь, — пожелал Демарат.

Ксеркс направился внутрь дворца, даже не поглядев на Демарата.

Это была первая из его бессонных ночей.

Воинство Ксеркса напоминало буйный поток, увлекающий за собой все впадающие в него ручьи. Оставив Дориск, Царь царей приказал всем фракийским племенам — покорным ему с той поры, как Мардоний перед Марафонской битвой сделал их своими вассалами, — выходить вместе с ним на войну. Они повиновались.

Мардоний и Масист вели третью часть войска вдоль побережья. Тритантехм и Гергис шли подальше от берегов со второй третью. А посреди них продвигался сам Ксеркс с всеми остальными.

Войско царя персов оставляло за собой опустошённую, разорённую страну и выпитые досуха реки. Расположенные неподалёку от Дикэ озера Исмарис и Бистони не сумели удовлетворить жажду воинства. Река Нест оказалась для него подобием глотка воды, а солоноватое озеро окружностью стадиев в тридцать пошло целиком на питьё мулам. Пээты, киконы, бистоны, сапеи, дерсеи и идоны были вынуждены — поскольку иной возможности сохранить жизнь не существовало — последовать за ратями Царя Царей. Поскольку скот этих племён увели, они решили оставить свои города и поля, очищенные завоевателями от всех припасов. Взяв с собой женщин, детей и все пожитки, эти племена последовали за войском персов. Отказались сделать это одни только сатры. Эти дикие фригийцы, никем ещё не покорённые, глядя с презрением на войско Ксеркса, лишь посмеивались со своих высот, покрытых летом густыми лесами, а зимой снегом.

Бурный поток упорно продвигался на запад. Когда Ксеркс достиг Стримона, маги принесли в жертву богам снежно-белых жеребцов. Их зарезали, как подобает, в яме, чтобы кровь не осквернила чистую воду. Потом жертвы возложили на костёр из миртовых и лавровых ветвей и сожгли, брызгая на огонь молоко и мёд. Принося свою жертву, маги пели священные гимны. Внутренности животных сулили благоприятное персам.

Стримон, реку широкую, выпить досуха не удалось. Через неё навели мосты, и по ним персы пошли дальше. Местность за рекой называлась Девятидорожное поле. Здесь маги вновь совершили жертвоприношения, чтобы чужие боги благосклонно отнеслись к вторжению. Из числа местных жителей избрали девять юношей и девять дев и сожгли их на костре живыми, дабы почтить подземных богов.

В Аканфе Ксеркс задержался подольше и, отдыхая там, с удовлетворением узнал, что канал сквозь гору Афон прорыт. Однако радость царя испортила печальная весть. Оказалось, что скончался Артахей, гигант-ахеменид, рост которого достигал пяти царских локтей без четырёх пальцев, а голос вселял ужас. Полководец, приглядывавший совместно с Бубаром за сверлением и раздроблением скал, был побеждён острой кишечной хворью.

   - Это несчастье для всей Персии, — объявил Ксеркс, предписывая флоту и армии глубокий траур.

Ещё Ксеркс повелел аканфянам воздвигнуть каменный монумент на могиле покойного и поклоняться ему как полубогу. Так они и поступили, вместе с профессиональными плакальщиками повторяя имя усопшего:

   - Артахей! Артахей!

Во время пребывания Ксеркса в Аканфе поставки к его столу разорили всех зажиточных горожан. В отчаянии обращались они к Антипатру, сыну Оргея, самому богатому из фракийцев, который развлекал царя в Фасосе.

   - Антипатр! — стенали прежде состоятельные, а теперь бедные аканфяне, обращаясь к знаменитому фасосцу, сделавшемуся одним из воевод Ксеркса. — Тебя спрашиваем! Во что обошлось тебе пиршество, устроенное тобой Царю Царей на Фасосе?

   - По меньшей мере в четыре сотни талантов серебра, — отвечал невозмутимый Антипатр.

Пир этот был устроен Царю Царей от имени всего города.

   - Я думаю, этого оказалось как раз достаточно, — добавил Антипатр.

Обнищавшие аканфяне с отчаянием воздевали руки к небу.

   - Четыре сотни талантов серебра! — звучал хор их скорбных голосов. — Так вот почему Царь Царей остался недовольным нами, хотя мы сделали всё, что могли. Однако нам, Антипатр, приходится кормить Ксеркса каждый день, не говоря уже о его войске и флоте.

Тогда встал Мегакреон из Абдер, которому пришлось последовать за войском от города.

   - Достойные аканфяне! — начал он. — Вознесите лучше хвалу богам за то, что Царь Царей вкушает в полдень не так плотно, как вечером, и за то, что ему хватает одной трапезы в день.

Состоятельные аканфяне принялись жалобными голосами молить Антипатра и Мегакреона пройти с ними на рыночную площадь перед городом. Там они показали, чем занимались в прошедшие месяцы, после прихода вестников Ксеркса, потребовавших земли и воды для своего господина.

Ослы и рабы без остановки крутили огромные жернова, перетиравшие зерно в муку. Отовсюду сгоняли скот, и притом самый лучший. Одни загоны были набиты быками, другие овцами и козами. Выкопаны были пруды для рыбы и водяной птицы. Злато- и сереброкузнецы трудились над изготовлением всё новых и новых сосудов, плотники, не переставая, сколачивали скамейки и ложа. Ибо и мебель и посуда каждую ночь таинственным образом исчезали из дворца, где Ксеркс вкушал свою вечернюю трапезу.

Войско стояло за городом. А общее число людей в нём, если считать вместе с флотом, увеличилось до пяти миллионов двадцати трёх тысяч и двухсот человек благодаря фракийцам. Впрочем, так утверждают греки, а они любят преувеличивать.

Никто не считал всех евнухов, наложниц, рабов и детей, сопровождавших миллионную рать со всеми её полководцами, военачальниками и простыми воинами. И уж тем более никто не был в состоянии пересчитать верблюдов, зебр, лошадей и псов, охранявших войско спереди или следовавших за ним. Все они ели и пили, а посему нетрудно понять, что реки вокруг пересохли, а богатейшие жители Фракии сделались нищими.

Теперь на пути Ксеркса лежала Фессалия, и флот царя готовился к тому, чтобы проплыть по каналу, прорытому сквозь гору Афон.

Эллада и Лакедемон, афиняне и спартанцы, ожидали надвигавшуюся с Востока беду. Они понимали, что грядущая борьба будет вестись не на жизнь, а на смерть.

Персидская держава ещё не успела состариться. Юные и неутомлённые персы победили под руководством Кира одряхлевших, утративших волю к жизни мидян, а дочь Кира, Атосса, была матерью Ксеркса.