- Тогда вставай. Осталась единственная надежда.

   - Какая?

   - Сделаем себе плот. Выбросим мачту за борт, она не утонет и поддержит нас. Ты силён, помоги мне.

Мужчина вскочил и, воодушевлённый вернувшимся желанием жить, начал толково и быстро помогать афинянину. Судно дёргалось на волнах, свидетельствуя о том, что конец его уже недалёк. На палубе валялся брошенный моряками топор. Главкон схватил его. Передняя и средняя мачты корабля уже исчезли за бортом, однако самая маленькая задняя мачта ещё стояла, хотя парус её разодрало на тысячу хлопающих по ветру лент. Главкон приступил к ней с топором и двумя ловкими и могучими ударами подрубил её, так что следующая волна послала мачту прямо за борт, в клокочущий водоворот, где она и повисла на снастях и растяжках.

Мачту мотало взад и вперёд словно щепку, надежд на неё было мало, однако донёсшийся из трюма грохот известил всех троих о том, что другой возможности им не представится. Варвар поглядел на мачту.

   - Она не вынесет нас в такую бурю, — услышал Главкон слова своего спутника между двумя порывами ветра.

   - Прыгай, — приказал ему Главкон. — Прыгай сразу, как только следующая волна поднимет мачту.

   - Я не могу бросить её, — отозвался тот, указав на женщину, горестно приникшую к палубе, беспомощную и жалкую теперь, когда её защитника не было рядом.

   - Я позабочусь о ней. Прыгай!

Главкон взял женщину на руки. Он был горд тем, что сумеет продемонстрировать варвару свою ловкость. Мужчина бросил взгляд на атлета, понял, что тот достоин доверия, и прыгнул. Он с плеском ушёл в воду, но тем не менее сумел ухватиться за свисавший клок парусины, подплыл к мачте поближе и наконец сел на неё верхом. Афинянин дождался прихода следующей волны. Ноша в руках мешала прыжку, однако время, проведённое на тренировках, не могло оправдать себя лучшим образом. Холодная вода сомкнулась над головой. Чёрные глубины уже манили к себе, но Главкон оттолкнулся ногами и пошёл вверх, чтобы вынырнуть возле мачты, где варвар немедленно помог им обоим сесть на неё, а затем рассёк верёвки, привязывавшие мачту к «Солону», несколькими движениями оказавшегося на поясе кинжала. Волны унесли мачту прочь от корабля, уже погружавшегося носом вперёд под воду. Потом мужчины привязали женщину к мачте — в удобном месте на перекрестье с реей — и сели возле неё, своими телами прикрывая красавицу от воды. Разговаривать было немыслимо. Закрыть глаза тоже. Оставалось только молиться, чтобы боги избавили их от злых воплей ветра, от грохота волн. Шли часы...

Главкон так и не понял, сколько времени носило их по волнам. Корпус «Солона» дал течь ранним утром. Затонул он, наверно, в полдень. И уже перед самым закатом, хотя лучи Гелиоса так и не сумели пробить в тот день штормовые облака, Главкон уловил обращённые к нему слова варвара:

   - Смотри! Что там?

Когда следующая волна подняла их вверх, Главкон попытался вглядеться в густую пелену тумана и пены. Ему хватило одного лишь взгляда, который, впрочем, доставил атлету радость: открывшаяся перед ними ещё едва заметная гряда, продутая ветрами, омытая водами, окованная скалами, и есть земля. Земля, готовая вновь даровать ему жизнь — жизнь, с которой прошедшим утром он столь опрометчиво намеревался расстаться, но за которую теперь, ближе к ночи, собирался бороться всеми своими силами. О своём открытии Главкон поспешил известить своего спутника, поблагодарившего атлета кивком головы и тут же погрузившегося в молитву.

Ветер нёс их вперёд. Главкон, знавший, как подобало эллину, острова Эгейского моря, не сомневался в том, что их выносит к берегу Астипалеи, острова, подвластного персам, крайнего в Кикладском архипелаге. Женщина явно не осознавала опасности, в которой они пребывали. Лишь коснувшись к её груди и уловив сердцебиение, можно было определить, что она ещё жива: постоянная качка и удушающая водяная пыль истощили все её силы.

Мужчины молчали, пожирая глазами бурую полоску, появлявшуюся и исчезавшую за пенными гребнями. Последние мгновения их отчаянного путешествия тянулись танталовой мукой. Из тумана медленно возникали прикрытые тучами горы, лес и вырисовывавшиеся на его фоне белые пятнышки, должно быть, дома. Однако, если глаза сулили им радость, слух свидетельствовал о противоположном. Грохот волн, разбивавшихся о скалы, становился всё громче и громче. И вдруг без малейшего предупреждения мачта вздрогнула и замерла. Прямо перед ними острыми ножами торчали из бурлящей воды две острые скалы, покрытые мокрыми водорослями. А за ними, в каких-то пятидесяти шагах, укрощённые буруны бежали к песчаному берегу.

Мачта застряла в скалах. Волны обрушивались на неё. Тому, кто решил бы держаться за мачту, лучше было бы погибнуть вместе с «Солоном» — такая смерть стала бы более лёгкой. Главкон крикнул на ухо своему спутнику:

   - Плыви на берег! Я вынесу женщину.

   - Спаси её и будешь вовеки благословен. А я умру с радостью. Я не умею плавать.

Мгновение было слишком ужасным, чтобы подобное откровение могло ошеломить Главкона. Природный эллин, он плавал как утка. Подумав, атлет принял решение:

   - Заберёшься на ту скалу, которая повыше. Волна не покрывает её целиком. Найдёшь какую-нибудь опору для ног. И цепляйся за водоросли. Я вернусь за тобой.

Ответа своего товарища по несчастью он уже не услышал.

Главкон разрезал верёвки, удерживавшие женщину на месте, обхватил её левой рукой и погрузился в прибой. Плавал он как делосец, а лучших пловцов не сыщешь во всей Элладе, однако испытание было сложным даже для его могучих мышц. Два раза смертоносный откат едва не утаскивал его под воду. И вдруг ноги его коснулись желанного песка. Он уже видел, что к берегу бегут случайные рыбаки, и дюжина рук избавила его от обеспамятевшей ноши. Какой-то миг Главкон постоял в воде, стараясь как следует отдышаться, а потом повернулся лицом к морю.

   - Ты безумен? — загудели вокруг голоса, показавшиеся ему такими далёкими. — Ты и так едва выплыл! Предоставь твоего спутника его собственной судьбе. Форкий уже обрёк его на смерть.

Однако поступки Главкона более не определялись разумом. Он вновь пробился сквозь валы прибоя, на сей раз в обратную сторону, сделать это было в три раза сложнее. Лишь муж, одолевший гиганта-спартанца, мог победить и колоссальные валы, стремившиеся погубить его. Главкон ощущал, что все мышцы его напряжены до последнего предела. Ещё немного, и он ослабеет, но, невзирая на это, атлет пробивался вперёд. Вот наконец два проклятых «чёрных камня», выступавшие над вздувшимися валами. Варвар всё ещё держался за самую высокую из двух скал. Почему он, Главкон, рискует своей жизнью ради человека, даже не являющегося эллином, возможно, ради верного приспешника Ксеркса? Самый неподходящий момент для такого вопроса, тем более когда на ответ просто нет времени! На мгновение Главкон ухватился за водоросли возле варвара и, одолевая вой ветра, приказал тому держаться за его плечи. Азиат выполнил распоряжение. И Главкон в третий раз погрузился в бушующие воды. Путь к берегу, казалось, длился бесконечно. Каждая новая волна стремилась утянуть его на дно океана, в глубины морские. Афинянин понимал, что силы оставляют его, и распределил их между гребками, как нищий последнюю корку хлеба, стараясь набрать в грудь побольше воздуха перед каждой волной. А потом, когда и сознание, и сила, казалось, вот-вот должны были оставить его, он вновь ощутил под ногами зыбкий песок, снова услышал дружелюбные голоса, ощутил крепкие руки подбегавших к нему незнакомцев. Они перенесли и Главкона и варвара повыше — на сухой песок, подальше от волн. Никакое другое ложе никогда не было столь желанным его обнажённому телу. Руки Главкона саднило — он изодрал их в кровь об острые камни, — а голова горела в лихорадке. Сквозь полузабытье афинянин увидел подошедшего к нему варвара.

   - Эллин, ты спас нас. Назови своё имя.

Атлет едва мог приподнять голову:

   - В Афинах меня звали Главконом Алкмеонидом, но теперь у меня нет ни имени, ни родины.