- Он может взять тебя второй женой.

   - Нет-нет, — упрямилась красавица. — Я хочу быть царицей.

   - Но ты можешь выйти за Артаксеркса, — попытался уговорить её Ксеркс.

   - Не пойду, — не сдавалась та. — Артаксеркс ещё дитя. А Дарий лишь на несколько лет моложе меня. Я хочу выйти замуж за своего кузена Дария и стать царицей Персии. И ты, дядя и властелин, поклялся, что выполнишь мою просьбу.

   - Что ж, быть может, ты просишь не слишком многого, — вынужден был согласиться Царь Царей. — Хорошо. Будь по-твоему, Артаинта. Мы позаботимся о том, чтобы ты стала первой женой Дария.

   - А потом я стану царицей Персии?

   - Станешь, Артаинта, но только позже.

   - Тогда у меня есть ещё одно желание, — приступила Артаинта к самому сокровенному своему помыслу.

   - Ещё одно? — с лёгкой тревогой в голосе переспросил Ксеркс.

С нежной и обворожительной улыбкой Артаинта высвободила свои ладошки из пальцев Ксеркса. И попятилась, словно бы собираясь танцевать. Однако никаких танцев не предстояло. Отступая, Артаинта приблизилась к кушетке, на которой осталась лежать мантия, вытканная Аместридой для Ксеркса.

Протянув вперёд обе руки Артаинта произнесла:

   - Я хочу эту мантию.

Тут тревога Ксеркса сделалась уже серьёзной.

Ибо Артаинта как раз накинула индийское одеяние на свои плечи.

Царственное, алое с тёмно-синей каймой, отливавшее золотым блеском облачение сидело на ней, как на истинной персидской царице.

   - Артаинта, это попросту невозможно.

   - А я хочу, — упрямо настаивала на своём Артаинта, поплотнее запахнувшись в мантию.

Она принялась разглядывать себя в настенном зеркале, как не столь уж давно это делал сам Ксеркс, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.

   - И думать не смей! — вспыхнул побагровевший от ярости Ксеркс. — Мантию эту выткала для меня Аместрида, пока я находился в походе. Я не могу подарить её тебе.

   - А я хочу её, хочу! — ныла Артаинта, вертясь перед зеркалом. — Я видела, как Аместрида ткала её тебе. И знаю всё-всё. Мантия вышла небезукоризненной. У неё хватает недостатков. Скажем, вот здесь, на подоле! Но мне она просто необходима. И я не отдам тебе мантию, дядя Ксеркс. Теперь она принадлежит мне.

   - С чего это вдруг, Артаинта?!

   - Ты же поклялся подарить мне то, что я захочу.

   - Да, но ты уже попросила...

   - Я попросила у тебя сущий пустяк. Чтобы ты назначил меня первой женой Дария и царицей Персии. А мантия мне нужна куда больше. Потом, она так небрежно сделана.

Охваченный отчаянием Ксеркс стиснул кулаки и, взяв себя в руки, попытался уговорить девицу.

   - Артаинта, — произнёс он любезно и ласково, придавая словам интонацию царственного высокомерия, — именно так государь-любовник должен обращаться с новой и молодой фавориткой. — Артаинта, твоя просьба невыполнима. В самом деле невыполнима, моё дорогое дитя. Об этом не может идти и речи. Попроси у меня что-нибудь другое.

   - Не хочу.

   - Ну, попроси у меня несколько городов!

   - Мне не нужны города, — буркнула Артаинта. — Я хочу мантию.

   - Попроси у меня золота, дам, сколько пожелаешь!

   - Но я совсем не хочу золота. Мне хватает золота... Потом, когда я стану царицей Персии, мне будет принадлежать золото всего мира.

   - Тогда попроси у меня войска, Артаинта! Войско — это самый великий дар, который можно получить от персидского государя... Пойми, войско, которое будет находиться в твоём собственном распоряжении...

   - Я не хочу командовать армией, — возразила Артаинта. — Мне нужна эта мантия, и ты обещал мне её, дядя Ксеркс. Ты обязан подарить её мне. Иначе ты нарушишь своё царское слово, и я скажу об этом папе. Я скажу Масисту, что Ксеркс не выполнил своего обещания.

И Артаинта, ещё плотнее запахнувшись в мантию, горделиво выпрямилась — ни дать ни взять маленькая фурия. Она бросила вызов царю. Вообще-то персидские княжны всегда были рабынями собственных отцов, братьев, дядей и племянников. Но, оказываясь в подобных ситуациях и пребывая в таком вот настроении, персиянки сами превращали их в своих рабов.

   - Тогда хотя бы постарайся не попадаться в ней на глаза Аместриде! — вздохнул Ксеркс, и Артаинта со смехом выбежала прочь в тяжёлой мантии, царственными складками свисавшей с её плеч.

Поначалу, первые несколько дней, она наряжалась в мантию лишь перед собственным зеркалом, восхищаясь собой в разнообразных позах, которые, по её мнению, подобали будущей персидской царице, но одежда была настолько к лицу, что Артаинта осмелела и, одевшись в роскошное облачение, начала бродить по галереям. Мать Артаксикса сделала внушение дочери. Царственные вдовы Фаидима и Пармис видели её в этой мантии, хвастающей в пальмовом саду.

Наконец многочисленные княжны и княгини, наложницы и рабыни, обитающие на женской половине, начали перешёптываться: Артаинта стала любимой женой базилевса и расхаживает в мантии, которую Аместрида соткала Царю Царей, пока тот был на войне. Многие не верили этому. И некоторые из женщин уже ходили посмотреть на Артаинту — украдкой, из-за колонн.

Наконец её увидела Аместрида. Увидела и пришла в ярость. В бешенстве она расцарапала своё лицо ногтями и отхлестала служанок плетью. И вся женская половина дворца пришла в волнение, заставившее отодвинуться куда-то на дальний план скорби о павших братьях, зятьях, мужьях и племянниках. Война бушевала где-то вдали, в неведомой никому Европе. А мантия находилась здесь, в Азии, в Сузах, и восхождение к власти новой любимой жены, Артаинты, волновало женщин куда больше чем война, ионяне, Афины да и вся Европа. Все женщины уже знали о мантии, когда Аместрида только впала в неистовство и принялась царапать свои щёки ногтями.

Всеобщий интерес вызывала реакция Аместриды. Однако та не предпринимала никаких действий, пока не наступил день рождения Ксеркса. И в городе и во дворце начался великий праздник. Начиналась тикта, иначе говоря — Праздник Совершенных. Дворцовые повара загодя в невероятных количествах пекли мясные и сладкие пирожки. Пекари изготовляли тысячи небольших буханок, имеющих символические очертания. Кондитеры в тех же формах готовили свои сласти. В сладкие вина добавляли пряностей и подмешивали в них тамарисковый мёд.

Когда наступил долгожданный день, посреди плясок, игр и песен началось благословение царственной головы. Жрецы помазали елеем чело и виски Ксеркса. Благоуханные капли стекали на иссиня-чёрную бороду, наполняя ароматом весь дворец.

Ради этого дня Ксеркс позаимствовал мантию у Артаинты. И сидел в ней, пока не завершилось помазание.

Потом он откушал в одиночестве, сидя на высоком престоле. Блюда царю подносили самые ближайшие родственники. Стол был покрыт золотой скатертью, отороченной золотой бахромой, вся утварь, все сосуды, из которых ел он и пил, горели жарким золотым блеском. Двор с восхищением взирал на царя вблизи, простонародье делало то же самое, но издалека. За вырезанными из мрамора решётками собралась целая толпа, рассчитывавшая увидеть хотя бы отсветы этого блеска и священного величия царской трапезы.

Поначалу царь вкушал яства и пития с торжественной серьёзностью. Каждое движение его совершалось в соответствии с правилами церемониала, и Ксеркс исполнял эти требования с истинно царственным изяществом и великолепием. А потом наступил час, когда царю полагалось раздавать подарки родственникам, придворным и всему народу и исполнять все высказанные ему желания.

Впрочем, проявлять чрезмерную жадность просителю не рекомендовалось: это было попросту опасно. И тем не менее обычаи царского дома запрещали владыке отказывать в этот день в исполнении какой-нибудь просьбы. Поскольку Атосса по причине весьма преклонного возраста на празднестве не присутствовала, первой к царю подошла Аместрида. Поднявшись со своего места подчёркнуто величественным движением, прекрасно понимая, что все глаза обращены к нему, царь спросил у Аместриды, чего она хочет.