8 июля 1916. Казанская «В огромном городе моем — ночь…» В огромном городе моем — ночь. Из дома сонного иду — прочь. И люди думают: жена, дочь — А я запомнила одно: ночь. Июльский ветер мне метет — путь, И где-то музыка в окне — чуть. Ах, нынче ветру до зари — дуть Сквозь стенки тонкие грудú — в грудь. Есть черный тополь, и в окне — свет, И звон на башне, и в руке — цвет, И шаг вот этот — никому — вслед, И тень вот эта, а меня — нет. Огни — как нити золотых бус, Ночного листика во рту — вкус. Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам — снюсь. 17 июля 1916 Москва «Сегодня ночью я одна в ночú…» Сегодня ночью я одна в ночú — Бессонная, бездомная черница! — Сегодня ночью у меня ключи От всех ворот единственной столицы! Бессонница меня толкнула в путь. — О как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! — Сегодня ночью я целую в грудь Всю круглую воюющую землю! Вздымаются не волосы — а мех, И душный ветер прямо в душу дует. Сегодня ночью я жалею всех — Кого жалеют и кого целуют! 1 августа 1916 «Красною кистью…» Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний: Иоанн Богослов. Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть. 16 августа 1916 «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…» Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес, Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой, Оттого что я тебе спою — как никто другой. Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей, У всех золотых знамен, у всех мечей, Я ключи закину и псов прогоню с крыльца — Оттого что в земной ночи я вернее пса. Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной, Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой, И в последнем споре возьму тебя — замолчи! — У того, с которым Иаков стоял в ночи. Но пока тебе не скрещу на груди персты — О проклятие! — у тебя остаешься — ты: Два крыла твои, нацеленные в эфир, — Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир! 15 августа 1916 «Кабы нас с тобой — да судьба свела…» Кабы нас с тобой — да судьба свела — Ох, веселые пошли бы на земле дела! Не один бы нам поклонился град, Ох, мой рóдный, мой природный, мой безродный брат! Как последний сгас на мосту фонарь — Я кабацкая царица, ты кабацкий царь. Присягай, народ, моему царю! Присягай его царице, — всех собой дарю! Кабы нас с тобой — да судьба свела — Поработали бы царские на нас колокола, Поднялся бы звон по Москве-реке О прекрасной самозванке и ее дружке. Нагулявшись, наплясавшись на земном пиру, Покачались бы мы, братец, на ночном ветру… И пылила бы дороженька — бела, бела — Кабы нас с тобой — да судьба свела! 25 сентября 1916 «Счастие или грусть…» Счастие или грусть — Ничего не знать наизусть, В пышной тальме катать бобровой, Сердце Пушкина теребить в руках, И прослыть в веках — Длиннобровой, Ни к кому не суровой — Гончаровой. Сон или смертный грех — Быть как шелк, как пух, как мех, И, не слыша стиха литого, Процветать себе без морщин на лбу. Если грустно — кусать губу И потом, в гробу, Вспоминать — Ланского. 1 ноября 1916 «…Я бы хотела жить с Вами…» …Я бы хотела жить с Вами В маленьком городе, Где вечные сумерки И вечные колокола. И в маленькой деревянной гостинице Тонкий звон Старинных часов — как капельки времени. И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды — Флейта, И сам флейтист в окне, И большие тюльпаны на окнах, И может быть, Вы бы даже меня не любили… * * * Посреди комнаты — огромная изразцовая печка, На каждом изразце — картинка: Роза — сердце — корабль — А в единственном окне — снег, снег, снег. Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый, Равнодушный, беспечный. Изредка резкий треск Спички. Папироса горит и гаснет, И долго-долго дрожит на ее краю Серым коротким столбиком — пепел. Вам даже лень его стряхивать — И вся папироса летит в огонь. |
