Декабрь 1919 «Между воскресеньем и субботой…» Между воскресеньем и субботой Я повисла, птица вербная. На одно крыло — серебряная, На другое — золотая. Меж Забавой и Заботой Пополам расколота, — Серебро мое — суббота! Воскресенье — золото! Коли грусть пошла по жилушкам, Не по нраву — корочка, — Знать, из правого я крылушка Обронила перышко. А коль кровь опять проснулася, Подступила к щеченькам, — Значит, к миру обернулася Я бочком золотеньким. Наслаждайтесь! — Скоро-скоро Канет в страны дальние — Ваша птица разноперая — Вербная — сусальная. 16 <29> декабря 1919
«Простите Любви — она нищая!..» Простите Любви — она нищая! У ней башмаки нечищены, — И вовсе без башмаков! Стояла вчерась на паперти, Молилася Божьей Матери, — Ей в дар башмачок сняла. Другой — на углу, у булочной, Сняла ребятишкам уличным: Где милый — узнать — прошел. Босая теперь — как ангелы! Не знает, что ей сафьянные В раю башмачки стоят. 17 <30> декабря 1919 Кунцево — Госпиталь 1920 «Звезда над люлькой — и звезда над гробом!..» Звезда над люлькой — и звезда над гробом! А посредине — голубым сугробом — Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать, Мне больше нечего тебе сказать, Звезда моя!.. 22 декабря <4 января 1920> Кунцево — Госпиталь «У первой бабки — четыре сына…» У первой бабки — четыре сына, Четыре сына — одна лучина, Кожух овчинный, мешок пеньки, — Четыре сына — да две руки! Как ни навалишь им чашку — чисто! Чай, не барчата! — Семинаристы! А у другой — по иному трахту! — У той тоскует в ногах вся шляхта. И вот — смеется у камелька: «Сто богомольцев — одна рука!» И зацелованными руками Чудит над клавишами, шелками… * * * Обеим бабкам я вышла — внучка: Чернорабочий — и белоручка! Январь 1920 «Я эту книгу поручаю ветру…» Я эту книгу поручаю ветру И встречным журавлям. Давным-давно — перекричать разлуку — Я голос сорвала. Я эту книгу, как бутылку в волны, Кидаю в вихрь войн. Пусть странствует она — свечой под праздник — Вот тáк: из длани в длань. О ветер, ветер, верный мой свидетель, До милых донеси, Что еженощно я во сне свершаю Путь — с Севера на Юг. Февраль 1920 Москва «Доброй ночи чужестранцу в новой келье!..» Доброй ночи чужестранцу в новой келье! Пусть привидится ему на новоселье Старый мир гербов и эполет. Вольное, высокое веселье Нас — что были, нас — которых нет! Камердинер расстилает плед. Пунш пылает. — В памяти балет Розовой взметается метелью. Сколько лепестков в ней — столько лет Роскоши, разгула и безделья Вам желаю, чужестранец и сосед! Февраль <начало марта> 1920 Старинное благоговенье Двух нежных рук оттолкновенье — В ответ на ангельские плутни. У нежных ног отдохновенье, Перебирая струны лютни. Где звонкий говорок бассейна, В цветочной чаше откровенье, Где перед робостью весенней Старинное благоговенье? Окно, светящееся долго, И гаснущий фонарь дорожный… Вздох торжествующего долга Где непреложное: «не можно»… В последний раз — из мглы осенней — Любезной ручки мановенье… Где перед крепостью кисейной Старинное благоговенье? Он пишет кратко — и не часто… Она, Психеи бестелесней, Читает стих Экклезиаста И не читает Песни Песней. А песнь все та же, без сомненья, Но, — в Боге все мое именье — Где перед Библией семейной Старинное благоговенье? Между 6 <19> и 20 марта <2 апреля> 1920 «Люблю ли вас?..» Люблю ли вас? Задумалась. Глаза большие сделались. В лесах — река, В кудрях — рука — Упрямая — запуталась. Любовь. — Старо. Грызу перо. Темно, — а свечку лень зажечь. Быть — повести! На то ведь и Поэтом — в мир рождаешься! На час дала, Назад взяла. (Уже перо летит в потемках!) Так. Справимся. Знак равенства Между любовь — и Бог с тобой. Что страсть? — Старо. Вот страсть! — Перо! — Вдруг — розовая роща — в дом! Есть запахи — Как заповедь… Лоб уронила нá руки. |
