31 русск<ого>декабря 1920 <13 января 1921> Москва Роландов рог Как нежный шут о злом своем уродстве, Я повествую о своем сиротстве… За князем — род, за серафимом — сонм, За каждым — тысячи таких, как он, Чтоб, пошатнувшись, — на живую стену Упал и знал, что — тысячи на смену! Солдат — полком, бес — легионом горд. За вором — сброд, а за шутом — всё горб. Тáк, наконец, усталая держаться Сознаньем: перст и назначеньем: драться, Под свист глупца и мещанина смех — Одна из всех — за всех — противу всех! — Стою и шлю, закаменев от взлёту, Сей громкий зов в небесные пустоты. И сей пожар в груди тому залог, Что некий Карл тебя услышит, рог! Март 1921 Ученик Сказать — задумалась о чем? В дождь — под одним плащом, В ночь — под одним плащом, потом В гроб — под одним плащом. «1. Быть мальчиком твоим светлоголовым…» Быть мальчиком твоим светлоголовым, — О, через все века! — За пыльным пурпуром твоим брести в суровом Плаще ученика. Улавливать сквозь всю людскую гущу Твой вздох животворящ Душой, дыханием твоим живущей, Как дуновеньем — плащ. Победоноснее Царя Давида Чернь раздвигать плечом. От всех обид, от всей земной обиды Служить тебе плащом. Быть между спящими учениками Тем, кто во сне — не спит. При первом чернью занесенном камне Уже не плащ — а щит! (О, этот стих не самовольно прерван! Нож чересчур остер!) И — вдохновенно улыбнувшись — первым Взойти на твой костер. 2 <15> апреля 1921 «2. Есть некий час — как сброшенная клажа…» Есть некий час — как сброшенная клажа: Когда в себе гордыню укротим. Час ученичества, он в жизни каждой Торжественно-неотвратим. Высокий час, когда, сложив оружье К ногам указанного нам — Перстом, Мы пурпур Воина на мех верблюжий Сменяем на песке морском. О этот час, на подвиг нас — как Голос Вздымающий из своеволья дней! О этот час, когда как спелый колос Мы клонимся от тяжести своей. И колос взрос, и час веселый пробил, И жерновов возжаждало зерно. Закон! Закон! Еще в земной утробе Мной вожделенное ярмо. Час ученичества! Но зрим и ведом Другой нам свет, — еще заря зажглась. Благословен ему грядущий следом Ты — одиночества верховный час! 2 <15> апреля 1921 «Душа, не знающая меры…» Душа, не знающая меры, Душа хлыста и изувера, Тоскующая по бичу. Душа — навстречу палачу, Как бабочка из хризалиды! Душа, не съевшая обиды, Что больше колдунов не жгут. Как смоляной высокий жгут Дымящая под власяницей… Скрежещущая еретица, — Савонароловой сестра — Душа, достойная костра! 27 апреля <10 мая> 1921 Марина «1. Быть голубкой его орлиной!..» Быть голубкой его орлиной! Больше матери быть, — Мариной! Вестовым — часовым — гонцом — Знаменосцем — льстецом придворным! Серафимом и псом дозорным Охранять непокойный сон. Сальных карт захватив колоду, Ногу в стремя! — сквозь огнь и воду! Где верхом — где ползком — где вплавь! Тростником — ивняком — болотом, А где конь не берет, — там лётом, Все ветра полонивши в плащ! Черным вихрем летя беззвучным, Не подругою быть — сподручным! Не единою быть — вторым! Близнецом — двойником — крестовым Стройным братом, огнем костровым, Ятаганом его кривым. Гул кремлевских гостей незваных. Если имя твое — Басманов, Отстранись. — Уступи любви! Распахнула платок нагрудный. — Руки настежь! — Чтоб в день свой судный Не в басмановской встал крови. 28 апреля <11 мая> 1921 «2. Трем Самозванцам жена…» Трем Самозванцам жена, Мнишка надменного дочь, Ты — гордецу своему Не родившая сына… В простоволосости сна В гулкий оконный пролет Ты, гордецу своему Не махнувшая следом… На роковой площади От оплеух и плевков Ты, гордеца своего Не покрывшая телом… В маске дурацкой лежал, С дудкой кровавой во рту. — Ты, гордецу своему Не отершая пота… — Своекорыстная кровь! — Проклята, проклята будь Ты — Лжедимитрию смогшая быть Лжемариной! |
