29 сентября 1915 «Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!..» Я знаю правду! Все прежние правды — прочь! Не надо людям с людьми на земле бороться. Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь. О чем — поэты, любовники, полководцы? Уж ветер стелется, уже земля в росе, Уж скоро звездная в небе застынет вьюга, И под землею скоро уснем мы все, Кто на земле не давали уснуть друг другу. 3 октября 1915 «Два солнца стынут — о Господи, пощади!..» Два солнца стынут — о Господи, пощади! — Одно — на небе, другое — в моей груди. Как эти солнца — прощу ли себе сама? — Как эти солнца сводили меня с ума! И оба стынут — не больно от их лучей! И то остынет первым, что горячей. 6 октября 1915 «Цыганская страсть разлуки!..» Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь — уж рвешься прочь! Я лоб уронила в руки, И думаю, глядя в ночь: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны. Октябрь 1915 «Полнолунье и мех медвежий…» Полнолунье и мех медвежий, И бубенчиков легкий пляс… Легкомысленнейший час! — Мне же Глубочайший час. Умудрил меня встречный ветер, Снег умилостивил мне взгляд. На пригорке монастырь светел И от снега — свят. Вы снежинки с груди собольей Мне сцеловываете, друг. Я на дерево гляжу — в поле, И на лунный круг. За широкой спиной ямщицкой Две не встретите головы. Начинает мне Господь — сниться, Отоснились — Вы. 27 ноября 1915 «Лежат они, написанные наспех…» Лежат они, написанные наспех, Тяжелые от горечи и нет. Между любовью и любовью распят Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век. И слышу я, что где-то в мире — грозы, Что амазонок копья блещут вновь. — А я пера не удержу! — Две розы Сердечную мне высосали кровь. Москва, 20 декабря 1915 «Даны мне были и голос любый…» Даны мне были и голос любый, И восхитительный выгиб лба. Судьба меня целовала в губы, Учила первенствовать Судьба. Устам платила я щедрой данью, Я розы сыпала на гроба… Но на бегу меня тяжкой дланью Схватила за волосы Судьба! Петербург, 31 декабря 1915 1916 «Посадила яблоньку…» Посадила яблоньку: Малым — забавоньку, Старому — младость, Садовнику — радость. Приманила в горницу Белую горлицу: Вору — досада, Хозяйке — услада. Породила доченьку — Синие оченьки, Горленку — голосом, Солнышко — волосом. — На горе — девицам, На горе — мóлодцам. 23 января 1916 «Никто ничего не отнял…» Никто ничего не отнял — Мне сладостно, что мы врозь! Целую Вас через сотни Разъединяющих верст. Я знаю: наш дар — неравен. Мой голос впервые — тих. Что Вáм, молодой Державин, Мой невоспитанный стих! На страшный полет крещу Вас: — Лети, молодой орел! Ты солнце стерпел, не щурясь, — Юный ли взгляд мой тяжел? Нежней и бесповоротней Никто не глядел Вам вслед… Целую Вас — через сотни Разъединяющих лет. 12 февраля 1916 «Ты запрокидываешь голову…» Ты запрокидываешь голову — Затем, что ты гордец и враль. Какого спутника веселого Привел мне нынешний февраль! Позвякивая карбованцами И медленно пуская дым, Торжественными чужестранцами Проходим городом родным. Чьи руки бережные трогали Твои ресницы, красота, Когда, и как, и кем, и много ли Целованы твои уста — Не спрашиваю. Дух мой алчущий Переборол сию мечту. В тебе божественного мальчика, — Десятилетнего я чту. Помедлим у реки, полощущей Цветные бусы фонарей. Я доведу тебя до площади — Видавшей отроков-царей… Мальчишескую боль высвистывай, И сердце зажимай в горсти… — Мой хладнокровный, мой неистовый Вольноотпущенник — прости! 18 февраля 1916 «Откуда такая нежность?..» Откуда такая нежность? Не первые — эти кудри Разглаживаю, и губы Знавала темней твоих. Всходили и гасли звезды, — Откуда такая нежность? — Всходили и гасли очи У самых моих очей. Еще не такие песни Я слушала ночью темной, — Откуда такая нежность? — На самой груди певца. Откуда такая нежность? И чтó с нею делать, отрок Лукавый, певец захожий, С ресницами — нет длинней. |
