— Что такое? — строго спросила женщина.

— Мне не нравится, — сказала Оля, — можно другое?

— Не наглей! — сказал мужчина.

— Спокойно, — сказала женщина, — лапочка, ты же его примерила на голое тело.

— Я чистая, — сказала Оля, — я всю ночь в море плавала.

— Ладно, бери другое, — сказал мужчина, — только скорее, мы уже подъезжаем.

За стеклом теперь было море. Было рано, берег был почти пуст. Из-за песчаной насыпи вдруг показались фигурки, покрытые серой грязью. Они стояли с распростертыми руками, подставляя себя на обжиг солнцу. Они на самом деле из глины, — думала Оля, — они все…

— Почему ты не надеваешь? — спросил мужчина.

— Мне ни одно не нравится, — сказала Оля.

— Тогда выходи, — сказал он, останавливая машину, — по городу я так не поеду.

В своих арабских исследованиях Григорий Полозков обращает внимание на описанный в рукописи XVI века необычайный боевой снаряд, применённый мальтийцами в битве при Кирении.

«Огромный корабль, наконец, был разбит ударами ядер и подожжён, но в момент торжества, когда он, огромный и чёрный, начал разваливаться, из него вышли два меньших корабля и продолжили жестокий бой, а когда и они, ценой невероятных потерь, были поражены лучшими воинами и моряками флота Аллаха, из каждого вышли по два ещё меньших накира, и все четверо сразу вступили в схватку, двигались стремительно и дрались свирепо».

Полозков описывает (на основании свидетельства рукописи), что флоту удалось восьмикратно уничтожить таинственную машину. То есть из четырёх разбитых воинами Аллаха кораблей выступили восемь меньших, а когда удалось уничтожить и их, показались шестнадцать совсем малых. Чем дольше это длилось, тем меньше шансов оставалось у флота. «В конце, — пишет Абу ал-Махри, — словно рой жалящих ос осадил флагманское судно Ахмад-паши и уничтожил его, нанеся тысячу малых уронов…» Оставшиеся корабли флота были рассеяны; из преследуемых «роем» спаслись лишь два, но один затонул в бухте Диба, попав в узкую горловину Ашгум-эль-Гамиля при противном ветре, а последний и единственный ошвартовался в гавани Дамьетты. Позднее его капитан был сурово допрошен самим беглейбеем, интересовавшимся причиной гибели кораблей султана, и, очевидно, принял свою новую судьбу на одной из галер Аллаха; но простой матрос вернувшегося корабля рассказал в портовой таверне всю историю ал-Махри, подтверждая её неслыханными словами и противным Аллаху напитком неверных.

На основании этого рассказа Полозков приводит схему неосуществлённого и неосуществимого в его время боевого механизма, обладающего качествами неуничтожимости. Будучи разрушен как целое, снаряд, по мнению Полозкова, ведёт бой своими частями — и каждая представляет собой боевую единицу, способную, в свою очередь, дробиться на меньшие боеспособные машины.

Полозков приводит абсурдную цифру — 27 раз (или 27 поколений, или делений). Это вряд ли возможно в одном бою и представляется сомнительным вообще, поскольку количество машин при этом должно составить 134 217 728 единиц.

Каждый может завести Книгу потерь. Как бы выставить счёт жизни. Или Ангелу-хранителю. Или Самому.

Лучше взять для этого общую тетрадь или толстый альбом и разграфить его в виде таблицы: номер, дата, наименование, размер, примечания.

Если вы сумеете сосредоточиться, вы непременно вспомните свои детские утраты. Причём из глубины памяти будут всплывать всё новые, и, чтоб сохранить последовательность записей, вам придётся вклеивать в альбом дополнительные листки. Всё, что у вас украли, отобрали, чего лишили, что вы потеряли, растратили, не смогли сохранить.

Не ленитесь хотя бы раз в неделю записывать текущие потери, пока они не забылись и не оказались пропущенными в записях.

Берегите Книгу потерь! Если вы потеряете её, вам некуда будет эту потерю записать.

Может быть, у вас есть компьютер? Удобней работать в нём. Вы сможете, ведя учёт текущим потерям, вносить в начало вспоминаемые вами потери давних лет.

Вы будете поражены, как много их окажется в вашей жизни и как быстро будет расти Книга! И однажды, может быть, исписав две или три тетради, вы решите, из любопытства, подвести итог. Вы, наверное, зачитаетесь Книгой потерь и вспомните всю свою жизнь. И удивитесь, как много у вас всего было, если вы так много смогли потерять! Вас изумит общая сумма потерь, и вы невольно задумаетесь, откуда, откуда же всё это взялось у вас — какими богатствами вас наделил неведомый добрый невидимка!

Так Книга потерь покажет, что жизнь, оказывается, щедра к вам, и не иссякает этот загадочный источник всего того, что у вас ещё смогут отобрать.

Контора Левитова, где я забираю для Gabrielя строганые брусья и балки. Левитова убивает выдвинувшийся из письменного стола ящик, в котором он хранит пистолет. Со Стасом мы балуемся так: я стреляю в него из револьвера, чтобы попасть в рюмку, которую он держит, но попадаю сначала в провод, а потом в какую-то картину под стеклом. Тарвиду я говорю, что моё условие: на яхте пойдёт только тот, кто участвовал в её ремонте сам или вкладывал в это деньги.

Потом я иду по солнечным улицам города. Весна. И попадаю в Академию йоги. Я ищу там буфет, чтобы выпить кофе с булочкой, а нахожу Гориславца. Он говорит по телефону и передаёт мне трубку, а я начинаю смеяться, не могу удержаться, и тот, кто на другом конце провода, замолкает. И молчит, хотя я кричу, смеясь: «Алло! Алло!» Я вешаю трубку.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спрашивает Гориславец, — Что пишешь?

— Ощущения, — отвечаю я.

— В каком смысле?

— Ну, это как бы чувства, но кратковременные, моментальные, не имеющие названия.

— Не ставшие глыбообразными, как чувства, которые мы называем. Как бы мимолётные.

Коричневый мягкий свет в комнате, пыльные соломенные блики на длинном столе и на усах и лысине Гориславца.

И я вижу, он размыт и неясен, и время его замерло, и я испытываю мимолётное ощущение, не имеющее названия.

Бродячее Дерево был белым и тучным немцем. Неожиданно оказавшись в роли исследователя, он совершил открытие: он первым обнаружил в глубоком лесу племя Деревьев. Много лет провёл он среди них и сумел постичь самую суть их странного существования, тайну их древесности, названной позже феноменом триинга.

А тайна заключена в том, что племя Деревьев — это племя одного-единственного человека. Только одного. Всегда.

Свои наблюдения БД оформил в пространный труд, который по праву признан наиболее полным исследованием этого явления.

Все люди племени, пишет БД, считаются деревьями. Причём деревом на языке племени называются и различные растения — от кустарника и лиан до зелёных гигантов верхнего яруса, и также весь лес, и все неизвестные леса, существующие в мире, и весь мир. Происходит это не от несовершенства языка, а из мировоззрения племени. Деревья могут быть проявлением целого дерева или его частями, что в речи обозначается приставками или определениями. И только один — тот, который видит деревья, — является единственным человеком.

БД замечает, что стоило немалых усилий, времени и приключений обнаружить его.

Сведения о нём скрыты строжайшим табу — при том, что они известны каждому жителю племени, кроме разве что малых детей.

Оказалось, что как раз каждый и является этим самым человеком. А остальных считает деревьями. Табу не позволяет ему открыть окружающим правду о себе. И о них. Такой взгляд создал необычную и сложную систему отношений и, особенно, воспитания.

Поначалу для БД было неясным, как родители (а люди-деревья живут парами) объясняют ребёнку, что он — человек в мире деревьев, когда сами представляют его деревом, впрочем, как и друг друга.