Мою судьбу после развода решали на семейных советах, потому что она «не лезла ни в какие рамки». Муж ушел от меня к другой женщине. Зато оставил мне свою восьмимесячную дочь Катю. И не надо спрашивать, зачем я выходила замуж за «дядю с ребенком»!

Мама сказала: «Надо отнести и положить ее прямо на порог их квартиры. Позвонить и убежать. Это их! Пусть забирают…»

Папина сестра Танечка сказала: «Это как же так? Это ж взять и просто так поломать жизнь молодой девке! Это ж взять и навесить!»

Папин брат Гриша согласился: «Одно дело хотя бы наполовину свое, а другое — вообще чужое».

Папа и дед Павел молча вздыхали. А бабушка Шура вызвала меня в коридор, скомандовала: «Бери ребенка, никаких колясок, будем делать ноги! Видишь, как оно? Вот как! А никто не верит! Заколдованные они, точно тебе говорю. Заколдованные…».

И мы убежали. Неделю ночевали у бабшуриных знакомых, людей странных, немытых, но добрых. Катькины штаны стирали у одних, сушили у других. Но гладить не гладили. Бабшурины знакомые были люди без утюга. А в конце недели мы ее окрестили. Катьку, а не бабу Шуру. Катьку и меня, если точно.

Свою дурную комсомольскую совесть я успокоила мыслью о том, что хотя бы раз в неделю младенцев надо купать…

Один преподаватель художественного училища, выдающийся график и замечательный педагог, имел обыкновение называть учеников «зайчиками» и «рыбочками». Тянулось это с незапамятных времён, пока Аня Нилина не поняла, что «зайчиками» любимый наставник зовёт исключительно студентов тёплых, пушистых и ласковых, а «рыбками» — холодных, скользких и с тупым бессмысленным взглядом. Что тут началось! Слёзы, обиды, бойкоты, подворотенный мордобой, сжигание экзаменационных работ, увольнение, статус беженца и переезд в другую страну.

Мораль: никогда не называй рыбку, даже самую сообразительную и симпатичную, зайчиком.

Один преподаватель художественного колледжа, успешный дизайнер и востребованный шрифтовик, имел обыкновение называть студентов «зайчиками» и «рыбочками». «Зайчиками», понятно, юношей, а «рыбочками» — девушек. Юношей — тёплыми, пушистыми и ласковыми зайчиками, понятно? А девушек — холодными, скользкими, безмозглыми, эволюционно отсталыми рыбками, ясно? Что тут началось… Угрозы, иски, демонстрации, газетные статьи, адвокаты, суд, увольнение и запрет на профессиональную деятельность.

Мораль: в чужой монастырь со своим полууставом не суйся.

Одна более чем заслуженная поэтесса как-то раз выпустила книгу детских стихов «Вечная битва, или Санта Клаус летит на Солнышко». Что тут началось! Ничего гендерного ей, против обыкновения, припаять не смогли и присудили премию за искромётный нравственный традиционализм и «гелиоцентрическую устойчивость в охуевше-опизденевшем мире современной поэзии».

Мораль: репутация — это «кто», а не «какой», «зачем» и «надолго ли».

Одна молодая дама с немаленькими тараканами в голове, по призванию тревожная межпланетная радиограмма, а по роду занятий технический писатель, натурально, сочиняла справку к новой почтовой системе. Вступительную часть было задумано высылать каждому пользователю сразу после регистрации. Предполагалось, что начав с истории письменности и писем вообще, материальной и электронной почты в частности, обтанцевав философскую ценность связи, приветствие команды разработчиков расскажет о преимуществах нового сервиса и создаст у клиента иллюзию присутствия, вовлечённости, доброжелательности и сотрудничества (вкупе с неуверенностью в конфиденциальности, перспективности и надёжности прочих почтовых систем). Дама-надомница только что вернулась с кухни, волоча на шнурке связку крашеных гуашью газет — в их удручающем взаимоположении и состоянии опытный человек легко узнал бы одну из собачек-бессмертниц русской литературы, неизменные во всей своей живучести, обречённости и непостижимости тип, образы, а зачастую, что скрывать, и идеи которых пытались воплотить «такие мастера слова, как Достоевский, Тургенев, Гаршин, Чехов, Куприн, Троепольский, Владимов», — глядя под стол на мирно шуршащую собачку, дописывала дама. «Sincerely yours. Шануймося. Az üzlet már zárva volt. Czy te bułeczki swieze? Smím prosit o valčik? Dánke, Schöne. С любовью». Набросав историко-эпистолярный экскурс и оставив корпоративные похвальбы на потом, Н. принялась за главку о почтовом этикете:

«Получив письмо, не отвечай на него как можно и как нельзя дольше. Неотвеченное, оно у тебя есть, — раздраженная экивоками немолодого провинциального человека, чьи сочинения её тараканы когда-то нежно любили, расстроенная присуждением премии когдатошней сопернице и интимной подруге, строчила надомница-дама. — А когда — правильно в голове подсказывают, рано или поздно, потому что вовремя в таком деле не бывает, — когда всё-таки напишешь ответ — будь умницей, постарайся как можно дольше его не отправлять. В горестный, хотя избежимый миг отправки дефицитная энергия…» — торопилась дама, чувствуя, как слово за словом перетекает из неё эта дефицитная энергия в слишком длинный текст, адресованный слишком большому числу потенциально внеземных адресатов.

Мораль: всяк сверчок ищи свою рыночную нишу.

Ты уже, наверное, догадалась, к чему это, — писал один не вполне молодой человек своей вполне молодой корреспондентше, — а может и не догадалась, может я только выдумал себе чью бы то ни было, в том числе и собственную, догадливость, в то время как мир как раз катастрофически недогадлив, то есть наоборот: недогадлив счастливо, охранительно и устойчиво; ласков, но в ласках своих небрежен, хоть и называет нас то «солнышками», то «далёкими друзьями», телеграфируя милые, раздражающие, выводящие из себя «будь здоров», «держись», «сочувствую», хотя в сущности, что может быть нежней, чем со-чувствие, и почти издевательские смайлики, — хотя что может быть смиренней, чем не нарисованные даже, но взятые взаймы примитивные, безликие, обобществлённые «☺☺», которые, тем не менее, заставляют то сжиматься, то расцветать, то беситься от давнего страха, — и ты ждёшь этих страшных и информативных писем утром, днём и вечером, а твой (текстовый процессор услужливо и оптимистически подсказывает: «Твой навеки») собеседник не торопится: не торопится, потому что редактирует перевод, верстает районную газету или подключается к новому почтовому сервису, а потом, закончив работу и обустроившись, пишет примерно следующее: «Привет, здесь хорошая погода, вчера ходили с мужем в новый ресторан. Твоя — Тигровая краватка 1, con amore», — и ты тогда тоже издевательски думаешь: интересно, товарищ Слуцкий написал «Лошадей в океане» до поездки в Италию или после? Хорошо бы после, потому как если исходить из нашего скромного, но верного понимания основ-истоков поэтической комбинаторики, не что иное, кроме нововыученного присловья «Con amore», сподвигнуть на сочинение с таким названием не может. Или это были не лошади? или не в океане? В общем, надо в интернете проверить. Или ещё где. Я на самом деле смутно помню, что там какой-то случай из жизни в основе лежал, но дела это менять не должно. Аня, Аннушка, Нюша, кофточка, лампочка, сестричка, подружка-палиндром.

Морали, милый, у меня себе и миру нет, а тебе такая: не ищи вербальных решений для невербальных задач. «Целую в щёчку», «удачи».

Есть две гипотезы. Первая, подчёркнуто «мужская»: если говорить друг другу тривиальные вещи, мир испортится. Вторая (зачёркнуто «женская»): если говорить друг другу нетривиальные вещи, все нетривиальные вещи очень скоро закончатся: станут тривиальными. Кто считает, что одна версия другой не помеха, те, в основном, помалкивают.