О них никто ничего не знал. Более того, все окрестные племена они распугали именно этим. После того как они всех распугали, они вконец распоясались и пошли куролесить. И не было народу их имени. И не было соседям их жизни спокойной да ласковой. Единственное, что о них было известно — то, что без усов ходили и любили зело воевать. Так повествуют древние хроники. После этого народа не осталось ни единого памятника. Хотя доподлинно о них известно, что у них была письменность и были они весьма искусными архитекторами…

Монголоидный люд совсем не имел ни лица, ни стыда. Как он жил — было никому не ясно. Хурулуй-хан любил зевать и кушать балык. Более ни к чему он пригоден не был. Расселился монголоидный люд в преддверьях гор Гималайских, медведей местных пугая, гоняя козлов и козлищ противных. Было еще, недалеко, Великое Синее Море. К нему монголоидный люд на поклон имел обыкновение бегать. Было море круглым, бурлящим, гротескным. Любил монголоидный люд бури. Прошло время. Море занесло песком. И из синего оно стало песчаным. Старое море исчезло, а вот бури остались. Любил монголоидный люд это дело.

Таков был гимн монголоидного люда в одном из современных переложений. Переживания были у них в моде. Монголоиды переживали, что называется, «и многое, и многих». Лишь синее гималайское небо они не могли пережить. Когда явился к ним Будда и спросил: «Was wollen Sie?», они скромно ответили: «Войдите». Так и приняли учение Будды в качестве небесной догмы, обрадовались учению о перерождении. Узнали, что бессмертны, но далеко не бессменны, что привело их в легкое замешательство. И все они слегка помешались. И ведь совсем несложно быть веселящимся буддийским монахом, сидеть на берегу Иссык-Куля и считать звезды, пропорциональной мозаикой выложенные на уступе хрустального небесного купола. Странное это было племя монголоидов. И было оно чужое для всех. Когда в моду только-только начала входить чаша для подаяний, монголоиды увлеклись табаком, рисовой водкой и праздниками. «Мы никогда так еще не веселились», — говорили монголоиды и пели свои монголоидные песни. И казалось, что небо действительно становится ближе, а вся жизнь — лишь процесс приближения неба к себе, в результате которого начинаешь топтать небо своими пятками, отчего пяткам — щекотно, и тебя наполняет светлый безоблачный смех, и ты взлетаешь. Благодаря этому чудодейственному ощущению, преодолевающему всяческие комплексы неполноценности, монголоиды на скорую руку сколотили громаднейшую армию и за несколько сотен лет покорили всю Азию, опровергнув, тем самым, слова одного учителя: «Не суйтесь в Азию, она вас проглотит и не поперхнется. Да так быстро — что и сами не заметите». Монголоиды посмотрели по сторонам, плюнули на слова одного учителя и пошли покорять Азию. И ведь покорили! Словно тайфун промчались по миру и канули в небытие, а память осталась…

Что еще рассказать о монголоидах? Желтый песок и желтое солнце сделали свое черное дело — монголоиды были желтыми. Настолько желтыми, что никакие гималайские снега не могли их очистить. И род свой ведут они от Великой Желтой Реки, из которой и вышли, если верить их собственным преданиям. Помимо монголоидов в реке обитали еще и крокодилы. Победили в неравной схватке изворотливость человеческого ума и хитрость, издревле присущая монголоидному роду. Здесь должна появиться чайная роза. Монголоиды очень любили чайную розу. Созерцая ее, монголоиды видели, что небо действительно становится ближе. «С меня хватит! — воскликнул один из монголоидов, утомившись от всего, описанного выше. — Пойду делать себе обрезание». Так появился Хазарский Каганат. Однако же, несмотря на все это, звезды по-прежнему были инкрустированы в хрустальный небесный купол и монголоиды в большинстве своем продолжали их созерцать. В любое мгновение мог начаться дождь. В любое мгновение все мы могли умереть. Спрашивается в задачке: а зачем я рассказал все это? И вот здесь наступило неловкое молчание, которое нужно было хоть как-то нарушить. А я молчание нарушать не умею. Несмотря на то, что я — человек, я люблю помолчать. Исчезнув, монголоиды замолчали навечно. Так будем же молчать и мы.

Последнее, что вспомнилось из увиденного: толпа кардиналов, шествующих по узенькой улочке, распевающая какой-то псалом. А перед этим — фонарщики зажигали вечерние фонари. Был вечер. Был вечерний город. Было душно. Несколько суток подряд город ждал грозы. Город дождался, а его успели убить до наступления грозы. Так он и умер в ожидании грозы. С широко раскрытыми, немигающими, стеклянными глазами умер приговоренный, словно вглядываясь в горизонт в ожидании грозы. Больше он уже ничего не помнил, ни о чем не просил, ничего не хотел…

Ги де Мопассан без малого два года провел в психиатрической лечебнице. Камю родился в Алжире и из своих детских воспоминаний черпал силу, а Мопассан пытался убежать в Алжире от своего сумасшествия. У Ницше постоянно болела голова, а Даниил Хармс курил трубку.

Все это — постмодерн, уже порядочно затасканный и всем поднадоевший.

Наполеон плохо разбирался в астрономии, величал Венеру (есть такая планета на тверди небесной) звездой и умер от наследственного рака печени.

Все это — перечисление каких-то фактов, казалось бы, разрозненных, но как что-то может быть разрозненным в единой системе, какой является мироздание? Отсюда: если бы Платон не написал «Государство», а Сократ не выпил бы цикуты — меня бы не было.

Вспомнилась еще дорога, выложенная брусчаткой, по которой вели к помосту…

Жизнь мирно текла. Хунны остановили китайскую экспансию в Европу. Хазары спасли Киевскую Русь от мусульманства. Арабы отстроили средневековую Испанию. Японцы украли у китайцев письменность и вместе со всеми своими богами стали буддистами. А китайцам понадобилось целых 700 лет для того, чтобы вспомнить о том, что все они — прирожденные буддисты.

Знающий не говорит, говорящий не знает. Лжет ли лжец, если он говорит о том, что он лжет? Проще: лжет ли лжец, лжа о собственной лжи?

Жили-были горы. А в горах был город А где-то, далеко-далеко, по ту сторону гор, тоже был город. И в этом, втором, городе жило одно чмо, которое хотело попасть в тот, первый, город. Но метро туда не было проложено, самолеты туда не летали, корабли не плавали. И решило чмо, что нужно подумать о том, как туда попасть, но вот незадача: мозгов у чма не было. От этого случился со чмом нервный припадок — так оно и умерло в истерике. И никто о нем больше не вспоминал. И только горы вздохнули с облегчением, когда весть о смерти чма до них долетела.

По улице косяком шел дождь. Оставались лужи. Дождь был большим. Получилась одна большая лужа. В луже завелся косяк рыб. А потом пришел наркоман, свернул этот косяк и выкурил его. Дождь обиделся. Наступила засуха. Бедный наркоман от стыда умер. Умер не просто так, а по приговору городского суда.

Все умирают по-разному, но перед смертью почему-то все равны, и на разницу уже почему-то почти что наплевать…

Пусть они все отойдут. Один за другим, не насытив ни глаз, ни ухо.

Рассказа не будет. Ни действия, ни сюжета.