Кстати, про дела этих «знающих» людей говорят разное. Одни рассказывают — уходили искать ядоа. И многие из них находили места, где ядоа росли так же часто, как редкие цветы. И они жили там бок о бок с ядоа, погибая из-за них и убивая их. Каждую минуту зная, что те рядом. Ища их и боясь их. И мелкие бесы, пойманные в положенные под пороги расписанные Именами кувшины, переставали стучать в их стенки, помня, кто растёт рядом.
Другие говорили — люди молились и просили помощи или просто времена менялись, и ядоа вырастали вокруг сами. А кто-то даже говорил, что Праведники повелевали ядоа прорасти из земли, и те вырастали. Находились даже верящие, что одним из таких «Повелителей ядоа» был знаменитый Хони-кровельщик, и вызвал он их точно так же, как однажды вызвал дождь: вырыл ямку, как для посадки дерева, и, встав в неё, весь день, не трогаясь с места, произносил заклятия. Говорят даже, что сразу после того чудесного дождя и начали расти ядоа.
Ещё поговаривали, что ядоа получаются из тех, кого земля поглотила за их грехи. Только в этом виде они могут перерождаться и искупать свою вину. Или из тех, кого вопреки Закону казнили, закопав живьём в землю, и Земля смилостивилась над ними, дав им новую жизнь. Говорили даже, что просто некоторые мёртвые возвращаются как ядоа, Земля даёт им жизнь, а за что — великая тайна. Но наверняка всё это ерунда, не имеющая ничего общего с правдой.
Во время крестовых походов ядоа в Святой Земле уже давно не было, но и среди христиан, и среди мусульман ходила легенда о «городе адней а-садэ, Повелителей поля». «Повелители поля» в тогдашних рассказах были похожи на ожившие корни мандрагоры размером с человека, прикреплённые толстой пуповиной к корню, напоминающему растопыренную ладонь. Они все умели говорить, но речь их только напоминала человеческую и скорее была похожа на скрежет трущихся веток и шорох песка, хотя опытный человек мог бы уловить в ней древнееврейские созвучия. И все они умели колдовать, повелевать растениями, животными и даже погодой со всеми её явлениями. Город «Повелителей Поля», по легенде, стоял в тайном месте, в поле, заросшем травой высотой в три человеческих роста. На нескольких огромных полянах травы и стволы деревьев сплетались в шатры, составляющие иногда довольно сложные палаты. Там, в этих сумрачных травяно-древесных лабиринтах, скрывались «Повелители Поля», а все поля и деревья вокруг кишели хищными зверями, ядовитыми гадами и ужасными тварями, растущими, как и «Повелители Поля», на выходящих из корней в земле пуповинах. Шестеро самых старых «Повелителей Поля» вырастали из общего корня в самом центре города, и над корнем их, заваленным древним камнем-жертвенником, стволы огромных древних кедров переплетались в подобие храма. И пока стоит этот город «Повелителей Поля», утверждала легенда, право иудейское на Святую Землю не может быть оспорено никем, и лишь тот, кто перебьёт всех тварей, выкопает и размелет в муку все их корни и выжжет дотла поле вместе с городом, тот получит от Неба право повелевать Святой Землёй навсегда.
Легенда, прямо скажем, глупая, хотя и захватывающая, да ещё с налипшими по дороге выдумками, свела с ума не одну сотню рыцарей, как под крестом, так и под полумесяцем, а также десятки монахов и дервишей. Не раз возле зарослей высокого тростника, в удушающей ряби заросших жёсткими травами полей, сходились отряды христиан и мусульман, считавших, что они нашли это Последнее Поле. Говорили даже, что легенда то ли была нарочно запущена иудеями, то ли просто кто-то из них был неправильно понят собеседником-иноверцем, а остальное доделала фантазия последнего.
Некоторые утверждают, что в эти самые времена среди иудеев от Ашкеназа до Египта вдруг вспыхнул острый интерес к ядоа. Иудейские ходоки, ищущие ядоа как знак скорого Возвращения Народа, пошли в Святую Землю вереницами и толпами, и их удивительными рассказами можно заполнить тысячи свитков.
Говорят, лес в Провансе похож на лес в Святой Земле: сверху лёгкий, как серо-зелёный дым, а корни тонут в сизом, холодном болоте теней. Может, поэтому многие так легко путали эти два места: ездили по прованским холмам, а чувствовали, что едут по Галилее, записывали свои видения, а подписывались именами людей, живших в лесных пещерах Иудеи.
И, может, поэтому во времена катарской ереси здесь распространились слухи об опустошительном появлении ядоа. В результате провансальские каббалисты едва не признали местные холмы заменой Святой Земли, вплоть до призыва тут и построить новое Царство, а население едва их не растерзало за наслание убивавших направо и налево демонов. К счастью, виконт де Тренкавель отправил в лес некоего раввина Авнера в сопровождении десятка рыцарей и баскского знахаря. Из томительного предзакатного жара отряд вошёл в похожий на остывающий жертвенный дым лес и затерялся в нём на несколько страшных дней. Выйдя ослепительно-белым днём к окрестностям Нима, Авнер развеял нелепые слухи, принеся весть, что за ядоа были приняты деревья-оборотни, которых местные жители и баски называли гару. Новость эта стоила жизни шести рыцарям, знахарю и двум авнеровским ученикам, но вернула всё на свои места.
В некоторых семьях выходцев из Цфата рассказывают, что во времена после изгнания из Испании в Цфате, после одного Дня Искупления, некий рабби Меир подбил своих немногочисленных учеников и многих из Народа искать ядоа в окрестных горах. Искать шли только попарно, муж с женой. В синих сумерках вся гора Мирон и холмы вокруг усыпались парными огоньками. И говорят, будто несколько пар видели ядоа, и это сочли знаком, что Земля снова возвращена своему Народу.
Правда, знаменитые мудрецы рабби Меира не поддержали, даже наоборот — осудили, и, видно, не зря: того скоро вызвали к иерусалимскому судье, «кади». Поговорив с Меиром, «кади» отпустил его с миром, заявив, что произошло недоразумение, которое разъяснилось. Больше Меир на поиски не ходил, а «кади» после их разговора несколько дней был чрезвычайно резок и нервно весел.
Но эпидемия веры в ядоа уже отравила часть Цфата: их часто видели, считалось, что ядоа живёт в поле или огороде такого-то раввина или даже не раввина, ядоа насылали сны и чудеса. О них вопрошали демонов-шедов при гадании на зеркале, но те или многозначительно молчали, или несли такую чушь, что уши вяли. Гадалка на масле донья Соньядида рассказывала всем желающим свой пророческий сон о пришествии Мессии. Во сне она стояла под яркой луной, по пояс в тёмной трясине, из глубины которой росли высокие жёлтые цветы. Два ядоа, похожие на светлые человекоподобные клубни, длинные пуповины которых уходили во тьму трясины, говорили с ней «руками», как глухонемые, о знамениях Последних Дней.
Ещё один человек и его жена, чьи имена до нас не дошли, рассказывали, что как-то ночью им вдруг захотелось побродить по окрестностям, и они пошли, будто в полусне, куда глаза глядят, пока не потеряли из вида жилые места, хотя ушли от них явно совсем недалеко. Они вышли на освещённую луной и продуваемую свежим ночным ветром неширокую дорогу и шли по ней, то тут, то там натыкаясь на сидящих возле дороги в обрывках проходящего сквозь густые кроны слабого света торговцев, подле которых небольшими грудами лежали разные плоды, у каждого свои. Лица людей и их фигуры разглядеть было невозможно, они были как смесь света и теней, только толстые, грубые вёрёвки, обмотанные вокруг туловищ вместо поясов, были хорошо видны. Торговцы не обращали на пару никакого внимания. Они оживлённо переговаривались-перекрикивались между собой, во всяком случае, в воздухе звучали несколько довольно громких голосов, и было душновато от кишащих в ночном воздухе слов (вернувшись домой, супруги поняли, что этого не могло быть — торговцы сидели слишком далеко друг от друга; проходило иногда по десяти минут, пока пара доходила от одного торговца до другого).
Торговцы всё время, не глядя, пихали им в руки плоды, вроде как попробовать, и они пробовали, а потом и сами стали подбирать плоды с земли и есть на пробу. И вкус плодов вёл их от торговца к торговцу, заставляя искать следующего, как заставляет сладкое искать солёного, а потом запить, а потом заесть, и снова искать острого, и кислого, и так далее. Они ходили по извилистой и ветвистой дороге, выискивая то, чего им хотелось в данное время, а прохладный ночной ветерок всё дул в лицо, и ночные цветы пахли то приторной сладостью, то гнилью, и дрожала на земле чёрная вязь теней. И они стали понимать, что ходят по дороге, ведущей в Сад. А потом им стали попадаться мёртвые торговцы, и кучи плодов возле них были разбросаны или раздавлены, плоды лежали быстро гниющей кашей, а то их и не было вообще. Тела мёртвых торговцев страшно и быстро менялись, иногда они выглядывали из-под похожей на старые тряпки одежды, а толстые пояса были разрезаны и напоминали белёсые, шершавые стебли. На дороге стали попадаться странные темнолицые люди, хитро глядящие и говорящие угрожающими намёками; мелькали в сгустившихся тенях кустов страшные тени, кто-то смотрел оттуда в упор. Луна поблекла, вязь теней стушевалась, всё затянул странный сумрак. А они всё бродили по дороге, заходя в пастушьи хижины, в старые развалины, где горели факелы и стояли кричащие о чём-то толпы, подходили к кострам на обочине. И цель у них была одна: опередить, найти нужные плоды до того, как растопчут, убьют, умрут, исчезнут, совсем стемнеет перед рассветом, совсем откажут болящие от ходьбы ноги, настигнут их, перестанет пахнуть цветами…
