3 ЗАГОВОРЩИКИ. ОХОТА Уже по небу разливалась Багряноцветная заря, Природа тихо пробуждалась, В сребре и золоте горя, Когда холмы, леса, болота, В хаосе шумных голосов, Узрели вдруг царя охоты Между завистливых врагов. С челом открытым, величавым, Любуясь зеркалом ружья, Перед собранием лукавым Он шел как вождь и судия. Всегда на брань идти готовый, Владыка долов и полей, Он видел происки и ковы Своих обманчивых друзей. Но, улыбаясь равнодушно, На них без страха он смотрел И лишь в душе великодушной Об их безумстве сожалел. Но вот огромная ватага Уже рассыпалась в лесах И взволновалася, как брага В полузамазанных чанах. И господа и их лакеи Преважно заняли посты; Скрывают их, как батареи, Колоды, кочки и кусты. Собаки бешеные рыщут Вокруг болот, пугая дичь; Псари бранятся, скачут, свищут. Везде призывный гул и клич! Вот раздается выстрел первый! Сильнее тысячи громов Он раздражительные нервы Потряс невольно у стрелков. «Ведь это он! — в оцепененье Один другому говорит.— Клянусь, бекас на положенье Не поднялся́ и уж убит! Смотри, смотри… Опять наметил… Ужель и этот упадет?.. Ах, варвар!.. Так его и встретил… А черт легавый и несет!» Скрывая горестное чувство, «Тут важного нет ничего,— Бормочет третий про него,— Одно лишь счастье без искусства». — «Да, разумеется», — весь хор, Приосанившись, возглашает. А он меж тем, от этих ссор Вдали, смеется да стреляет И всем толкам наперекор Суму исправно набивает. И между тем часы бегут, Всё занимательней охота. Давно с измученных текут Ручьи убийственного пота, А толку нет… Позор! Беда! Громят, расстреливают небо… Не знают, как, не знают, где бы Им приютиться от стыда. Иной несчастный в полоумье Ягдташ свой щепками набил; Другой в отчаянном раздумье Пять рюмок водки проглотил. А тот без совести лакея Совсем невинного бранит; Сам промах дал и, не краснея, Слугу безмолвного винит, Клянется небом и землею: «Не я стрелял, а мой слуга!» Слуга же бедный, чуть не плача, Твердит: «Что делать! Неудача! Немного дрогнула рука». 4 СЛЕДСТВИЯ ОХОТЫ. БОЛЬНОЙ. ОБЩЕЕ УНЫНИЕ В лесах дремучих, в чистом поле Гуляет витязь удалой, И, повинуясь грозной доле, Дергач, и тетерев глухой, И дупельшнеп, и куропатка, Кулик и рябчик молодой — Всё исчезает без остатка Перед десницей роковой. Бессмертной славою покрытый И с полновесным ягдташом, Перед завистливою свитой Мелькает он с своим ружьем. Ему предшествует победа! За ним — досада и раздор! Где он, там робкая беседа, Где нет его, там шум и вздор! Хотите ль знать, как у соседа Об нем заводят разговор: «Сам черт в ружье его двуствольном Нашел квартиру и сидит, И нас в упрямстве своевольном Без сожаления стыдит. Все наши козни, вероломства Ему нимало не вредят. Оценит строгое потомство Его деяний пышный ряд, Неимоверными хвалами Его осыплет навсегда, А мы с своими пуделями, Как петербургская орда Поэтов с белыми стихами, Мы канем в Лету, господа! Зачем же завистью напрасной Себя мы будем очернять, И почему б единогласно Печальной правды не сказать? Он — царь охоты?.. Согласимся! Обуха плеть не перебьет… И, право, лучше помиримся С таким злодеем без хлопот!» Так, наконец, в печали слезной Один из тружеников рек, Когда с охоты бесполезной Пришел домой и занемог. И тихо вкруг его постели, Занявшись жирным пирогом, Друзья усталые сидели В молчанье мрачном и немом. Они сидели. Пот кровавый С их лиц нахмуренных бежал, И каждый важно, величаво Свою бутылку осушал. «Ну что ж, друзья? Ведь справедливо? — Нахмурясь в очередь свою, Сказал больной красноречивый.— Скрепите исповедь мою! Она, поверьте, благородна И не унизит никого! К чему упорствовать бесплодно? Примите лучше всенародно Сознанье сердца моего. Простилось с вами, о заботы, Мое горячее чело! Склонись пред ним: он — царь охоты, Мне сердце вещее рекло». Умолк. Как воин в лютой сече На щит расколотый упав, Или торжественное вече Новогородцы потеряв, Или свирепые медведи, Рыкая жалостно в цепях, Вздохнули грустные соседи При этих пагубных словах. «Увы! Увы! — сказал протяжно Один задумчивый герой.— Я вижу сам, борьбе отважной Конец приходит роковой. Погибла древняя свобода Дремучих муромских лесов, И из великого народа Республиканцев и стрелков — О, верх плачевный униженья! — Растут, исходят поколенья Немых бесчувственных рабов. Как Бруты смелые, напрасно За вольность родины прекрасной Мы не щадили наших сил. Но Б<урцов>, цезарь самовластный, Пришел, увидел, победил!.. Где наши подвиги и слава, Где милый равенства закон? Одна осталась нам забава: Стрелять кукушек и ворон!» — «Увы! Увы! О горе, горе! — Повсюду громко раздалось.— Какое гибельное море Над нами быстро разлилось!..» |
