4 Ты пал! Ты умер для потомства! Ты — груда камней для земли! Секиры зла и вероломства Твои оплоты потрясли! Нет Рима, нет — и невозвратно! И с полунощной тишиной Одна лишь тень его превратно Дрожит над тибрскою волной!.. Исчезли цирки, пантеоны, Дворцы Нерона и сенат, И императорские троны, И анархический булат, И там, на площади народной, Где, в буйном гневе трепеща, Взывал Антоний благородный К друзьям кровавого плаща, Где защитил народ свободный Своих тиранов от мечей И, наконец, окровавленный, Склонился выей, изнуренный, Под иго хитрых палачей [97],— Там тихо всё! Умолкли битвы!.. Лишь век иль два тому назад, Бывало, теплые молитвы То место громко огласят, Когда в угодность Каиафе [98]При звуке бубнов и рогов В великолепном автодафе Сжигали злых еретиков… 5 Теперь же в Ромуловой сфере Костры живые не трещат — Зато прекрасно Miserere Поет пленительный кастрат. И, если страннику угодно Иметь услужливых друзей, Его супругу благородно Проводит в спальню чичисбей. Глава вторая ИЗГНАННИК 1 Кто видел над брегом туманного моря Векам современный, огромный утес, Который, с волнами кипучими споря, На брань вызывает их бурный хаос? Стоит он недвижный над черной могилой, Но воют и плещут буграми валы; Свирепое море с неведомой силой Обмыло гранитные ребра скалы, Обрушилось, пало холодной геенной, Тяжелой громадой на вражье чело — Сорвало, разбило — и лавой надменной В пучину седую, как вихрь, унесло! Те волны, то море — народная сила; Скала — побежденный народом герой. На поле отваги судьба довершила Насильства и славы торжественный бой… 2 Смотрите, бунтуют безумные страсти, Неистово блещет крамольный перун, Священный останок утраченной власти Громит безответно могучий трибун. Мятеж своевольный и ярые клики Возникли в отчизне великих мужей: Патриций, и воин, и раб полудикий Враждуют на стогнах отцов и детей; И шум и смятенье в приливе народа. «Сенат и законы!» — «Мечи и свобода!» — Взывают и вторят в суровых толпах. «Но слава, победы, заслуги и раны?» — «Изгнанье злодею! Погибнут тираны! Мы вместе сражались и гибли в боях!» — И глухо мечи застучали в ножнах… «Давно ли он принял от гордого Рима Зеленый венок, украшенье вождей?» — «Изгнанье, изгнанье! Видна диадима В зеленом венке из дубовых ветвей!» [99] И долго торжественный голос укора, Мешаясь с проклятьем, в народе гремел, И жребий изгнания — жребий позора — Достался бесстрашному мужу в удел!.. 3 Доволен и грозен неправедной силой, Народ удалился от места суда, И город веселый, и город унылый Покрылся завесою тьмы и стыда… Но кто, окруженный толпою ревнивой, Под верной защитой булатных мечей, Покоен и важен, как царь молчаливый, Идет перед сонмом врагов и друзей? Волнистые, длинные перья шелома Клубятся и вьются над бледным челом, Где грозные тучи, предвестницы грома, Как будто таятся во гробе немом, И око, обвитое черною бровью, Сверкает и пышет, как день на заре, И стан величавый, и, жаркою кровью Нередко увлаженный, меч при бедре, Блестящий в изгибах суровой одежды. Он гордо проходит пред буйной толпой, И мнится — и злобу, и месть, и надежды Великого Рима уносит с собой… 4 Уж поздно… Тарпея, как тень великана, Сокрыла седую главу в облаках, И тихо слетает на землю Диана, В серебряной мантии, в ярких звездах. Часы золотые! Отрадное время… Вам жертву приносит поклонник сует — Лишь с сумраком ночи забудет он бремя Душевной печали и тягостных бед. В глуби эмпирея на небе эмальном Звезда молодая блестит для него, И сон благотворный на ложе страдальном Согреет облитое хладом чело… И после на муку знакомого ада, На радость и горе, на жизнь и тоску Навеет волшебная ночи прохлада, Быть может, навек гробовую доску!.. 5 Оделась туманною мглою столица; Мятежные площади спят в тишине. Вдали промелькает порой колесница Иль всадник суровый на быстром коне; Ночные беседы, румяные девы Заметны порою в роскошных садах, И слышны лобзанья, и смех, и напевы, И рядом — темницы и вопли в цепях! И редки на улицах робкие встречи, И голос укора, и ропот любви, Плащи и кинжалы, смертельные сечи, Мольба и проклятья, и трупы в крови… И снова молчанье… Как будто из Рима Возникло песчаное море степей… Безоблачно небо, луна недвижима В пространстве глубоком воздушных зыбей. вернуться Под именем Каиафы здесь разумеется верховный инквизитор. вернуться Народные трибуны, обвиняя Кориолана во многих преступлениях против отечества, уличали его также в домогательстве верховной власти. |
