Война в Матараме еще продолжалась, когда в Бантене разразилось крупное восстание. Непопулярная среди знати жена престарелого султана арабка Фатима путем интриг и сговора с генерал-губернатором фан Имхоффом (правил в 1743—1750 гг.) сумела побудить мужа лишить права на престолонаследие законного кронпринца — Пангерана Густи. Позже, в 1748 г., она инспирировала низложение и ссылку султана. Угодничеством перед ОИК и деспотичным нравом Фатима, ставшая регентшей при малолетнем сыне-султане, вызвала возмущение двора и народа, что привело в октябре 1750 г. к широкому восстанию, руководимому феодалом-военачальником Рату Багусом и мусульманским богословом Кьяи Тапой, популярным у бантенских крестьян. Повстанцы разгромили войско Фатимы и осадили столицу. Вскоре восстание охватило весь султанат. Рату Багус был провозглашен султаном и обратился за помощью в Бангкахулу к англичанам.

Войска ОИК все еще были поглощены военными операциями в Матараме. Сознавая масштабы опасности, преемник Имхоффа Якоб Моссел (1750—1761) круто изменил курс. Договорившись с феодальной знатью, он сверг сына Фатимы и возвел на престол брата старого султана Сантику. Большинство аристократии немедленно отошло от восстания. Но оба его лидера не сбавили активности. Скоро восстанием был объят и Лампунг. Отряды Тапы осадили Батавию, и лишь при поголовной мобилизации всего взрослого населения столицы и с помощью прибывших из Нидерландов подкреплений голландцам удалось деблокировать столицу, а затем разгромить войска Рату Багуса (1751). Но оба вождя продолжали сопротивление на Западной Яве, пока не были оттеснены в Матарам, где присоединились к антиголландским силам. В 1753 г. престол занял законный наследник принц Густи. По новому договору с ОИК он обязывался ежегодно приносить вассальную присягу Компании и не противиться возведению новых крепостей. Так Бантен утратил остатки самостоятельности. Лампунг также превратился в вассала Батавии.

Политическая история Явы конца XVII — первой половины XVIII в. убедительно продемонстрировала искусство, с которым ОИК обращала себе на пользу как вмешательство в династические распри высшей аристократии Матарама и Бантена, так и свое участие в подавлении народных восстаний, платой за которое стала утрата суверенитета яванскими султанатами.

Характеризуя колониализм, часто подчеркивают его двоякую миссию: с одной стороны, уничтожить старое азиатское общество, а с другой — заложить материальную основу западного общества в Азии. В первой половине XVIII в., однако, эта вторая, созидательная, функция себя практически не проявила.

С превращением ОИК в территориальную державу сложились и распространялись на все более обширные ареалы такие формы колониального ограбления, как леференсии и контингенты. Леференсии, принудительные поставки сельскохозяйственного продукта по заниженным ценам, практиковались в княжествах, сумевших сохранить самостоятельность или хотя бы видимость ее. Контингенты были формой колониальной дани — прямого продуктового налога на землях, непосредственно управлявшихся Компанией. Одна из первых леференсий была вырвана у Матарама в 1677 г. и предусматривала поставку сунаном 8 тыс. т риса по крайне низкой цене. В 1686 г. принудительные «торговые» поставки перца за бесценок были навязаны Бантену. Контингенты же взымались на Молукках, в Гова-Талло, в западнояванских владениях ОИК, а с 40-х гг. XVIII в. — ив Пасиеире. Совершенно очевидно, что никаких новых прогрессивных форм общественного развития, производства при этом не внедрялось.

Вместе с тем для рассматриваемого периода характерна стратегия перехода Компании в возрастающих темпах к регламентации производства культур. Уже упоминалось, какими варварскими способами и бесчеловечными средствами голландцы «регулировали» производство пряностей на Молукках еще в начале XVII в. Теперь, однако, не ограничиваясь поборами в виде традиционных продуктов Нусантары (рис, пряности[50], олово и т. п.), ОИК ввела еще и принудительные насаждения новых, не известных в Индонезии прежде культур — кофе и сахарного тростника, индиго и хлопка. Кофе с конца XVII в. пытались культивировать близ Батавии. В 1711 г. ОИК получила первые 100 фунтов, яванского кофе; в 1720 г. — уже 100 тыс. фунтов. Три года спустя он был объявлен монопольным продуктом Компании с ежегодным производством около 4 млн фунтов, в основном в Приангане и Чиребоне[51]. Вскоре начался кризис перепроизводства и закупочные цены упали на 75%; культура стала убыточной, и доведенные до отчаяния крестьяне принялись вырубать посадки. Крестьянину выплачивалось лишь 5— 5,5% от рыночной стоимости продукта. Аналогичная ситуация складывалась с посадками сахарного тростника, хлопка, индиго. Нусантара к концу XVIII в. в возрастающих масштабах становилась районом производства товарной продукции для мирового рынка, однако произведенный продукт превращался в товар уже за пределами Индонезии.

Преобразуя Нусантару, ОИК и сама испытывала метаморфозы. Расходы ее стремительно росли: завоевание Индонезии обходилось дорого; многократно рос персонал служащих. Хотя ОИК продолжала выплачивать дивиденды в размере 20—40% годовых, ее финансы были расстроены, и только крупные правительственные займы позволяли ей держаться. К 1700 г. ее задолженность уже составляла 12 млн гульденов. Раковой опухолью, разъедавшей Компанию, была коррупция ее служащих, воспринявших девиз ОИК: скорейшее обогащение любой ценой. При невысоких окладах (солдат — 10 гульденов в месяц, офицер — 100—150, генерал-губернатор — 200) почти все они возвращались на родину богачами. Вымогательства, взятки, контрабанда, разграбление покоренных княжеств были заурядным делом. Служащие ОИК сами были главными нарушителями ее торговой монополии. Они вступали в тайные сделки с богатыми хуацяо и даже заклятыми врагами Компании — англичанами, засевшими в Банкахулу. Капитаны отплывавших в Нидерланды судов, подкупленные служащими Компании, как правило, опасно перегружали свои корабли незаконным товаром. Суровые меры, вплоть до казни уличенных в контрабанде и коррупции, не оказывали желаемого воздействия.

ОИК И ВНЕШНИЕ ОСТРОВА [52] ИНДОНЕЗИИ В XVIII в.

На Молукках (карта № 11) впервые за долгое время воцарился мир, но не благоденствие. Компания жестко продолжала курс на торговую монополию, искусственное сохранение низких закупочных цен при высокой стоимости ввозимого ею продовольствия. На Островах пряностей царил голод. За столетие население Амбона сократилось на треть. Местные султаны, посаженные на цивильные листы, оставались покорными слугами ОИК.

Вмешательство Компании во внутреннюю жизнь Малых Зондских островов (Нусатенггара) (карта № 16) было, напротив, незначительным: кроме ценных древесных пород они мало что могли предложить мировому рынку. К тому же жители ближайших к Яве о. Бали и о. Ломбока были известны воинственностью и свободолюбием. Раннеклассовые образования на прочих островах этой группы продолжали жить своей жизнью. Лишь на востоке Тимора прочно держалась небольшая португальская колония, состоявшая в значительной степени из метисов, а на северо-западе острова обосновалось разбойничье поселение «черных иностранцев», возглавлявшееся французом, который дезертировал из войск ОИК. Они совершали пиратские набеги, терроризировали и обирали коренное население. Голландцы имели свой единственный в Нусатенггаре форт в юго-западной части Тимора.

Восточные Калимантан и Сулавеси, Хальмахера (карта № 11), а также многочисленные малые острова вдоль торговых морских путей оставались вне сферы голландского влияния. Они слыли «гнездовищами пиратов». Действительно, воинственные мореходы-буги, вытесненные колонизаторами с их родины, илланы (иланумы) с архипелага Сулу чувствовали там себя полновластными хозяевами. Они совершали дальние походы с этих баз и даже посмели основать на юго-восточном Сулавеси постоянный опорный пункт, откуда атаковали следовавшие через Зондский пролив караваны и держали в напряжении все близлежащие районы.