— Часть вашей памяти была подменена, — тихо сказал Шисуи. — Я видел тебя в последний раз как раз около четырёх лет назад, перед тем, как стать шугонином. Я не пытался покончить жизнь самоубийством. Но я прибыл в Коноху, чтобы предупредить… Как жаль, что я не смог никого спасти из нашего клана.

— Подмена памяти? Но как? — вклинился Наруто.

— Если вы пытаетесь вспомнить что-то, что касается событий последних четырёх лет, вам подкидываются определённые картинки. Вы не можете вспомнить что-то конкретное. Память оказывается с дикими провалами или обобщениями. Вспомните свои последние месяцы жизни и время до них.

— Я пытался, — внезапно признался Саске. — Но в голове проигрывается только та резня. Перед глазами только она. Если я думаю о прошлом, то думаю только об убийстве всего клана. Я смог думать о чём-то другом только когда со мной появился Тора-чан и... Наруто.

— Мне тоже было неприятно думать о прошлом. В нём было лишь то, что меня все ненавидели. Всегда.

— А ты помнишь, как переехал в свою квартиру? Помнишь, как у тебя появились какие-то вещи? Различные бытовые мелочи? — начал уточнять Шисуи. — Помнишь, как ты научился читать? Писать? Помнишь о том времени, когда ты был совсем маленьким и не мог о себе позаботиться сам?

Узумаки глубоко задумался.

— Нет. Я просто чувствую глухую тоску. А в квартире… Как будто я всегда-всегда там жил. Я воспринимал это как данность и не задумался, откуда и что взялось. Мне казалось, что это нормально. Я же не задумываюсь, откуда берётся вода в трубах, когда я иду мыться или чистить зубы?

— Верно, — хмыкнул Саске. — Но это может быть всего лишь следствием стресса или нежелания помнить о прошлом. Я слышал про такое у ветеранов войн. Люди становятся слишком весёлыми, вроде того «вечного соперника» Какаши-сенсея. Немного сходят с ума, чтобы не думать о потерях. Или наоборот — думают об этом слишком много…

— И проводят по полдня на кладбище, — мрачно закончил Наруто.

— Ладно, допустим, нашу память подменили, — сложил руки на груди Саске. — А как же наши друзья? Им что, тоже подменили память? Наверное, они бы сказали или даже как-то намекнули нам об этом.

— Ты совершенно прав, Саске, — позволил себе короткую улыбку Шисуи. — Слышал ли ты когда-нибудь о Мангекё Шарингане?

— О Мангекё Шарингане?.. — переспросил тот, судорожно сглотнув. — Я… Да… Брат показал мне свои глаза. В ту ночь… И до этого, я видел, когда он поссорился с отцом и другими Учиха из-за твоей смерти.

— В тот день, во время праздника осеннего равноденствия в прошлом году, была активирована одна специфическая техника гендзюцу. Секретная техника нашего клана, Саске. Из-за неё у всех тех людей в Конохе и её окрестностях была изменена память. Большинство даже не заметило этих изменений, потому что они касались довольно закрытого клана Учиха — все просто решили, что Учиха не стало однажды четыре года назад и в страшной резне, которую учинил старший сын главы клана, выжил только один мальчик, которого звали Учиха Саске — родной брат Учиха Итачи…

— Ты лжёшь! — внезапно закричал Саске, схватившись за голову, его глаза покраснели, активируя додзюцу. — Этого не может быть! Это Итачи! Я сам видел! Он сам мне сказал! Это был Итачи!

Наруто схватил впавшего в истерику Саске и беспомощно посмотрел на меня, а затем — на Шисуи.

— Кажется, ему заодно и блок поставили. Он будет отрицать правду, сколь бы аргументированной и доказательной она ни была, — пробормотал тот, обняв кричащего и вырывающегося Саске с другой стороны. — Саске. Итачи всегда любил тебя. Очень любил. Вспомни, каким он был братом. Вспомни, Саске!

По лицу младшего Учиха градом лились слёзы.

— Я не верю тебе, — шептал он. — Не верю. Это Итачи всех убил. Папу, маму, братишку Казуки. Твою сестру. Ты помнишь Юмико-чан? Она тоже мертва. Он убил её. И твою мать — тётю Кэйко-сан. Ты можешь ему это простить?

— Я помню, — лицо Шисуи заметно побледнело. — Я помню их. Но это не Итачи. Саске. Это. Не. Итачи. Он пытался защитить их. Он пытался спасти Наруто. Он пошёл против клана, потому что хотел спасти их. Прости и меня тоже. Я не успел. Я не смог никого из них спасти. Я помню их. И я хочу спасти его. Помоги мне спасти Итачи.

— Что? — глаза Саске вернули прежний тёмный цвет, и он внезапно успокоился, неловко сбрасывая руки Наруто, который почти до крови искусал губу. — Спасти Итачи? Ты сказал, что хочешь спасти Итачи?

— Да, — тихо прошептал Шисуи. — Видишь ли. Твоему брату внушили, что это он всех убил. Что это он, своими руками, убил всех их. Понимаешь?

— Нет. Я уже ничего не понимаю… — тихо всхлипнул Саске, вытирая глаза.

— Мы во всём разберёмся, Саске, — осторожно сжал его плечо Наруто.

А я не выдержал и бросился на колени к своему мелкому красноглазику, пытаясь утешить. Я чувствовал, как ему сейчас больно. Внутри его заполняла всё та же отрешённая холодная пустота, как и раньше.

— Не позволю! — я ткнулся носом в его покрасневший нос и заглянул в глаза, которые пугали безжизненностью. — Ты — мой Бука! Не смей снова погружаться в свою тьму! Ты нужен мне и Наруто!

Саске вплёлся пальцами в мою шерсть и прижал к себе. Я ободряюще замурлыкал.

— Тора-чан… Мой брат… Итачи… Это он… убил всех? — оторвавшись от меня, тихо спросил Саске, заглядывая в мои глаза.

Я отрицательно помотал головой и добавил:

— Нет!

Часть 3. Глава 8. Тора попадает в Рю

Слава всем кошачьим богам, мой Саске не потёк крышей от того, что ему в голову насовали. А я, к своему стыду, только сейчас понял, по какой опасной кромке бездумно ходил. А ещё совестно стало, что ругался, когда аниме смотрел, на Саске, что дурак и предатель, и «как он мог». А сейчас не знаю, что и делать. Парень дышит через раз, рыдает мне в шёрстку, но, чёрт возьми, только мне и поверил! Может, откровения кота были «сбоем в программе»? Или не закрепилось хорошенько в перетряхнутых и вывернутых наизнанку воспоминаниях? Шисуи деликатно вышел, чтобы дать время всё осмыслить, а Наруто усиленно делал вид, что всё в порядке — занимался костром и в душу к лучшему другу не лез, позволяя мне побыть меховой подушечкой для обнимашек и утешения. И как же я рад, что Шисуи решил выдавать информацию дозировано, а то ещё ловить Узумаки, который бы побежал мать искать, по полям, по лесам, по широким берегам и весям. Или ещё что похуже — непонятно, что там у этого в башке наковыряли.