Обращаться к Сано для «перевода» не хотелось. Втягивать простого пацана в ниндзяевские дела, да ещё и переходить дорогу такому клану, как Сарутоби. А я в Конохе разведал, что этот клан чуть ли не самый многочисленный и влиятельный. Впрочем, ничего удивительного, вон сколько Хирузен проправил, наверное, не без выгоды собственным родственникам. Сано это тебе не Учиха, а если Асума пронюхает, что тот его «сдал»? Кто его знает… А тут Кобо-сан — у него работа такая — следить, вот пусть и присматривает за всякими подозрительными личностями, которые примазываются к шугонинам.
— За врагом надо наблюдать? — всё же понял Кобо-сан. — Ты мне его покажешь? — уважаю, человек дела.
Я выскользнул из его кельи и решил проверить ещё кое-что. Комната Табуро находилась через три двери и, скорее всего, молодого Сарутоби поселят туда. Я поскрёбся, Кобо мне открыл. Хм… Запах ещё не выветрился. На запахи-то у меня потрясающая память. Я, бывает, лица не всегда могу вспомнить, потому что с неудобной точки человека рассматривал или ещё что, но вот по аромату сразу вспоминаю, где я его обонял. Конечно, во дворце туева хуча людей, их запахи смешиваются и всё такое, но чем больше я нюхаю, так сказать, индивидуально, тем потом эта мешанина вроде как распадается на составляющие. Похоже на то, как ищешь друзей в толпе. Вроде народ, народ, а потом так — оп — Серёга с Машкой стоят!
Так я и думал. Не пахнет тут больным человеком! Запах Табуро точно такой же, как и до моего отбытия в Коноху.
— Обман! Враньё! Подстава! — от волнения сделал кружок по комнатке.
Кобо-сан сильно задумался.
— Табуро не болел! — сделал я ещё одну попытку прояснить ситуацию. — Заставили уйти. Плохой шиноби. Предатель!
— Что-то здесь не так, — вслух стал размышлять Учиха. — Уход Табуро не случаен?
Я радостно закивал. Ты мой умница! Дай тебя поцелую!
Заслужил пряник — можешь меня почесать за ушком!
— Кхм. Мне сказали, что это моя комната, — раздался знакомый голос «крутыша».
Кобо-сан живо подхватил меня на руки и обернулся.
— Извини. Ты — новенький? Просто Тора-сан сюда забежал, и я побоялся, что он пометит тут территорию. Он любит иногда проказить у нас.
— Пф, — фыркнул Асума. — Так выдрали бы его хорошенько, чтобы не пакостил! Зачем тут вообще этот кот?!
Я не выдержал и взвыл:
— Это он! Враг! Отпусти меня, я ему покажу «выдрать»! Он у меня со слезами на глазах отсюда свалит!
Кобо-сан положил мне ладонь на голову и успокаивающе погладил.
— Тише, Тора-сан, тише, — и строго сказал Асуме. — Я надеюсь, что ты так пошутил. Тора — личность неприкосновенная. И он — местный любимец. Не стоит бросать такие слова в его адрес, или тебе тут житья не будет.
— Ну вы даёте, — хмыкнул Асума. — Да что может сделать простой кот?!
Я что-то не понял, меня что, на столе хозяина не заметили что ли? Что за разговорчики в строю?! Какой нафиг «простой кот»? Да я кот самого даймё! Да я сам Бешеный тигр Кровавой Хабанеро!
— Как знаешь, — безразлично бросил Кобо-сан, и вышел из комнаты Табуро со мной на руках.
— О, Тора-сан! — когда мы спустились вниз к ребятам, поприветствовали меня. — Давно тебя не было!
Пришлось со всеми поздороваться и заново пометить. Задумчивого Дайшики тоже пришлось приголубить, а то расстраивается, наверное, что проиграл мне в забеге. Он торопливо начал меня почёсывать по спинке.
— Глядите-ка, Дайшики заслужил право гладить Тору-сана, — заметил Наума. Все посмеялись, поздравляя парня, тот слегка покраснел. Это на самом деле честь — её удостаивались лишь Сейто-сан, Кобо-сан, Китане и Тоу.
— Не завидуй, Наума, — фыркнул Дайшики, которому я забрался на колени.
— Новичок сказал, что ему не нравится наш кот, — тихо заметил Кобо-сан, и разговоры и насмешки стихли.
— На мыло его! — заявил я в оглушительной тишине, осознав, какую свинью подложил Асуме Учиха.
Часть 2. Глава 2. Тора беспокоится
Я проснулся, а во дворце кипеш. Народ бегает, как заведённый. Сано тоже припахали, и с раннего утра он помогает матери. И будить его не пришлось. Он заметил меня и оперативно положил еду в миски.
И чего это со всеми?
— Эй, Сано, что происходит? — не выдержав пытки неизвестностью, спросил я.
Он промолчал, но когда мы в кухне на минуточку остались одни, то сказал мне:
— Мы готовимся к празднику Обон. Это дни поминовения усопших.
А, ну ясно тогда, а то я и не знал, что думать, может, мы даймё из другой страны ждём или день рождения хозяина справляем. В прошлом году меня ещё из дворца не выпускали, но вроде что-то помню подобное. Ещё из окон были видны фонарики… Или это был другой праздник? Тут почти все праздники полуночные, но, с другой стороны, темнеет, как на юге — рано. Заход солнца в шесть-семь часов, и никаких тебе сумерек, сразу — хлоп! — и темнота. Но кучи фонариков, так что на улицах становится светло, очень кстати. Тем более тут не то что какие-то ёлочные гирлянды, «фонарики» довольно большие, некоторые с меня ростом, и много света дают, а работают — смешно сказать — от свечи. Зато и свет такой тёплый, уютный. Ещё на разные праздники используются разные фонари по цвету, форме и размерам.
Прошел почти месяц, как я вернулся к жизни во дворце.
Трижды я гонял в Коноху, жил там по несколько дней. Навещал Наруто, Кушину-сан и своих друзей. Насколько я понял, ситуация со старшим Сарутоби зависла ни на чём, и старичок-сморчок снова херувимил по Конохе, мироточа сладкой благостью. Один раз он мне попался, и я за ним немного последил. Всё бы ничего, но эти улыбочки, которые тут же пропадают, стоит отвернуться собеседнику, и эти заискивающие взгляды. Он чуть ли не с каждым встречным шиноби за руку здоровался, расспрашивал про дела, про семью, если та была, интересовался, как служится на благо отечества. Вылитый добрый дедушка Ленин, который про всех всё помнит и лучше, заботливей и внимательней которого нет.
