Белояр начал обряд, вознося хвалу Богу. Ярополк, почувствовав себя здесь и вовсе чужим, забрался под рубаху, стиснул нательный крест. Он не видел, что волхв бросил в огонь, но пламя полыхнуло, и храм окутался прозрачным дымом, от которого поплыло перед глазами. Святослав, придерживая рукою левую полу корзна, правой пронёс сапог над очагом — пламя очистит порчу, которую могли навести недоброжелатели. Сапог широк в голенище к в носке, поэтому князь легко надел и снял его. Следующая очередь Ярополка. Княжич, быстро, не поднимая глаз, сделал то же самое и поспешно отступил в сторону. Олег надел сапог, покачался с каблука на нос, будто красуясь, подмигнул Володьке.

— Теперь ты, Владимир! — рёк Белояр.

Владимир, чувствуя на себе взгляды присутствующих, оробел, алые пятна пошли по щекам. Осторожно, будто боясь нарушить торжество неосторожным движением, сунул ногу в сапог, утвердил ногу, поднял на волхва взгляд. Волхв кивнул: можно, мол. Княжич так же осторожно высунул ногу обратно. Святослав, в пояс поклонившись на восход, заговорил:

— Святой Перун, ты, Сварог-отец, дети и дочери ваши боги светлые и вы, предки мои навьи, станьте свидетелями, как на нравах старшего ввёл в род свой моего сына Владимира. Отныне он получает права на имущество, которое я даю, на города и веси, данные ему в держание или володение. И быть ему старшим в роде, когда никого более достойного и старшего не останется!

Князь принял из рук волхва чару с пивом, отхлебнул, пустил по кругу. Чара вернулась в руки волхву, он вылил остатки в очаг. Огонь притух, зашипел, но не погас. Белояр огласил:

— Отныне и навсегда ты, Владимир, сын Святославов, принят в род его. Слушай родителя своего, старших братьев своих. Стой за род свой и родичей в обиду не давай!

Володька отбил поклоны на восход пращурам, троекратно расцеловался с отцом и братьями. На мече принёс клятву блюсти и защищать честь рода. Святослав повязал на пояс Владимиру родовой оберег.

Княгиня Ольга умерла в своей изложне 11 июля 969 года. Смерть легко пришла к ней, не заставив мучиться, изгибая непереносимой болью и без того бессильное тело. Святослав, предупреждённый заранее, что княгиня умирает, всё же не поспел к последнему вздоху. Встал над ложем, вокруг которого уже суетились холопки, готовясь прибирать тело, растерянно смотрел на построжевшее и неожиданно помолодевшее лицо матери. В тереме слышался поминальный плач, в городе не переставая отбивало тягучим стоном бронзовое било. Ольга за все годы своего властного правления приучила верить всех в своё бессмертие, подспудно верил в него и Святослав. Мысли затравленными зверями путались в голове, руки нечаянно задрожали, и князь, стыдясь слабости, спрятал их за спину. В дверь нерешительно сунулись Туровид-Фёдор Искусеев и Любислав Гуннар, сенная боярыня, замахав на них руками, вытолкала их обратно, потом, будто только увидев князя, мягко взяла за руку и подвела к выходу.

К Горе тянулся народ. Туда-сюда по дороге сновали вестоно-ши. Сначала люди шли из соседних сёл и весей, ближе к вечеру кучками, кто пешо, кто на возах всей семьёй подтягивались уже из более дальних мест. Гроб с княгиней стоял в сенях, и всю ночь цепь людей не кончалась. На следующий день Киев будто захватило половодьем, на улицах стало не протолкнуться. Гридни прокладывали дорогу для приехавших проститься гостей, в глазах рябило от шёлковых и посконных рубах, разноцветных летников, многоразличных родовых узоров. За всё своё стояние Киев не был ещё так многолюден. А народ прибывал и прибывал. В день похорон, когда гроб через разобранный угол выносили из сеней, толпа обступила двор так, что треснула и рухнула деревянная изгородь, а кмети успокоили рвавшихся прикоснуться ко гробу людей, уставя на них острые жала копий.

Княгиня так и не изъявила воли, где её похоронить, потому соборно решили везти её в Вышгород, откуда началось Ольгино славное правление. Народ, кто мог и хотел, так и сопровождали скорбный поезд до самого Вышгорода. Из придорожных селений выходили, стояли рядами, смиренно опустив головы, отдавая последние почести любимой княгине, жизнь которой уже стала обрастать легендами.

В Вышгороде справили тризну в сенях терема наместника. Трапеза проходила чинно и пристойно в присутствии крещённых бояр Ольги и двух священников. Святослав, едва пригубив пущенную по кругу чару, покинул Вышгород, не дождавшись до конца. За всею суетой он толком не осознал, не ощутил произошедшее, и только в дороге настало время всё путём об-мыслить. Чувство образовавшейся пустоты притуплялось таким же чувством свободы. Теперь он глава земли русской. Но он не был готов принять на себя свалившееся бремя власти. Так воспитывала Ольга, закрывая и затмевая его собой, не пуская волю к действию, что нашла себе выход в других делах. Княгиня поняла и осознала ошибку, когда было поздно, потому и стала готовить Ярополка. И всё же она сделала главное: упрочила власть Игорева рода на земле днепровских русов и теперь оставить всё, свалив полностью на Ярополка, было бы неверно, и Святослав это понимал, хоть душа птицей рвалась в ставший родным Переяславец. Смерть никогда не приходит вовремя, не ко времени умерла и Ольга. Если бы несколькими годами раньше, то и земля болгарская Святославу не понадобилась бы, если бы позже — Ярополк бы достаточно повзрослел, чтобы удержать власть. Лишь бы не было крамол отпрысков старинных русских родов, пытающихся искать стола под сыном. Прав был тогда старый Свенельд, воевода Игорев, что истребил прямых потомков — князей Аскольда и Дира! Время стирает память поколений и русы уже не мыслят себе никого иных князей, кроме Игоревичей, а точнее Ольговичей.

Пожалуй, Святослав больше всех ждал съезда вятших мужей. Нужно было дать понять, что со смертью княгини гнездо не опустело и рвать каждому в свою сторону без его княжьей воли не можно никому. Он уже дал окорот сыну и боярам в его лице, с глазу на глаз твёрдо сказав Ярополку:

— Пока я в Киеве сижу, князь здесь я! И чтобы ни одна грамота без воли моей не ушла!

Но всё равно ходили толки о том, что Святослав долго в столице не задержится. На упорные сплетни о том, что стольный город будет на Дунае, только отмахивались: удержать-де надо сперва, мы тоже здесь не в лесу живём, знаем, как в Царьграде ко всему этому относятся!

Совет проводили в большой палате Ольгиного (всё ещё так называли) терема. Приходили бояре — все старых родов, со своими расплодившимися отпрысками, имён которых всех Святослав и не помнил. Искусеевы, Гуннары, Слудовы... Все бояре киевские н. выгагородские. Переплелись в них славянские и русские имена, некоторых, чтобы не запутаться, по отцу так и называли. Рассаживались на опущенных широких лавках вдоль стен, мест не хватано, гремели скамьями. Несмотря на выставленные оконницы, в палате враз стало душно. Туровид-Фёдор Искусеев, вытирая тафтяным платом лицо, наклонился к молодому Гуннару:

— Решил, небось, за нас, и нам слушать только придётся.

Гуннар едва заметно кивнул, поймав на себе пристальный взгляд Святослава: о чём там шепчетесь? Казалось, при Ольге было всё ясно, но после её смерти князь был непредсказуем, и бояре с напряжением ожидали снема. После первых обрядовых слов Святослав оправдал ожидания бояр:

— Мыслю править всею землёй русской по праву старшего в роде! В моё отсутствие надлежит вам почитать сына моего, Ярополка, яко князя.

Пока обсуждали и уряжали, как и кому теперь брать мытное, повозное, лодейное, ходить на полюдье, вершить суд, Гуннар посмотрел на младших сыновей князя — Олега и Владимира, подумал: «А с этими как?» За Олега Святослав уже решил: посадить его в древлянскую землю и высказался вслух. Древляне после погрома изрядно потишели, но всё равно не любили днепровских русов. Князь там был надобен или сильный наместник. Впрочем, Олега как второго по старшинству сына Святослава было бы правильнее посадить в северских землях, более богатых по сравнению с обедневшими после разорения древлянами, но Владимир был по матери потомком древлянского княжеского дома и уже наметившийся холодок между ним и старшим братом мог с прошествием времени перерасти в братоубийственную резню. Да и как поведёт себя младший сын по отношению к отцу, когда повзрослеет и поймёт, что имеет права на всю русскую землю? Нет, Владимира надлежит отправить к радимичам.