С трёх скалистых концов города и с посада бежала подмога. Злая кровавая сеча завертелась страшным колесом. Меньшие в числе горожани таяли, лишь рассерженным колючим ежом упрямо отбивалась окольчуженная Малова дружина, но вскоре исчезла и она в разящем блеске чужого железа.

Город шёл на поток. Бегали раскосмаченные бабы, носились разные, кто пеш, кто конный, от визга и ора до боли звенело в ушах. Свенельд не принимал участия в резне, угрюмо смотря на неподобь из-под козырька граненого шелома. Неверно и нечестно — обманывать поверившего тебе. Липкое гадливое чувство смутной вины, прежде всего перед собой, заставила вбросить меч в ножны и отстаиваться в стороне наблюдателем. Но ведь не будь он так крут, жесток и льстив, добился бы он того многого? Древлян по-иному не наказать. Получив откуп, не взяв города, русы проявили бы слабость и сильному снова придётся кровью доказывать своё превосходство, обратив в ничто достигнутое. Нередко вятшему мужу в интересах своего народа приходится приносить чужую жертву.

Едва не наскочив на воеводу, осадил коня кметь Доброга. На черном от пыли и копоти лице одиноко и страшно белел единственный глаз. Смиряя коня, кметь с поклоном протянул на острие копья окровавленный косматый ком.

— Зри, воевода, вот голова ворога и убийцы, Мала!

Свенельд коротко глянул безразличным взглядом на страшный подарок, кивнул стремянному:

— Убери...

Разграбив, город подожгли, завалив ров под стенами трупами. Искоростень сгорел дотла. Убив Мала, нужно было прекращать разорение, древляне должны оправиться к следующему году, чтобы снова давать дань. Древний, некогда могучий род Амалов был вырван с корнем: братья и родичи Судислава Мала были принесены в жертву Перуну, а дети его отправлены в Любеч к одному из местных бояр.

Из германского цесарства шли добрые вести. Кесарь Оттон принял русских послов даже лучше, чем ожидалось. Охотно согласился на предложение о мире и торговле. Послы теперь собирались в обратный путь, а Оттон в который раз навалился на ляхов. Ольга с удовольствием перечитывала острые латинские буквы послания германского кесаря, улыбнулась про себя обращению к ней Оттона: «регина ругорум» — забавно звучали непривычные слова. Сегодня вообще как-то легко и радостно на душе, и, лишь бросив мимолётный взгляд в слюдяное окно, заметила кружившиеся снежинки, вспомнив, что землю подмело первым снегом, который белым прозрачным светом своим вызывает нечаянное веселье после унылой простылой осени. И только потом Морана-зима напомнит, что год уже прошёл, как муж её, князь Игорь, нашёл бесславное пристанище в древлянских заснеженных лесах. Некогда думать о том, что ушло — воспоминаниями, тяжкими или радостными, наступивший день не накормишь.

В такие дни, оглядываясь назад и заглядывая вперёд, чувствуешь, что всё получается. Некогда юная дочь болгарского боярина не могла и помыслить, что волею судьбы найдёт своё предназначение править лесной, только начавшей оживать страной. За свой дар правителя она была награждена умными боярами и верным народом. Никто не учил её - да и научиться нельзя — как устраивать землю. За то и ценил её Свенельд, полностью доверяя княгининому чутью. Каждая её мысль, касаемая устроения страны, будь то размер даней, отправка послов, льгота торговым гостям, принималась боярами, хоть и обсуждалась и обтачивалась в спорах. Лишь одно для себя твёрдо, окончательно и без советов решила Ольга: не будет у неё уже иного мужа и иных детей, кроме Святослава. Не для того Свенельд уничтожил местных князей с их коленами, чтобы открыть дорогу для чужого, не Игорева рода. Трудно вырастить единственного ребёнка во взрослого мужа: хворобы, из-за которых у смердов до взросления доживает едва ли половина детей, порченая еда, случайный удар конским копытом, даже сердитый шершень может убить дитя. На все Божья воля. Нарекал её отец отдать дочь в монастырь, и готова была Елена отказаться от плотских утех и радости семьи Потому, наверное, ей сейчас легче, чем иным жёнкам, и потому так не по женски тверда она в своих решениях. Что ж, случись что с сыном - она подготовит себе достойного преемника из верных вятших мужей.

Оставив город на двух своих верных людей - Асмунда и Искусеви, Ольга отправилась в Плесков. Легкий морозец колол лицо. Ольга, кутаясь в пуховый плат, откинувшись на розвальнях, изредка смахивала с ресниц налипшие пушистые снежинки За санями следовал поезд с писцами, посельскими и будущими наместниками и тиунами. Спереди и позади рысила дружина во главе со Свенельдом. Зимою в пути легче: нет грызущих тело и всегда сопровождающих путника насекомых, санные полозья легко скользят по раскатанной дороге, позволяя лошадям беречь силы. И вот уже приметно меняется земля: шире и чаще хвойные острова леса, меньше и реже облетелых, засыпанных снегом берёз, лип и тополей. Жители из редких, рассыпанных по лесам сёл с осторожным любопытством вылезали на дорогу.

Посадника в Плескове не было: ушёл собирать дани. Вместо него Ольгу встретила его жена - чудинка Альда. Долговязая и некрасивая, она показалась княгине очень доброй и как-то сразу понравилась с первых же минут разговора.

— Муж мой Лютгард передал тебе грамоты с установленными данями по всей земле псковской, как меж вами было условлено.

Ольга приняла из больших, как у мужика, рук Альды грамоты, отходя от непринуждённой беседы, сосредоточиваясь на дела, посерьёзнела ликом, но, невзначай глянув в прозрачные доверчивые глаза посадской жены, невольно улыбнулась, отложила грамоты в стороны, дабы не обижать невниманием хозяйку.

— Жду тебя с мужем твоим у себя на Днепре в гости за верность и службу вашу роду Игоря...

Ударили кусучие морозы, и из Плескова, оставив сани, ильга пересела на обитый для тепла изнутри волчьим мехом возок. Сердечно простилась с Альдой, пожалившись, что так и не по видалась с посадником, и ещё раз пригласив обоих в Вышгород. Снова потянулась богатая тёмным гордым хвойным лесом и многим пушным зверьём суровая северная земля. Проводник вел их напрямки к устью Мутной через замёрзший Ильмень, показавшийся бескрайней снежной пустыней, лишь изредка недалеко от поросшего лесом берега у прорубей стыли фигурки рыбаков.

В нескольких поприщах от Новгорода, к устью Мутной, почитай, подошли, передовые заметили верхоконных, что, не скрываясь, ехали навстречу княгине. Свенельд дал знак остановиться. Смел силы выехавших: это не сторожевой разъезд, слишком велико число людей - человек сорок, и все при оружии. Комонные [24]остановились, видимо, готовые спешиться и изготовится к бою. Русские воины проверяли оружие, потихоньку, едва заметно для стороннего глаза, спешивались, утаптывали снег, снова садились в седло.

От подъехавшей дружины отделился всадник и устремил к княжескому поезду. Подъехавший был довольно молод, лет двадцати пяти отроду Куний опашень небрежно наброшен на кольчатую с пластинами на груди бронь, на шее на широкой цепи висела серебряная воеводская гривна. Вершник, угадав в Свенельде набольшего, смерил его взглядом, положил десницу на черен меча и уверенно сказал:

- Я зовусь Гисли, сын Гутторма Щетины, из Раумсдаля, что в земле Норэгр и являюсь воеводой новгородского посадника Твердислава. Кто вы такие и куда путь держите?

Гисли хорошо говорил по-славянски, видимо, жил в здешних землях давно, а может быть, вообще здесь родился и имел, небось, славянское имя, а представился тем, которым называл его отец.

— Люди зовут меня Свенельд, сын Стемида, и являюсь воеводой княгини русской Ольги. Путь держим в Новый Город, с нами едет и сама княгиня.

Новгородец убрал руку с меча, невольно вытянул шею, пытаясь разглядеть за спинами воинов княгинин возок усмирил взыгравшего было жеребца, склонил голову перед Свенельдом признавая в нём старшего. Уже по пути Гисли рассказывал воеводе для чего такой опас, что приходится ездить дружиной в бронях да при оружии: