Доростол сдавать нельзя. На снёме нарочитых мужей все в один голос соглашались, хмурясь и суровея лицами. Цимисхий отпустил пятерых воинов Свенельда, велев им передать условия мира: сдаться и, испросив прощения, удалиться из страны. Сдать город — вся кровь, все старания закрепиться в Болгарии пройдут напрасно. Биться придётся до последнего, но бывало так, что, разбившись о стены неприступного города, вражьи полчища отхлынивали несолоно хлебавши. Унизительные условия сдачи говорили о том, что император и не ждёт ухода русов.

Учтя ошибки, Святослав кого выгнал, а кого посадил в железа из тех, кто мог взбаламутить народ открыть ворота ромеям, предоставив также возможность покинуть Доростол всем желающим. Из города нескончаемым потоком валили жители. Пыль стояла столбом, скрипели телеги со скарбом, ржали лошади, густо трубили волы. В воздухе висел мат, орали бабы, голосила детвора. С вымолов одна за другой уходили гружённые людьми и добром лодьи. Хоть силком никого не гнали, народ уходил сам, предчувствуя, что сеча будет зла, коль сойдутся сам базилевс с русским князем. По улицам гридни волокли боярина в богатом платье. Тот упирался, выкрикивал: «За что ж меня-то?»

— Сдаются ваши базилевсу Симихию. Нету веры в вас больше у князя, — отвечали ему...

Встречь ромеям был послан воевода Станислав с пятью сотнями киевской и северской конницы. Опытный в боях, Станила устроил засаду передовому отряду ромеев, разбив и обратив его в бегство. От пленных узнали, что Цимисхий уже вышел из Преслава, оставив сильный гарнизон во главе с Феодосием Месониктом, назначенным таксиархом за доблесть, проявленную при штурме Преслава, на случай народных возмущений и стремительно движется к Доростолу, не встречая сопротивления. Болгарские бояре приносят ему клятвы на верность, снабжая его воинов обилием. Привыкший принимать решения единолично, Станислав повёл отряд дальше в сторону ромеев, хотя некоторые предлагали вернуться, считая, что узнали достаточно.

На следующий день русские столкнулись с отрядом тагматарха Фёдора из Мисифии. Ромеев было меньше, и они, избегая открытого столкновения, начали отступать, отстреливаясь. Станила запретил своим преследование, опасаясь засад. Ромеи возвращались, стреляли, и снова отступали, заманивая за собою русских. Путь был один — назад. Станила не решился отходить по дороге и, чтобы затруднить преследование, разделил отряд, приказав возвращаться горными тропами.

Впервые за всё время Колот получил от Святослава полнокровную сотню. В первой стычке с византийцами он потерял четырёх убитыми, один сейчас лежал на дороге со стрелою в горле. Сам виноват — дуром пустился за хитрыми ромеями вопреки наказам. Отправив своих со Станилой и сам взяв пятнадцать человек, прикрывал отход остальных.

Зимние сидение не прошло даром, воины на учениях облазали всё вокруг Доростола и теперь эти знания пригодились. Петляя средь колючих кустарников, русские били стрелами преследователей, сгрудившихся на узкой тропе. От своих давно уже отстали, да и те разъехались по холмам, разделив тем самым и преследовавших их византийцев.

Ромеи на лёгких небольших конях догоняли, но, потеряв нескольких человек под стрелами, растянулись, дабы русским стрелкам было труднее стрелять. До вершины холма остаётся меньше ста саженей, за которым пологий спуск. Колот, прикинув расстояние, смахнул с лица обильно струившийся из-под шелома пот, быстро принял решение на напуск. Обнажив клинки, русские устремились сверху вниз на не ожидавших этого ромеев. Задние сразу пустились в бег, передние растягивали луки, рвали из ножен мечи. Наконечник-срезень вырвал кусок кольчуги с правого бока Колота, краем прошёлся по сломанным рёбрам, едкий пот сразу солёно вцепился в рану. Стиснув зубы и озлившись, Колот нагнал и с силой рубанул стрелка, разорвав литой шелом вместе с головой. Русские остановили коней, заметив блестящих бронями гоплитов, лёгким бегом поднимавшихся на холм в помощь своим. Станила был прав, опасаясь засады, теперь ромеи вылезли все. Загоняя коней, Колотовы кмети оторвались от ромеев, коротко переночевав и не дожидаясь рассвета, снова двинулись в путь, к пабедью достигли Доростола. Как потом оказалось, два десятка воинов пропали без вести по дороге. Потом уже стало известно, что часть из них погибла, а часть захватили ромеи и Цимисхий, разозлившись за разгром передового отряда, приказал их всех умертвить.

Рог перед воротами протрубил в полдень. Святослав в алом корзне в окружении воевод вышел встречать приехавших. Усталые кони, всхрапывая, вносили гордых седоков. Впереди на соловом жеребце в распахнутом зелёном мятле ехал комитопул Самуил. Не доезжая до князя, соскочил с коня, легко приземлившись на мускулистые ноги.

— В помощь тебе пришёл, хоть и небольшою силою, — сказал он чуть улыбнувшись.

За конницей валили пешцы, пропылённые, в истоптанных поршнях, тащили на себе оружие — рогатины, топоры, кое-кто был опоясан мечом. Их быстро разбирали, устраивали, вели на поварню и по дружинным избам. В тесной молодечной русские ратники слушали рассказ пожилого, обросшего до самых глаз чёрной бородой болгарина. Он крупно жевал хлеб, высоко ходили худые скулы. Рассказывал, как грабили ромеи Преслав, обдирая жителей до чёрного волоса. Не умел говорить красочно, но в глазах — отчаянная пустота, много больше рассказавшая, чем слова.

— Что народ — храмы не пощадили! Тащили утварь, иконы с окладами. Люди в церкви прятались, думали, что не тронут. Так баб сильничали на паперти, стариков и детей били, а стратилаты ихние своих кметей и не останавливали.

— Так храмы Бога общего вашего с ромеями, — возразил ратник, сидевший рядом с Колотом.

— Не веришь, спроси у Продана. Он служил в храме, мешал ромеям, так те мало не убили, вот и он тож за меч взялся.

Продан, отворотясь от вцепившихся в него взглядов, пробурчал:

— Святослав ваш язычник такого не делал и никому не позволял, а тут свои христиане...

— Потому и пришли в Доростол, — продолжал говоривший, — кто за местью, кто за справедливостью. А я насмотрелся на них, на ромеев, потому драться до последнего буду Проиграет Святослав, так голову свою сложу, но перед гадами стелиться не буду...

На площадке надвратной башни после тесноты городских стен дышалось широко и привольно. Зелёным цветущим ковром с узорами садов, виноградников, жёлтых пыльных дорог, холмов и перелесков раскинулась болгарская земля. Голубой Дунай обтекал город, уходя вдаль и сливаясь на окоёме с расцветшей весенней землёй. «Мужики-то не пашут, войны боятся», — с горечью подумал Самуил, вдыхая ароматный весенний воздух.

— Смотри, брате, — Святослав указал мозолистой рукой в сторону холма, увенчанного снопами сельских домиков, — вон оттуда и пойдут греки, там на их пути мы и встанем. Цимисхий упрётся в Дунай и не сможет использовать своё преимущество в числе, а в ближнем бою мы сильнее. Если он решится обойти, мы на такой случай поставим сбочь твоих комонных и ударим на него.

Самуил оглядывал тихое пустое поле, силясь представить предбоевое копошение ратей. Он никогда не водил полки, не участвовал в больших сражениях и про себя завидовал Святославу, что уверенно, как о будничном, и с лёгкой усмешкой в светлых длинных усах говорил о предстоящей битве. Византия сильна людьми, оружием, золотом, в войске Цимисхия шли ветераны, воевавшие с арабами, наёмники из разных народов, свободные стратиоты из ромейских провинций и всех вместе их было раза в три (а может, в четыре) больше, чем воинов Святослава. Самуил знал многих, кто бы испугался и отступил.

Из города в сопровождении двух кметей уезжал Калокир. Его едва ли не силком отправлял Святослав.

— С нами невесть что будет, а тебя ромеи не пощадят, — говорил князь.

— Мне идти некуда. Дома в Херсонесе меня достанут, в Киеве твой Ярополк неизвестно как поведёт.

При мысли о сыне Святослав нахмурился. Вдвоём им тесно в Киеве будет, если здесь Цимисхий его вышибет. Не самим собой был силён Ярополк, а вятшими мужами и народом, что толком не знал нынешнего князя. Олега бы вместо себя поставить, но лишь в Ярополке все видели продолжение Ольги.