— Ну, и спишь ты, Юрка, как сурок в норе.

— Где Ленка? — с обидой спрашивает Юра.

— Она во дворе, играет в классы. Увидела меня и говорит: «Юра в чулане, я его закрыла».

— Я ей покажу классы! — сердится Юра, и Серёжа, едва сдерживая смех, спрашивает:

— Ты уже выспался?

— Я не спал, — не сознаётся Юра.

— Хорошее «не спал». Да тебя с пушкой будить надо было. Я подошёл к двери, да как тресну по доскам кулаком. Аж сам испугался, как загудел ваш коридор, а ты всё спишь.

— Так я нарочно не отвечал, — упорствовал Юра.

Ему неловко было сознаться, как и почему он оказался в чулане, но Юра ничего не мог придумать, и его выручил сам Серёжа.

— Я пришёл в шахматы играть.

— Пойдём, — обрадовался Юра.

Ваня пришёл домой и расплакался. Один, всё время один. Мама приходит поздно вечером, отец ночью, а иногда и по неделям не ходит домой, всё на заводе да на заводе. Скучно Ване, а ещё хуже, что его до сих пор мучительно терзают мысли о своём поступке. Совсем уж будто забыл, а сегодня, как заговорили о сборе, так снова вспомнил всё…

Ничего Ване не хотелось делать. Даже уроки не стал учить, а лёг на свою кровать, закрыл глаза, да так и лежал один, пока кто-то не постучал в дверь. Ваня кинулся в переднюю, чтобы открыть. На пороге стоял отец.

— Па-па! — произнёс Ваня, будто целую вечность не видел отца.

— Что с тобой? — опросил отец удивлённо. Вид у Вани был усталый, измученный. — Ты здоров, сынок?

Вместо ответа Ваня захныкал.

— Что ты, что с тобой? — забеспокоился отец. — У тебя болит что-нибудь?..

— Болит…

— Ну вот, вместе, кажется, заболели. Я тоже, сынка, заболел.

«Вот почему папка пришёл так рано», — понял Ваня, и ему стало нехорошо от сознания, что он сказал неправду.

— Что у тебя болит, сынок?

— Сердце болит, папа, — сказал Ваня, и его губы задрожали, из глаз покатились слёзы.

Отец обнял Ваню сильными руками.

— Ну пойдём, сядем, сынок, да поговорим.

Они сели на диван. Хорошо стало в доме от того, что отец пришёл.

— Ну, рассказывай о своём сердце…

Ваня рассказал всё. Начал с разговора о дружбе, вернее о подготовке пионерского сбора на эту тему, потом рассказал всё по порядку: об истории на чистке картофеля, о том, как он спас Леночку, как ходили охранять огород Ивана Ивановича, и о том, как он удрал в трудную минуту от товарищей и как потом получилось с Дружком…

Отец слушал внимательно, не перебивая. Когда Ваня окончил, он спросил:

— Всё рассказал?

— Всё, папа.

— Ничего не утаил?

— Ничего, честное пионерское.

— Если так, — молодец! Конечно, нехорошо поступать так, как ты поступил, но это дело поправимое. Только ты по-честному, по-пионерски, пойди и скажи своим товарищам всё, как было.

— Мне стыдно, папа.

— Лучше пусть будет один раз стыдно, чем всю жизнь, — сказал отец.

Он тоже говорил о дружбе, о честности, говорил так много, что Ване показалось, будто он впервые узнал отца. Такой он у него хороший и умный. Вот, наверное, и у Серёжи такой же отец, потому что Серёжа сам умный. «Признаюсь ребятам, ведь отец меня понял и они поймут».

Ваня давно спал, но Ивану Кузьмичу не спалось, он задумался о сыне и его товарищах. Только сегодня он узнал от Вани, чем тот живёт, о чём думает. Давно отцу не приходилось говорить с ним, всё на заводе да на заводе. Домой приходит — сын спит, на завод уходит — сын тоже спит. А между тем у ребят свои заботы, свои дела и мечты. Энергии много, а куда её девать ни Ваня, ни его товарищи толком не знают. «Надо их занять чем-то увлекательным», — подумал отец.

Так у Ивана Кузьмича родилась мысль о мастерской для пионеров. Из разговора с сыном он узнал, что в школе нехватает столов и скамеек для целого класса. «А что если организовать ребят, дать им одного толкового столяра, инструменты, тогда они постепенно увлекутся трудом, да, пожалуй, и сделают столы и скамейки. Парты, конечно, им не сделать, а столы и скамейки сделают», — решил он.

На другой день, когда Ваня ушёл в школу, Иван Кузьмич поехал на завод. Он договорился с начальником модельного цеха и тот выделил одного столяра и дал необходимые инструменты для школьной мастерской. Конечно, в другое время заводу следовало бы сделать парты для школы, но сейчас, когда люди и без того день и ночь трудятся для фронта, когда на заводе нехватает людей, чтобы делать оружие, это была единственно возможная помощь. Кроме того, Иван Кузьмич преследовал самое главное: занять ребят, увлечь их полезным трудом. Он ещё не был в школе, не знал, как к этому отнесутся там, но затратил несколько часов, подобрал инструменты и отправил их пока к себе на квартиру.

Пионерский сбор о дружбе состоялся. Каждый рассказал всё, что он думал об этом в одиночестве. Но не менее интересным был рассказ Ивана Кузьмича Спицына о делах завода. А его предложение организовать мастерскую при школе вызвало у ребят такой интерес, что после сбора они только об этом и говорили. Фантазии их не было предела. Говорили о том, что сами сделают парты, будут строить модели самолётов, танков, а Юра уже почти как наяву видел красивый ящик для будущего радиоприёмника, о котором он давно и страстно мечтал. Ещё, собственно, ничего в школе не было: ни самой мастерской, ни помещения, ни инструмента, ни инструктора, которого выделил завод по просьбе Ивана Кузьмича. И всё же ребята уже загорелись этим делом. Получилось неожиданно. Никто и не подозревал, что отец Вани Спицына сам придёт на сбор пионеров. Даже Ваня удивился, когда увидел отца. Сначала он подумал, что отец пришёл, чтобы послушать, как его сын будет рассказывать товарищам то, что обещал отцу. Это его очень волновало, но, к счастью, случилось так, что сначала слушали Ивана Кузьмича, а когда он ушёл, начали решать свои вопросы.

На этом сборе Ваня рассказал всё, и даже то, о чём не хотел говорить, а именно, что на днях его приглашали в милицию. Там он видел задержанного вора…

Только Дружка так и не нашли работники милиции. Это волновало Ваню и не менее огорчило его товарищей, когда он сказал, что вор пойман, а Дружка нет смысла искать, так как этот «огородник» продал собаку, и сам не знает кому.

Больше других переживал за Дружка Серёжа, но сбор, на котором вдруг решили такой важный вопрос, как организация школьной мастерской, затмил всё остальное. Неясная мечта «придумать бы такое дело, чтобы всем вместе делать и не скучать» стала явной и увлекательной.

Только Ваня почему-то не очень увлекался мастерской. Он сказал:

— Понимаешь, Женька, мастерская, может быть, и хорошее дело, только мне это кажется не очень интересным.

— Почему?

— А так… Ещё ничего нет. Потом делать парты или там скамейки мне не хочется.

— А модели самолётов не интересно?

— Ну, это другое дело…

Ваня вспомнил при этом, как его отец говорил: «Научитесь, ребята, делать парты и скамейки, вот и будет ваша настоящая, большая помощь школе, да и в жизни это пригодится». Словом, всё Ване нравилось, но «делать парты и скамейки» не увлекало его.

Ян Шпачек шёл в школу после болезни с тяжёлым чувством и страхом. Ему казалось, что именно пан Краузе виновник ареста его отца. Поэтому, как только Ян появится в школе, учитель начнёт допрашивать и выпытывать об отце, а если Ян откажется разговаривать, нагрубит, — его исключат, а то и в гестапо заберут.

Но всё обошлось хорошо. Оказалось, что Краузе уже нет и в школе многое переменилось, а Зденек Кворжик и Франтишек встретили Яна сердечно, вызвались помочь наверстать упущенное. Первые уроки прошли спокойно. Ян с удовольствием слушал учителя по родному языку, усердно решал задачи, а на переменах расспрашивал товарищей о том, что они прошли, что нового в школе. Всё его интересовало, но о пане Краузе он спросить не решался. От одного воспоминания о нём по телу Яна проходила нервная дрожь. Черноголовый и долговязый Зденек Кворжик сам рассказал ему о бунте, который школа устроила против папа Краузе. Когда Зденек говорил, глаза его горели, сам он становился таким энергичным, будто готовился с кем-то драться. Собственно, никакого бунта в школе не было, однако Зденек с гордостью несколько раз повторил это слово, хотя первыми его произнесли не учащиеся. Это пан Краузе, доведённый до бешенства, назвал школу бунтарской…