Дорогие друзья! Я думаю, что заметка в газете даст вам некоторое представление о войне. Но это только небольшой эпизод. Война — штука такая, что всего нельзя описать ни в письме, ни в заметке. Вот встретимся после победы, и тогда мы вам расскажем много боевых эпизодов.

Весь мой экипаж и я желаем вам хорошо провести лето, набраться новых сил и здоровья, чтобы зимой, с новой энергией приняться за учёбу. Ещё раз шлём вам большое спасибо за прекрасную боевую машину — танк «Пионер».

Командир танка лейтенант Бучковский».

30.7.43.

Ян Шпачек стал помощником отца. Правда, он выполнял скромную роль, но тем не менее опасную, как любая большая или малая работа человека, связавшего себя с революционным подпольем. Ян был связным. Избавить взрослых от частых личных встреч, отнести зашифрованную записку, а иногда просто зайти и сказать какие-то слова, значения которых и сам Ян не знал, — вот к чему сводилось его участие в подпольной работе. Он полюбил это дело, очень гордился доверием отца, и хотя догадывался, сам точно не знал, сколь важную работу выполняет он, помогая отцу.

Доктор Шпачек долго не решался привлечь Яна к подпольной работе. Он знал, что если случится провал, то сын всё равно не повредит делу, так как, в сущности, ничего о работе подполья не знает. Но он боялся за судьбу Яна. Неосторожным поступком, даже словом, он может погубить себя. И прежде чем дать первое поручение доктор долго и незаметно готовил к этому сына.

Ян выполнял всё прилежно, с большой охотой и осторожностью. Он догадывался, для чего отец частенько просит его сходить к дяде Вацлаву или отнести какую-нибудь записку другим людям. Он знал, что такое гестапо. Попасть туда — означало нечто худшее, чем смерть. Но рассказы отца о жестокостях гестаповцев не испугали Яна. Он только стал ещё осторожнее не только в делах, но и в разговорах в школе и на улице.

На Малой Стране (в Заречье)[40] на стенах домов и на специальных стендах для реклам и объявлений появились большие разноцветные афиши, в которых пражцы извещались, что в воскресенье первого августа 1943 года, в долине Влтавы, в Хухле, состоятся дерби с розыгрышем «Больших летних призов» для орловских рысаков, доставленных недавно из России. Это были «трофеи», как сообщалось в афишах, немецких войск с Восточного фронта.

Живописная долина Влтавы Хухле служила традиционным, местом сбора любителей дерби. Но с тех пор как в Прагу пришли оккупанты, праздники эти стали редкими. И вот вдруг снова появились афиши, извещающие о празднике. Они привлекли внимание многих жителей Праги.

Ян Шпачек тоже остановился у афиши и, протолкавшись вперёд, прочитал всё от начала до конца. Его особенно заинтересовало то место, где говорилось об орловских рысаках, вывезенных из Советского Союза. Тут же Ян приобрёл у мальчика программу скачек и побежал домой с надеждой поскорее уговорить отца поехать в воскресенье в Хухле. В прежние годы раза два ему приходилось бывать с отцом на скачках, и ему нравилось смотреть на резвых лошадок, несущихся по гладким дорожкам ипподрома. Сейчас же этот интерес был вызван лошадьми, которых немцы привезли из России. Были ли это в самом деле орловские рысаки из Советского Союза, или это только выдумка оккупантов — всё равно Яну хотелось побывать на бегах.

Отец был дома.

— Папа, поедем в воскресенье в Хухле?

— Там что-нибудь интересное будет? — спросил отец.

— Вот! — Ян поспешно протянул купленную программу. — Я слышал, как какой-то господин сказал, когда я читал афишу, что это будут «самые интересные дерби за последние годы». Поедем?

Отец не спеша прочитал программу, минуту подумал и сказал:

— Ладно, сынок, подумаем… Только ты сейчас сходи к дяде Вацлаву.

Доктор Шпачек вырвал из блокнота листок чистой бумаги написал:

«Значит, всё-таки папа думает поехать, если удастся уговорить дядю Вацлава». Так понял Ян записку отца.

С этими мыслями он и побежал. Однако доктор Шпачек вложил другой смысл в содержание записки. Он звал к себе дядю Вацлава для того, чтобы посоветоваться, как лучше использовать праздник в Хухле для борьбы за дело народа.

Дядя Вацлав встретил Яна ласково. Он угостил его свежими черешнями, а когда прочитал записку доктора Шпачека и Ян начал уговаривать его поехать с ними, он сдвинул очки на кончик носа, улыбаясь, посмотрел на Яна добрыми, немного лукавыми глазами и ответил:

— Наверное, придётся ехать, Янек, раз ты так хочешь…

О чём разговаривали отец с дядей Вацлавом и зачем им понадобилась программа скачек, которую купил Ян, он не знал. Но в день праздника ему стало всё понятно.

Оккупанты, устроившие большие дерби в Хухле, думали отвлечь внимание чехов от событий на Восточном фронте, показать, что ничего особенного не произошло, что гитлеровские войска в России успешно воюют. Доказательством служат даже такие «трофеи», как орловские рысаки. Но этот замысел оккупантов сорвали чешские патриоты.

Ян встал рано утром, чтобы поскорее собраться и поторопить отца, умылся, надел новую шёлковую безрукавку, светлосерый костюмчик, жёлтые летние туфли и чёрный берет, который так любил. Приятным и радостным кажется воскресный день, когда знаешь, что ты с отцом поедешь за город. Такие дни у Яна бывали редко. Отец, как правило, занят и занят всегда, а вот сегодня они поедут за город, на бега. Поэтому, наверное, и воскресенье выдалось особенное: ясное, солнечное. На небе ни единого облачка, оно спокойно и бездонно голубело над городом. Воздух чист и прозрачен. В такой день Прага особенно величава: прекрасны её башни и шпили дворцов и замков, её красавица Влтава и её чистые улицы, утопающие в зелени.

Настроение у Яна превосходное, глаза горят от счастья, сердце горячо бьётся. Вот только жаль, что отец, как всегда, не спешит. Он всё ещё что-то делает у себя в кабинете, хотя уже около одиннадцати, а к часу надо быть на месте.

Перед выходом из дома отец позвал Яна к себе в кабинет и протянул ему программу скачек, ту самую, которую он несколько дней назад отдал отцу. Ян начал перечитывать. На первых трёх страницах было всё то же, что хорошо запомнил Ян. Только на четвёртой странице он прочитал совсем другое. Вот что было написано на четвёртой странице этой программы:

Прочитав это, Ян так растерялся, что даже сам стал сомневаться: было или не было это сообщение в программе, которую он передал отцу.