Доктор Шпачек долго не мог придумать, с кем и как переправить листовки. Надо было найти такого человека, который бы лично знал Ярослава Конюша, так как никакого пароля между Шпачеком и Конюшем не было установлено: до сих пор они встречались как давнишние друзья. К тому же доктору Шпачеку ничего не было известно за последнее время о делах в боевой группе Конюша.

Посоветовавшись с дядей Вацлавом, Шпачек пришёл к выводу, что это задание мог бы выполнить только Ян. Он жил в Кладно, хорошо знал Ярослава Конюша. Доктор хорошо понимал, что если Ян попадётся с листовками — мальчику смерть. И всё-таки другого выхода не было.

Всю ночь доктор Шпачек думал о сыне. Он знал его пытливый ум, выдержку, отвагу. Но всё же мальчик есть мальчик. Доктор решил не открывать Яну истинную причину его визита в Кладно.

Докторская кожаная сумка, в которой сделали запасное днище, служила не раз для переправки листовок. Время от времени доктор наезжал в Кладно, как специалист, и вёл приём в больнице. Отправляясь в Кладно, он клал в свою сумку инструменты, медикаменты и продукты. А в двойном дне лежали листовки. На этот раз сумку должен был доставить Ян.

На случай, если Яна спросят по дороге, куда и зачем он идёт, мальчик может сказать, что решил навестить деда Шпачека, проживающего в Кладно. Старик Шпачек давно не работает по старости лет и подозрений никаких вызвать не может. Но сомнение может вызвать другое, почему мальчик не едет на поезде, а идёт пешком в такую даль. Но и в ответ на этот вопрос можно сказать, что теперь лето и мальчику совершить пеший туристский переход гораздо интереснее, чем ехать на поезде. И, пожалуй, лучше, если Ян пригласит с собой своего школьного товарища Зденека Кворжика.

Утром Ян проснулся как всегда рано и выбежал во двор, чтобы поплескаться водой у колонки. Там всегда, ещё с вечера, он наливал в бачок воду, чтобы она была не очень холодной. Вернувшись в дом, он сказал отцу обычное «доброе утро» и шмыгнул в библиотеку. В планы Яна входило сегодня с утра дочитать новую книгу, полученную от Зденека, а после обеда, если погода будет хорошая, пойти с ребятами купаться на Влтаву.

Отец, сидя в своём кабинете, позвал сына.

— Ты бы, Янек, хотел навестить деда?

— Очень бы хотел! — радостно воскликнул Ян.

— А тебе не хочется пойти туда пешком?

— Как пешком, до Кладно?

— Ну, да…

— Почему же пешком, папа?

— Лето, хорошая погода, прогулка может быть просто чудесной. Я думаю, что это может быть настоящий туристский поход…

— Верно, папа! Вот если бы ещё Зденека уговорить…

— А ты попробуй!

— Сегодня?

— Зачем же откладывать доброе дело, — подтвердил отец.

Ян про себя подумал о том, что у отца, наверное, есть какое-то дело к дедушке. Так просто он вряд ли предложил бы такую прогулку. Но всё равно это занятно. Вот только бы Зденек не отказался…

Ян прибежал от Зденека весёлый. Он сообщил отцу, что Зденеку разрешили поход и он уже собирается, что они поедут на велосипедах сразу же после обеда.

— Велосипеды у Зденека есть, его и папин, — с восторгом докладывал Ян.

— Ну, что ж, на велосипедах ещё лучше, — сказал отец. — Только вот что, Янек… У меня к тебе маленькое поручение…

— А ты знаешь, папа, я ведь так и знал. Я сразу догадался, что у тебя к дедушке есть какое-то дело… Так бы ты не отпустил. Правда, папа?

— Почему же, отпустил бы, — ласково ответил отец. — Ведь ты у меня молодец, умеешь себя вести порядочно и дорогу знаешь.

— Конечно, папа!

— Только вот что, Янек. — Отец встал, прошёлся по комнате и, о чём-то подумав, сказал: — Дедушка болен, не пишет и я приготовил ему лекарство. Ты возьмёшь мою сумку… Когда приедешь к дедушке, сходи, пожалуйста, к Ярославу Конюшу… Ты его не забыл?

— Нет, папа, помню.

— Вот и отлично. Сходи к дяде Конюшу и пригласи его к дедушке на чашку чая. Ведь дедушка, сам знаешь, не ходит далеко, и ему скучно одному целыми днями сидеть дома. Ему будет приятно поговорить с давним товарищем по работе. Да и тебя повидать он хочет. И ещё вот что. Я написал письмо дедушке, ты его не потеряй. Как приедешь, так сразу передай. Хорошо?

— Хорошо, папа! Я всё понял: и дядю Конюша пригласить к дедушке, и письмо передать, и отлично себя вести.

После обеда Зденек и Ян отправились в путь. Доктор Шпачек очень переживал за них. Правда, он был почти уверен, что ничего не случится (обнаружить листовки не так-то легко), но всё равно — всякое бывает. Мальчишки могут напороться на опытного гестаповца, начнут ему говорить всякое, и тогда их могут заподозрить, начнут обыскивать… Но с другой стороны, мало ли летом ездит на велосипедах таких огольцов, как Ян и Зденек. Пожалуй, именно они и могут лучше всех выполнить это поручение.

Только одно сомнение мучило отца: не лучше ли было сказать Яну истинную цель его поездки?.. Но когда доктор Шпачек доложил в комитете, там нашли, что он поступил правильно. Зная о листовках, мальчик мог бы впасть в излишнюю насторожённость и тем самым скорее привлечь к себе внимание.

Казалось, всё было рассчитано верно, но тревога за сына не покидала доктора Шпачека и он буквально не находил себе места. Уже не раз он жалел о том, что разрешил пробыть Яну в Кладно три дня — это такой большой срок, когда не знаешь, всё ли хорошо кончится…

Серёжу окружили. «Новичок! Новичок!» — раздалось несколько голосов.

— Это мой братишка, двоюродный, — сконфуженно объяснял Володя Серов, с беспокойством поглядывая на Серёжу: угловатый он какой-то. Серёжа стоял в кругу ребят посреди коридора, несколько растерявшийся, удивлённо моргал глазами и не понимал, почему все с таким любопытством смотрят на него.

— Из деревни, видать, — сказал кто-то.

— И без тебя видим, — ответил Ваня Спицын и подумал: «А, тоже мне, Володька говорил: «У меня брат, что надо, — смелый, музыкант».

Серёжа и впрямь в эту минуту отличался от остальных и поведением и внешностью. На нём была синяя сатиновая рубашка-косоворотка, подпоясанная пояском с кисточками, и широкие чёрные брюки из бумажной диагонали, заправленные в подшитые валенки, которые были ему явно велики. Подмышкой вместо портфеля он держал какую-то сумку, напоминающую большой конверт, только с пуговицей на клапане. Да ещё, как на зло, с носом непорядок, вместо того, чтобы достать платок и высморкаться, Серёжа беспрестанно шмыгал носом. Он стоял, не зная, куда скрыться от сверлящих, любопытных взглядов, и даже руки казались ему лишними.

— Скоро звонок? — наклонив голову, шопотом спросил он Володю, но тот не ответил.

— А ты в каком классе будешь учиться в «А» или в «Б»? — спросил школьный силач и забияка Ваня Спицын, подойдя к Серёже вплотную.

— В «Б», — независимо ответил Серёжа.

— Вот хорошо, а то я думал, в нашем.

— А если бы и в вашем, так что? — спросил Володя, чувствуя некоторую обиду за брата.

— А то, что мочёных куриц у нас и своих хватает.

— Сам ты мочёная курица! — не утерпел Серёжа. — А ещё пионер, при галстуке.

— Ты полегче насчёт галстука, — обиделся Ваня и легонько толкнул Серёжу в плечо. Мальчик потерял равновесие, немного покачнулся и, взмахнув руками, выронил сумку. В упавшей сумке что-то глухо звякнуло, и на полу показалась струйка фиолетовых чернил. Ребята засмеялись.

— Я же говорю: курица, — заключил Ваня.

Серёжа покраснел и, попрежнему шмыгая носом, спокойно произнёс:

— Свою отдашь чернильницу. Понял?

Среди окружавших Серёжу раздался дружный, задорный смех. Смеялись, кроме Серёжи и Володи, все, потому что знали: сильнее и смелее Вани никого во всей школе нет, а тут какой герой нашёлся.

— Что ты сказал? — задорно спросил Ваня, не отходя от Серёжи, но тот не ответил, а наклонился, чтобы поднять сумку, и не видел, как в эту минуту к ним подошёл учитель.

— Это что тут такое? — спросил он у Серёжи.

— Вот он толкнул меня, — указывая на Ваню, ответил Серёжа. Он ещё не знал, кто такой этот высокий мужчина в больших роговых очках, но явно волновался, потому что чернилами запачкал пол.