— Саша, а может, ты будешь моим военным помощником? — спросил Ваня, когда они встретились.

— Нет, не хочу.

— Ну, тогда ты — командир, а я твой помощник. Согласен?

— Что-то мне не хочется. Опять Гитлер, опять стрелять из рогаток…

— Нет же, Саша. Настоящая военная игра. Крепость будем строить.

— Это, пожалуй, другое дело, — уступчиво произнёс Саша.

— Серёжа Серов уже свой отряд организовал.

— Ты помирился с ним? — спросил Саша.

— Конечно. И чернильницу ему отдал свою. А ты знаешь, Серёжа, Володя и Юра организовали команду тимуровцев и уже ходили пилить дрова Зиминым.

— Вот это я понимаю, тимуровцы! — вырвалось у Саши.

— Ну, и мы не отстанем. Только бы нам придумать такое, чтобы ещё лучше, чем у них…

— Подумаем…

Друзья разошлись. Прощаясь, Ваня взял слово с Саши, что он будет у него заместителем командира.

Вернувшись домой, Ваня начал обдумывать военную игру. Ему очень хотелось показать себя перед Серёжей хорошо знающим «военное дело». Но сколько он ни думал о военной игре, в голове была почему-то одна мысль: Серёжа организовал тимуровский отряд и уже дрова распилил у Зиминых, а вот я ничего придумать не могу…

А тут ещё мать долго с работы не шла. Отца Ваня не ждал. Отец — мастер танкостроительного завода — работает много и приходит домой обычно ночью, а иногда и совсем не приходит, оставаясь ночевать на заводе. А вот мама что-то сегодня задержалась неожиданно. «Не сходить ли мне к заводу, не встретить ли её?» — подумал Ваня.

На улицах уже горели фонари. По тротуарам шли заводские люди на работу и с работы, по асфальту скользили автомашины, звенели и грохотали переполненные людьми трамваи. Всё это любил Ваня: и поток машин, и людей, и трамваев, но особенно нравился ему вечно несмолкающий рокот моторов, которые испытывались на заводе, где работал отец.

У заводских ворот, на высокой решетчатой арке, щедро освещенной электрическими лампочками, висел огромный плакат. С плаката смотрел большой человек в военной одежде: каска на голове, зелёная шинель, ремень с подсумком и винтовка в руке. Боец смотрел прямо на Ваню и указывал пальцем на него. Ване казалось, что боец вот-вот шагнёт с плаката и спросит о чём-то. Взгляд Вани невольно скользнул ниже, где было написано:

Ещё ниже, под плакатом, на красном полотне, висел лозунг, как бы отвечавший на вопрос бойца:

Ваня долго не мог оторвать взгляда от плаката. Вот это настоящий воин. Он, как живой, спрашивает: «Чем ты помог фронту?» Но чем я помогу? Вот папка — другое дело. А я что? Если бы на фронт самому пойти. Это да!»

Ваня так увлёкся собственными размышлениями, что не заметил, как подошла мать.

— Ты что, Ваня, пришёл? Что случилось?

— Вон видишь, — Ваня указал на плакат, — он будто на меня смотрит.

— Он сейчас на всех смотрит, сынок, — серьёзно ответила мать.

— Но чем же я могу помочь фронту?

— Как чем? Хорошей учёбой, дома помогай, чтоб мы с отцом могли спокойно работать.

— Ну это что!.. Вот если бы на фронт…

Мама рассмеялась.

— Пойдём домой, вояка, — сказала она.

Пока арка завода не скрылась за дымкой наступавшей ночи, Ваня несколько раз оглядывался назад и всё думал о словах под плакатом.

— Как там дома? — спросила мать.

— Дров наколол, воды принёс, за хлебом сходил.

— Молодец. А какие у тебя сегодня отметки?

— Четыре по арифметике и три по письму.

— Неважно. Вот тебе и помощь фронту. Отец план перевыполняет, день и ночь на заводе, а ты — «тройка по письму». Я тоже две нормы даю, а ты «четвёрка по арифметике». Ты бы порадовал пятёрками, вот это было бы по-фронтовому.

Ваня ничего не ответил, но задумался над плакатом, над словами мамы. Ни отец, ни мать никогда не наказывали его даже за шалость в школе, но сегодня Ваня впервые почему-то почувствовал в словах матери законный упрёк. Как-то невольно вспомнился Серёжа, этот деревенский мальчик. Он и учился хорошо, и организовал отряд тимуровцев, и успевает играть с товарищами. «Вот он, значит, помогает фронту» — думал Ваня.

Ложась спать, Ваня дал себе слово: исправить тройку по письму и четвёрку по поведению, которую он скрыл от мамы.

Думая о том, как стать хорошим учеником, отличиться чем-то, он вдруг вспомнил статью в газете, в которой говорилось о патриотизме советских людей, о Ферапонте Головатом, купившем самолёт для Красной Армии. И Ваня решил: «А что если нам собраться всем, всей школой, да и купить танк? Вот это будет помощь фронту!..»

Мысль эта теперь не давала уснуть Ване. Сразу возникло столько вопросов и забот… Например, сколько стоит танк, как собрать деньги и купить его, что скажут ребята, поддержат его или нет? Во всяком случае, он решил выяснить все вопросы, посоветовавшись с отцом, а пока эту мысль держать втайне от других, особенно от Серёжи. С этими мыслями он заснул. Ване снился сон, будто он на фронте. Сначала танкистом, потом разведчиком, а под конец лётчиком стал. Так и проснулся с мыслью, что он лётчик.

Нет, фронт не давал Ване покоя.

Серёжа сидел на прясле огорода, точно верхом на лошади и что-то сосредоточенно писал. Вид у него был боевой: на груди настоящий бинокль, за плечами самодельный автомат-трещотка. И одет Серёжа по-военному. Правда, и шлем, и полушубок, и валенки не по росту Серёже. Дядин шлем, сохранившийся ещё с времён гражданской войны, велик. Полушубок сшит на него: аккуратный, дублёный, тёплый, но с запасом на рост года на два. И всё же Серёжа походил на командира: ремень туго затянут, лицо серьёзное, взгляд острый с прищуром, да и выправка строевая. Недаром товарищи прозвали его Чапаем.

Сидя на прясле, «Чапай» принял решение закончить сегодня сооружение крепости, названной «Сталинград». Работы предстояло много. Ребята успели сложить стены, а надо было ещё пробить в них смотровые щели, сделать несколько башен для наблюдения.

Крепость строили из снежных кирпичей, нарезанных лопатами. Зима в этом году была снежная. Шёл март, днём уже немного пригревало, и снег хорошо резался, кирпичи ложились плотно. «Чапай» составил приказ номер один, в котором говорилось:

Держа в одной руке кусочек сахара, сэкономленный за обедом, в другой — спичечную коробку, в которую был положен приказ, Серёжа подозвал Дружка.

Ребята любили Дружка за то, что он всегда был с ними. Хорошо обученный доставке разных поносок, пёс включался в военные игры как послушная и весьма боеспособная единица. Кормили Дружка понемногу все. Каждый приносил что мог: кости, картофель, завалявшийся сухарь или украдкой припрятанный кусочек хлеба. Изредка ему перепадал комочек сахара или конфетка.

— Дружок, ты понял меня? Отнеси вот это.

Дружок старательно хлопал хвостом по снегу и, конечно, ничего не понимал. Он жадно глядел больше на кусочек сахара, чем на спичечную коробку. У него в эту минуту были такие глупые, но в то же время добрые и просящие глаза, что Серёжа готов был отдать кусочек сахара сейчас же. Но он знал: Дружок проглотит сахар и будет вертеться около хозяина, и вряд ли после этого заставишь его бежать домой.

Многозначительно подмигнув Дружку и положив сахар в карман полушубка, Серёжа привязал коробку к ошейнику собаки и повторил приказ:

— Пошёл домой! Марш! — и шлёпнул собаку по боку.

Дружок нехотя побежал мимо огородов, как бы говоря хозяину: «Ладно уж, сбегаю…»

Серёжа наблюдал за собакой в бинокль и думал: добежит Дружок до дому, а там Володя догадается снять коробок и прочитать приказ.

Занятый приказом и его отправкой, «Чапай» и не подумал посмотреть на крепость, которая была почти рядом, у овражка, на берегу которого стояла кудрявая, запорошенная снегом, одинокая сосна. Но когда Дружок скрылся за сараем, Серёжа посмотрел в сторону крепости и чуть не свалился с забора. Две стены крепости были развалены.