Ещё вчера вечером Янек и его друг Зденек Кворжик, сын рабочего, собрались на Влтаву[33] ловить рыбу и, конечно же, покупаться: ведь уже наступили настоящие тёплые дни.

Друзья вышли на тихую улицу весёлые, беззаботные Но не успели они завернуть за угол, как увидели высокую пожарную лестницу у красивого многоэтажного дома. По лестнице с ведром и кистью в руке поднимался маляр. Между четвёртым и пятым этажами во всю длину стены виднелись слова, написанные белыми почти метровыми буквами:

Зденек Кворжик задрал голову кверху и громко прочитал призыв.

— И какой же ты ротозей, — шопотом, сердито предупредил товарища Янек, так как первый заметил у лестницы гестаповца.

— А что? — возразил Зденек, но тут же увидел на противоположной стороне другую высокую лестницу с гестаповцем и новые слова на доме:

— Вот это да!.. — почти воскликнул Зденек, но Янек стремительно увлёк его прочь.

Пройдя квартал, Зденек всё ещё шопотом сказал:

— И когда только люди успели написать!

— Ночью, когда же ещё! — так же тихо ответил Ян.

— А кто, по-твоему, это написал? — спросил Зденек.

— Как кто? Коммунисты!

— А ты откуда знаешь?

— От полицейских слышал, — сказал Ян, хотя знал об этом из случайно оброненных слов в разговоре между отцом и дядей Вацлавом — старым наборщиком.

— Вот молодцы! Надо же так высоко забраться!..

— Они куда хочешь заберутся!

Ребята свернули в глухой переулок, ведущий к Влтаве, и пошли спокойно, так как здесь они считали себя уже в безопасности.

— Слушай, Зденек, как ты думаешь, немцы дойдут до Урала? — спросил Янек, думая о войне.

— Куда?

— На Урал…

— Не знаю. А это далеко?

— Вот дурень, в России.

— Но ведь немцы в России уже…

— То-то же, вижу, что ты просто турок в географии.

— А ты не турок? — обиделся Зденек. — Ты, небось, знаешь, где Урал?

— Конечно, знаю. — Ян хотел сказать, что у него там даже есть друг, Серёжа Серов, но вспомнил недавний разговор с отцом и замолчал.

Друзья подходили к песчаному пляжу Влтавы, на котором были другие ребята, и поэтому их спор прекратился. Только Ян не переставал думать в эту минуту о Серёже Серове, и как-то невольно подумал: «А как бы он поступил на моём месте, если бы ему предложили сжечь то, что подарил я?»

Иосиф Шпачек, коммунист-подпольщик, был всегда занят большим делом. У него нехватало времени, чтобы серьёзно заняться сыном. Днём — приём больных и для видимости, чтобы удобнее встречаться с нужными людьми, и для заработка. Ночью — работа в комитете сопротивления, разные большие и малые дела. И так каждый день, каждую ночь.

Работа и поведение доктора Шпачека не вызывали никаких подозрений у гитлеровцев. Как отличный врач и зубной техник, он пользовался большим доверием клиентуры и по всем внешним данным был вне всякой политики. Однако после убийства Гейдриха вряд ли хоть один какой-нибудь частный дом в Праге не был взят на подозрение. Ищейки из гестапо рыскали по городу днём и ночью…

Зубоврачебный кабинет доктора Шпачека был явочной квартирой комитета национального сопротивления. Здесь бывали люди из ЦК Коммунистической партии Чехословакии, бывал редактор газеты «Руде Право» Юлиус Фучик[34]. Но после казни чешского палача Гейдриха квартиру доктора Шпачека оставили в «покое», чтобы не навести гестаповских ищеек.

В эти дни Иосиф Шпачек принимал только прибывших из рейха[35], чтобы даже настоящие больные соотечественники как-нибудь не навлекли подозрения. Правда, заходил один чех, очень ответственный товарищ, но он свободно владел немецким языком и был переодет в форму немецкого офицера. Он забежал, чтобы оставить текст листовки, которую нужно было напечатать и через доктора Шпачека переправить в Кладно.

Иосиф Шпачек, невысокого роста, сутуловатый, худощавый чех, с длинным лицом, с большими, очень выразительными, хотя и поблёкшими уже голубыми глазами, в очках, выглядел человеком спокойным, малоразговорчивым и несколько болезненным. От работы зубного техника (его работа по усидчивости и сложности почти ничем не отличалась от работы часовых дел мастера) он ходил, наклонив голову и туловище вперёд, словно что-то искал.

У него была манера говорить не торопясь, делать всё спокойно, даже, пожалуй, медленно. На деле же доктор Шпачек был очень энергичным, расторопным человеком. Работа у него спорилась необычайно, и он поражал всех, кто знал его близко, своим умением справляться с любым заданием партии.

В тяжёлые дни оккупации партия поручила Иосифу Шпачеку организовать подпольную типографию и возглавить её работу. Типография печатала листовки, газеты, сообщения из Советского Союза и небольшие брошюры.

С тех пор как Иосиф Шпачек вернулся из Советского Союза, он много думал о своём единственном сыне. За два года жизни в СССР Ян привык к образу мышления и действия советских ребят. И сейчас доктору Шпачеку стоило большого труда уберечь сына от грозящих ему опасностей. И хотя мальчик учился среди детей рабочих-горняков, всё же ему нужно было очень строго держать язык за зубами и совсем ничего не говорить о Советском Союзе ни в школе, ни на улице, ни с кем из товарищей. И только дома в разговоре с отцом ему иногда разрешалось говорить откровенно.

Вернувшись с Влтавы, Янек рассказал отцу о том, что он видел на улице.

— Папа, скажи, пожалуйста, немцы дойдут до Урала?

— А почему до Урала? — переспросил отец.

— Ах, какой ты, папа! Ведь на Урале мой друг, Серёжа Серов.

— Ах, да! Ну-ну… Помню, — сказал отец. Он вспомнил фотографию из Артека, недавний разговор с Яном о торжественном пионерском обещании. Подумав, отец сказал уверенно: — Можешь, Янек, быть спокоен, немцы никогда до Урала не дойдут!

— Ну, вот и хорошо! Я просто рад, папа, что ты сказал это, а то Зденек говорит, что немцы всюду пройдут.

— Только помни, Янек: со Зденеком говори осторожнее, ведь ты больше его понимаешь. Ты теперь большой и с такими разговорами надо быть осторожнее…

Разговор сына с отцом продолжался долго, пока не пришли клиенты из рейха. «Они всегда приходят не во-время», — подумал Ян и недовольный ушёл в свою комнату дочитывать новую книгу. Но как он ни старался сосредоточить свои мысли на книге, события дня не выходили у него из головы. Случайно подслушанный разговор отца с дядей Вацлавом о каких-то заложниках после убийстве Гейдриха, лозунги на домах, обыски и аресты по всей Праге — всё это говорило о большой и напряжённой борьбе, смысл которой ещё весьма туманно представлял себе Янек. Но он понял, что ему теперь действительно надо быть очень осторожным. А как хотелось поделиться со Зденеком своими мыслями, рассказать о Серёже Серове, об Артеке…

Листовки национального комитета, напечатанные в типографии, нужно было срочно передать в Кладно боевой группе горнорабочих-коммунистов, возглавляемых Ярославом Конюшем. Вечером доктору Шпачеку сообщили, что ему категорически запрещается лично переправлять листовки. Связной, посланный оттуда, утром в Праге арестован гестаповцами. Причина ареста пока не известна, но это говорит о необходимости особой осторожности. Иосифу Шпачеку предлагалось любыми путями переправить листовки, но самому оставаться на месте.

Сложность заключалась ещё и в том, что по железной дороге ездить с таким «грузом», как листовки, очень опасно. В вагонах нередко обыскивают пассажиров. Оставался один выход — отправить кого-то из Праги пешком. Листовок было совсем немного, около пятисот экземпляров, напечатанных мелким шрифтом на тонкой бумаге, размером меньше тетрадного листа. В листовках были последние новости из Советского Союза, а также призыв к патриотам Чехии об организации борьбы с врагом.