«Обманул, негодяй!»– сердился Филипп.

Андрей же вечерком оправдывался:

– А я при чем? Надо было сразу забирать. Может, кто ноги пристроил?

А спирт стоит перед глазами. На следующий день снова приходит Андрей к Филиппу, кивает на палисадник:

– Там два мешка лежат, забирай.

– Опять обмануть решил? – насторожился Филипп. – Не выйдет. Показывай комбикорм.

– От же, люди, – вроде бы и обиделся за недоверие Андрей. – Не верят. Пошли, пошли покажу.

Филипп действительно увидел в палисаднике два мешка, даже пощупал их пальцами.

– На этот раз вижу, что комбикорм.

Снова угостил Андрея.

Однако же Андрей все равно обманул соседа – в мешках были обычные деревянные опилки с колхозной пилорамы.

Васёк Никитчик любит рассказывать разные солдатские небылицы, которые, если верить, случались именно с ним. В противном случае-он где-то был поблизости.

– А про лопатку я не рассказывал? Нет? Г-гы. Приезжает проверка. Построили нас при всей амуниции. Под шнурок. Я на правом фланге. Первый. С меня и начинают. А я же, знаете, в сапёрах служил. Подходит подполковник, берёт мою сапёрную лопатку, крутит-вертит... придраться, разве ж не видно, решил. И на того капитана поглядывает, который блокнот подготовил что-то записывать. «Так,– говорит капитану подполковник,– у рядового Никитчика лопатка грязная, тупая, черенок треснул...» Насчитал, таким образом, пятнадцать недостатков. Тогда я беру свою лопатку у подполковника – дайте сюда! – и кидаю за кирпичный забор. Пишите, говорю, один недостаток: нет лопатки! Г-гы...

Бабка Маруся вышла на крыльцо. Был поздний вечер. С неба лило, как из ведра. К тому же холодный, пронизывающий ветер. Старушка подивилась, что делается вокруг, и сама себе громко сказала:

– И как в такую погоду воры крадут, бедняжки! Холодина же. Слякоть. Темень. Ай-яй-яй, горемычные, и пожалеть вас некому.

И тут из темноты к бабке шагнул довольно форматный силуэт в армейской плащ-накидке.

– Не бойся меня, бабуся, – сказал силуэт басом. – Мы уже вывели твою корову из сарая, но забирать не будем. Ты пожалела нас, а мы тебя. Спасибо, тетка, что хоть одна такая нашлась. Забирай, забирай корову. Пусть под дожем не мокнет.

Бабка Маруся как стояла, так и покатилась с крыльца на мокрую землю.

В горпоселковой столовой выступал как-то писатель Писулькин из области – рассказывал о себе, делился творческими планами, читал смешные отрывки из произведений. Весело, одним словом, было. Женщины, а это ж они сидели во время обеденного перерыва за столиками в зале в беленьких халатиках, оживленно реагировали почти на каждое слово литератора, а когда тот начал рассказывать про Петра, прохиндея и пьяницу, смеялись да слез. Писателю оставалось только удивляться:«Вроде бы и смешного ничего не было, а они, хохотушки, вишь ты, от смеха умирают. А может, у меня что на одежде не так?» И он чуть заметно скользнул взглядом вниз: нет, там все так.

– Так вот, – продолжал говорить гость,– однажды приходит герой моего рассказа «Конченный Петрок» домой, а жена его и близко на порог не подпускает. Где, говорит, набрался, там и живи, обормот! Брысь! Бери свои вещи, забирай, пьянтос ты этакий! Чтобы глаза мои тебя больше не видели! И на крыльцо полетел заранее подготовленный чемоданчик. И дверь на крючок.

Женщины аж киснут от смеха. А мужчина, который сидит как раз посреди их в новеньком халатике, – впервые, видимо, по случаю встречи с писателем на его натянули накрахмаленную одежку, – дергается, краснеет и белеет, места себе не находит.

Писатель же продолжает:

– Куда ж податься герою моего рассказа «Конченный Петрок»? Вокзала в поселке нету. Есть только автокасса. На улице холодно, дело было почти осенью. Родственники и знакомые тоже Петру не открывают – тошнит у тех от его пьяного вида. Так что ж тогда делает наш герой? Не долго думая, он набрасывает на рога корове веревку и выводит ее из сарая...

Смех такой в зале, что и писателя не слышно. Когда женщины немного утихомирились, кто носовым платком, кто уголком халатика смахнули слезы на ресницах и щеках, писатель Писулькин в заключение сказал:

– Вижу, мой герой очень понравился. Спасибо. Скажу больше...

Но его перебила маленькая и худая женщина:

– Так интересно, куда ж он корову завел, Петрок ваш?

– А никуда. Попугал жену. Увидела она в окно, что потянулся он с буренкой, кинулась вслед, забыв обо всем на свете, вцепилась в хвост корове: не пущу-у! А Петрок свое талдычит: «Кыш отсюда! Тебе дом остается, кабанчик, куры, огород... А нам с Марьей и корова хорошо будет». Видит жена: дела принимает серьезный оборот, Марья с коровой кого хочешь примет, любого пьяницу, потому что сама такая – мимо рта не пронесет. Пропьют, конечно же, корову вместе, а тогда она под зад Петру: катись, ты мне больше не нужен такой... без коровы. Подумала жена, поколебалась да и уступила – пустила назад. Домой даже чемодан со шмотками мужа сама несла и с высоко поднятой головой вела корову.

Никогда еще в своей жизни не имел Писулькин такого успеха на встречах с читателями. Аплодисменты, слова благодарности, пожатие рук. Только один тот мужчина не досидел до конца - дал деру.

...Вечером Писулькин зашел в ту же столовую – поужинать. Женщина, которая стояла на раздаче, приветливо улыбнулась, как старому знакомому, и тихо, как бы стесняясь, спросила:

– Извините... Вы всегда так делаете?

Писулькин удивился, развел руками: не понимаю.

– Сначала разнюхаете все, а потом пишете и нам про нас читаете?

– Не понимаю, – теперь уже вслух удивился Писулькин. – А что, извините, случилось?

– Как что? Вы ж про нашего Петра написали. Про грузчика. Тютелька в тютельку. Чемодан тоже жена выкидывала за порог. И корову вел на веревке к другой женщине. Ее, кстати, тоже Марьей зовут. И пьяница она...

– Вот как! – искренне улыбнулся писатель. – Бывает, бывает... Совпадение... Должны понять... Так-так...

Сама же женщина и выручила совсем растерявшегося писателя:

– Хоть вы только сегодня к нам приехали... Когда могли успеть? Совпадение, видать, и в самом деле. Эти Петраки всюду есть. Однако за то, что ему хорошую взбучку отписали, я вам за это немножко побольше мясца подложу. Кушайте на здоровье. А за взбучку еще раз спасибо. Может, поумнеет, паразит? Я ж, товарищ писатель, жена того Петра, чтоб ему глаза повылазили, булькачу окаянному!

– Дедушка, мне сказала бабушка, что раньше сто рублей были очень большие деньги. Не то, что сейчас.

Дед с внуком идут по городской улице.

– Бабушка не врет.

– А я не представляю, какие это были деньги. Ты мне не объяснишь?

– Ну, на сто рублей раньше можно было купить почти тридцать... погоди... так, так... Нет, правильно: на сто рублей раньше можно было купить тридцать бутылок водки.

– А сколько это? Много?

– Конечно! То ж – сто рублей! Ого-о!

– Не понимаю.

– Мал еще. Тогда вот тебе второй пример. Запоминай. Или, внучек, за те деньги раньше можно было купить двести банок кильки в томате. Как? А?

– Дедушка, а почему – водка, а почему – кильки?

– Так и тогда же, внучек, товаров много было разных. Люди же не сидели, сложа руки, что-то делали. Горы товаров были. Горы. То разве все запомнишь?

Холостяк Митькин поздно вечером вернулся домой. Собрал на стол скудный холостяцкий ужин, только было хотел приступить к трапезе, как у ног, виляя пушистым хвостом, начал тереться здоровый чёрный кот.