Воздух наполнили звуки рогов и пронзительных, жестоких боевых кличей, когда гидры сразили последних рыцарей, храбрейших из всех, которых имел честь когда-либо видеть в битве герцог. Звери рванулись дальше, втоптав останки павших в измочаленную равнину. Яркие цвета знамён и щитов скрылись под кровью и грязью, блестящая сталь доспехов и мечей потускнела от мерзких выделений. Ревя свои мерзкие победные крики, звери бросились вперёд, на стены, пока их хозяева тёмные эльфы только-только начали свой марш.

Ничто не сможет остановить зверей, понял герцог, когда те подошли к стенам. Когти и зубы вонзились в прекрасные стены, разрушая кладку, что нерушимо стояла на протяжении веков. Башня, на которой расположился герцог со своими спутниками, задрожала, и защитникам пришлось приложить усилие, чтобы остаться на ногах, пока всё больше и больше огромных существ пробивали себе путь, отшвыривая огромные куски камней. Огненные стрелы дугами летели вниз, словно кричащие кометы, впиваясь в тела зверей и заставляя гидр визжать от боли, но всё же враги продолжали наступать.

Волна паники прокатилась по стене, когда от атаки мерзких тварей по всей её поверхности пошли большие трещины. В битву вступил зверь настолько большой, что нёс на своей спине башенку, ощетинившуюся копьями: распихав со своего пути разнообразные монструозные туши, он врезался головой в стену. Не обращая внимания на ливень огненных стрел, что защитники обрушили на этого нового, страшного врага, гидра вцепилась когтями в разрушающуюся поверхность стены и начала подтаскивать себя вверх.

Только безумец мог выстоять перед лицом такого монстра. Поднимаясь, он выпустил в воздух большие чёрные облака ядовитого смога. Мужчины упали, их кожа покрылась волдырями, а глаза вылезли из орбит, и в этот миг пять голов на извивающихся шеях поднялись над стеной. Каждая метнулась вперёд и щёлкнула челюстями, и пятеро воинов были вырваны со своих мест, подброшены в воздух, а затем проглочены целиком. Это оказалось последней каплей, и воины на соседних участках в ужасе обратились в бегство, спасаясь от неизбежного.

В одно мгновение обороняющаяся армия сломалась. Мужчины бросились вниз по каменным ступеням, столь плотной была толпа и столь отчаянным бегство, что десятки кричащих людей оказались сброшены вниз и разбились на камнях двора под стеной. С грохотом, подобным горному обвалу, часть стены обрушилась, забрав с собой две башни по обе стороны и погребя под обломками сотни воинов. Сквозь поднявшийся на месте разлома пыльный гриб пронёсся чёрный дракон Ракарта, его могучие крылья разогнали пыльное облако, так что Корентин смог отчётливо увидеть своего врага. Как только первая из гидр протиснулась сквозь то, что, как понимал герцог, было лишь первой брешью в стенах его справедливейшего города, отряды тёмных эльфов рванулись вослед и вскоре жестокие враги заполонили внутренний двор, усыпанный обломками стены, и устремились на улицы позади.

— Слуги, — приказал герцог, его голос был мрачен и решителен. — Вооружите меня.

Никто не спорил, ибо понимал, что это уже бесполезно. С молчаливым почтением, оруженосцы герцога подали ему копьё, надели щит на руку и шлем на голову. Пусть доспехи были тяжелы как никогда ранее, но герцог Корентин нёс их вес, как нёс свой долг перед родиной и Леди. Он спустился по лестнице и вышел на двор перед главными воротами города. Всё пространство было усеяно обломками рухнувших стен и трусами, что бежали во всех направлениях, кроме тех, что вели к врагу. Крики сотрясали воздух, крики монстров, неистовствующих на его улицах, и крики его людей, которых настигли первые тёмные эльфы. Даже сейчас, пока он взбирался на своего боевого коня, его возлюбленных, вопящих от ужаса подданных волокли на ждавший в море Чёрный Ковчег. Он выбросил эти горестные мысли из головы, когда пришпорил коня, направляя его в открывавшиеся перед ним ворота, хотя и не мог видеть, кто делал это.

Как только ворота распахнулись настежь, сквозь них забил такой белый и чистый свет, он был натуральней всего, что знал герцог. Время замедлилось, как будто налитое свинцом, когда его конь прошёл внутрь арки, а затем вновь ускорилось, как только герцог выехал за ворота. Там за воротами был враг: орды тёмных эльфов, осадивших Брионн, орда зеленокожих, напавшая на Кнеллей, еретики Трантио, неупокоенные мертвецы замка Чёрное Сердце, вонючий рой скавенов, извергающийся из перевалов Ирранских гор…

Один последний враг, пело сердце герцога. Один последний бой. Одна последняя славная атака, перед тем как смерть, наконец, заберёт его…

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Перебравшись через смертоносные Норсканские горы, Сигтаал Белорукий подарил своей лошади смерть. Она хромала ещё с покрытого льдами ущелья, где — Сигтаал был уверен в этом — он увидел облачённые в меховые одеяния фигуры, наблюдавшие за ним с гребня хребта. Эта конкретная гора вряд ли имела название, ибо он, пожалуй, был первым человеком из земель Зигмара, когда-либо оставившим отпечатки ног в покрывавших её склоны снегах. Возможно, она станет его могилой.

Но он не думал об этом. Он был здесь не просто так — у него была цель. Он пойдёт пешком, будет ползти на окровавленных, сбитых коленях и локтях, если понадобится. Он может погибнуть, но не оттого, что сдастся и позволит холоду себя одолеть

Окутанный паром, исходящим от горячей крови, он отрезал с мёртвой туши коня столько мяса, сколько мог унести, торопясь успеть до того, как оно начнёт замерзать. Сигтаал оглянулся, уверенный, что за ним следят. Тёмно-красное пятно вокруг мёртвой лошади должно бы было стать для них — кто бы они ни были — маяком: яркий цветок, распустившийся на бескрайних снежных просторах.

Он вытащил из-под меха потрёпанную книгу и записал туда дату, пока ещё мог вести подсчёт. Одна тысяча тридцать лет со дня рождения бога-человека Зигмара. Возможно, один из последних дней Сигтаала Белорукого. Но это того стоит. Секреты Норски стоили того, чтобы умереть. Если он и узнал что-либо, так именно это.

Он видел титанический обсидиановый шпиль, вокруг которого кружилось множество стай невообразимых крылатых ужасов. Пещеры, наполненные голосами скорби, в которые выносливые норсканские племена отправляли своих молодых, дабы они познали скорбь. Крепости, вырезанные на самых высоких пиках, где некогда гиганты вершили свой суд, и кучи огромных костей, лежавших в долинах внизу. Над самой северной оконечностью мира он видел сияние таких оттенков, которые ранее никогда представали его взору. Здесь было столько чудес для глаз тех, кто мог смотреть на смерть достаточно долго, чтобы засвидетельствовать их.

Горы впереди переходили в плато, возможно, вершину ледника, что стал коркой, покрывшей раны, когда прошёл по пикам гор, сравнивая вершины. Сигтаалу показалось, что он увидел там тёмное пятно. Хотя, возможно, это был обман, создаваемый закатывающимся за горизонт солнцем или же игра его разума, пытающегося найти ориентир в сей бескрайней белизне.

Но нет, оно явно там было. Длинная трещина в снегу, которой — он был в этом уверен — не было несколько минут назад. Сигтаал закрыл книгу и встал, чтобы лучше видеть.

Это увеличивалось. Большая трещина, словно залитая чернилами, казалось, она ведёт к самому центру мира. Теперь он смог услышать громовой треск — звук весеннего таяния снегов. Плиты льда откалывались от ледника и уносились прочь. Он даже почувствовал отдачу в ногах, когда пик, за который он цеплялся, вздрогнул.

Трещина породила огромные вершины, выросшие вдоль всей её длины, словно клыки. Сигтаалу казалось, что это была пасть, жерло самих гор, что-то огромное и живое. И он чувствовал его голод, ибо это были врата в бездонную пустоту.