«Законный вопрос», — подумал Феликс. Ему довелось видеть армии Хаоса на марше. Слишком уж вероятно, что им остаётся доживать последние деньки. Те радужные обещания, что дают магические исследования и естественные науки, могут никогда не сбыться. Вместо того, подкованные копыта орд Хаоса могут растоптать весь Старый Свет. Однако едва ли возможно обвинять в этом распространение книгопечатания. Графиня пристально глядела на Феликса, словно её крайне интересовал его ответ.

Феликс чувствовал, что должен сказать что — то обнадёживающее, например, что победа будет за императором и в итоге всё пойдёт замечательно, но он слишком многое повидал, чтобы верить в подобное. Войска Хаоса удалось остановить у Праага, но для них это была лишь временная неудача. Скоро они оправятся и ещё глубже проникнут в земли людей.

— Я не знаю, — сказал он в итоге. — Настали тёмные времена.

— Более тёмные, чем вы полагаете, — произнесла графиня.

Феликс спустился из кареты, беседа с графиней Габриеллой странным образом его обеспокоила. У графини был дар заставлять его размышлять о тех вещах, о которых он и думать не хотел, и она была весьма эрудированной женщиной в своём старомодном стиле. Также казалось, что он вызывал у неё особенный интерес, хотя и не понимал тому причин. Феликс мог бы сказать, что вполне нормально, когда мужчина интересует женщину, но всё же ей была присуща сдержанность и скрытность, столь щедро приправленные выжиданием, наблюдением и критицизмом, что выглядело сие необычно. «В высшей степени необычная женщина», — решил Феликс, пробираясь по снегу к саням с поклажей.

Он покрепче запахнул плащ от ветра. По меньшей мере, чувствовал он себя немного лучше. Из носа перестало течь, кашель больше не мучил его тело и не вызывал слёзы из глаз, и лихорадило его меньше прежнего. Возможно, что остановка в замке всё — таки пошла ему на пользу.

Он вскарабкался на сани, уселся рядом с Готреком и взял в руки поводья.

— Лучше побереги себя, человечий отпрыск. Есть тут парень, выглядящий так, словно хочет пырнуть тебя в спину кинжалом.

В голосе гнома слышалось подтрунивание в присущей ему суровой манере. Оглядевшись, Феликс заметил на себе взгляд Родрика, смазливое лицо которого выражало нечто почти похожее на ненависть. Похоже, Родрик ревниво отнёсся к Феликсу за проведённое с графиней время.

— Родрик слишком благороден, чтобы вонзить кинжал мне в спину, — пробурчал Феликс.

— Тогда он может попробовать вонзить меч в твои потроха.

Феликс рассмеялся.

— Не думаю, что сейчас время биться на дуэли за руку графини.

— Он может с тобой не согласиться.

— Когда это произойдёт, тогда и буду беспокоиться.

Готрек недобро усмехнулся.

— Как бы ни оказалось слишком поздно.

— Запах несколько затхлый, — произнёс Роч.

Адольфус Кригер оглядел вестибюль Дракенхофа. Тот выглядел хорошо. Его слуги устранили кое — какие повреждения, причинённые вандалами две сотни лет назад. Обгорелые стены были перестроены, была убрана разросшаяся у входа растительность и срублены огромные деревья, проросшие сквозь крышу. В камине горел огонь. Кригер любил смотреть на него, хотя тепло ему не требовалось. В отличие от большинства его соплеменников, он не испытывал чрезвычайного страха перед огнём. «Хорошее начало», — решил он.

— Запах замечательный, — заявил Адольфус, не кривя душой. — Пахнет домом.

Он был удивлён, как многое это для него значит. У него возникло чувство, что десятилетия его постоянных скитаний закончились. Он чувствовал, как текут сквозь камни старые потоки магических энергий. Это было место силы, где он сможет сделать то, что ему требуется. Здесь он сделает заключительные шаги на пути к своему предназначению.

Ульрика вошла в зал. Выглядела она бледной и слегка пошатывалась. В глазах у неё был восторженный взгляд, который появляется у большинства смертных после тёмного поцелуя. Её взгляд на него, который за столетия стал Кригеру привычным, был смесью обиды, ненависти и желания.

— Покажи девушке гостевые комнаты, — приказал он горничной.

Его позабавил слабый проблеск ревности, появившийся в глазах женщины. Та была одной из его наиболее доверенных слуг и вела себя с должной скромностью, хотя некогда была гордой дочерью одного из благороднейших родов Кислева. Она была красива, но не смогла долго поддерживать его интерес.

«Что же делать с Ульрикой?» — гадал Кригер. Она красива, умна, амбициозна и нравилась ему, насколько это возможно с его холодностью. Кригера восхищала её кровь, и была в Ульрике скрытая порочность, которая, на его взгляд, способна по праву сделать её одной из Восставших. Возможно, пришло для него время обзавестись потомством. Возможно, он пожалует ей дар бессмертия. Хоть и не теперь. Она не совсем готова. Ульрика ещё не приняла его точку зрения. Если он дарует ей завершающий поцелуй, она может сойти с ума или убить себя, или, что даже хуже, полностью освободиться от него и пойти своей дорогой. Он этого не хотел. Подобное перечеркнуло бы всю цель исследования, каково иметь при себе кого — то, чтобы вмести идти сквозь вечность. Размышляя о себе и графине, Кригер не знал, желает ли такого исхода.

Разумеется, она неизбежно его покинет. Так рано или поздно поступают все потомки. Он и сам порвал со своим предком, чтобы найти собственный путь в мире. Хотя было бы лучше, если такое произойдёт не столь скоро. Однако, если всё пойдёт согласно его плану с Глазом Кхемри, то ему не о чем беспокоиться. Используя силу талисмана, он сможет подчинить своей воле Ульрику и любого из Восставших, кого только пожелает.

Как же графиня пожалеет, что вообще поделилась с ним знаниями! Кригер злорадно усмехнулся. Он заставит свою благородную прародительницу пожалеть о том, что она вообще проговорилась об этом много лет назад. На время, разумеется, пришлось скрывать горевшее в сердце желание заполучить Глаз. Кригеру потребовалось обрести силу и знания, прежде чем порвать со старшим вампиром, на что ушли десятилетия мнимой неволи. Не то чтобы он за это испытывал ненависть к графине. Это лишь её назойливая любовь и забота о его благополучии, которые слишком уж напоминали Кригеру всепоглощающее внимание к нему собственной матери. Это связывало и душило его, заставляло ощущать себя пойманным и посаженным в заключение. Даже лишь мысли о ней вновь вызывали у него эти чувства.

Уже скоро ему не придётся беспокоиться о ней и прочих Восставших. Об этом позаботятся древние заклятия, наложенные Нагашем на Глаз Кхемри.

Адольфус закончил вычерчивать на полу пентаграмму. Возле углов он начертал символы всех четырёх великих Сил Хаоса. Сам он стоял в треугольнике в центре пентаграммы. Перед ним лежала связанная нагая и испуганная девушка. Меж её грудей блестел Глаз Кхемри. Адольфус видел панику и замешательство в её глазах. Ещё вчера она легла спать в доме родителей неподалёку от замка. А сегодня, похищенная слугами Кригера, проснулась в глубоком подземелье замка.

В его руках сверкнул острый чародейский нож. Было заметно, что девушка хочет закричать.

Как было предписано ритуалом, Адольфус взывал к Тёмным богам, нараспев повторяя их имена. Девушка начала метаться, её ужас преодолел даже мощные подчиняющие чары, наложенные Кригером. Возможно, ему следовало просто её связать. Возможно, он несколько переоценил свои способности. Адольфус отбросил эти мысли. Сейчас любая потеря концентрации может оказаться гибельной.

Вокруг него поднималась тёмная магическая энергия. Его магическому зрению она казалась красноватой — цвета крови — и её капли просачивались сквозь камни стен подземелья и стекали к границам пентаграммы. Глазам смертной девушки было не дано этого видеть, но она, кажется, почувствовала, что происходит, и завизжала.

Дыхание Адольфуса было глубоким. Чёрная магия обладала собственным уникальным запахом, как кровь, но ещё богаче. От неё покалывало кожу и гудело в голове. Он почувствовал, как внутри него зашевелился зверь. Что происходит? Он не ощущал такого с Праага. Почему же ярость поднимается в нём именно сейчас?