Даже сейчас он ощущал яростное возмущение гнома и тревогу человека по поводу предстоящих опасностей. «Феликс Ягер тревожится не напрасно, — подумал Теклис. — Кто бы или что бы ни открыло Пути Древних, наверняка оно окажется могущественным противником».
У Теклиса вырвался протяжный вздох. С этой опасностью он столкнётся, когда придёт время. Прямо сейчас его величайшим беспокойством был удар топором в спину от свихнувшегося гнома. «Брат справился бы с подобной ситуацией гораздо лучше», — подумал маг.
Глава двенадцатая
Феликс поплотнее завернулся в промокший плащ и наблюдал, как при дыхании выходит пар. «Здесь тоже зима, — думал он, — но не такая, как в Империи. В Империи снег лежит на земле толстым покрывалом. Здесь всего лишь идёт дождь, хотя столь холодный, словно тысячи ледяных ножиков покалывают твоё тело. Земля хлюпает под ногами. У неба свинцовый цвет. Из дёрна выпирают камни. Снег, наверное, был бы предпочтительнее. А то кажется, что небеса изливают на землю свои рыдания».
Тем не менее, местность была не лишена привлекательности. Временами, когда им попадались бреши в лесной чаще, сквозь просветы он замечал извилистые суровые холмы, по склонам которых струились резвые ручьи. Изредка удавалось мельком увидеть оленя или косулю, пробирающихся через лес. Временами вдали был виден тонкий столб поднимающегося к небу дыма. Поначалу он не был уверен, потому как на фоне неба дым был практически неразличим, но через несколько лиг трудного пути Феликс понял, что они приближаются к жилью, и всё это время эльф вёл их именно туда. Феликс понял, что зрение эльфа значительно острее его собственного.
Его удивляла уверенность эльфа. Он бы не смог сохранять столь превосходное самообладание с бормочущим Готреком за спиной. Однако эльф никак не показывал, что его сие беспокоит. Он спокойно и размеренно спускался по склону, никогда не оскальзываясь даже на скользком дёрне. Несмотря на свой болезненный внешний вид, эльф, казалось, не знал усталости. Рассматривая его, Феликс подметил и другие вещи. Его собственные сапоги были заляпаны грязью, брызги которой попали на штаны и плащ. Сапоги Готрека были очень грязными, а на его оголённых руках выделялись полоски красной глины. Лишь Теклис был таким же чистым, как прежде. Его сапоги блестели, а синяя мантия мерцала. Грязи не было даже на том конце посоха, которым маг касался земли.
«Как такое возможно? — удивлялся Феликс. — Его одежда зачарована, чтобы отталкивать грязь, или это результат действия какого — нибудь заклинания?» Из рассказов Макса Шрейбера Феликс знал, что на каждое применение магии чародей затрачивает часть собственной силы и выносливости, что вызывает усталость, подобную усталости обычного человека, участвовавшего в забеге. Разве даже столь могущественный волшебник, каковым казался эльф, станет расходовать свои силы лишь на то, чтобы оставаться незапачканным? А может, всё дело в кошачьей ловкости Теклиса, которую Феликс считал обычной для эльфов. А ещё, каждый раз, когда ветер дул от эльфа, Феликс улавливал слабый аромат мускусного парфюма, напоминающего женские духи. Имперские аристократы носили ладанки для перебивания уличной вони, хотя он слышал, что некоторые даже пользовались духами. «Очередная область, в которой эльфы отличаются от людей», — подумал Феликс.
Даже с замысловатым головным убором, драгоценными украшениями и превосходной шёлковой мантией в эльфе не было ничего женственного. Он всего лишь одет по иным стандартам, отличным от человеческих. Аристократы — люди выряжаются напоказ, словно павлины, демонстрируя своё богатство. Возможно, это справедливо и для эльфов. В Теклисе было нечто весьма аристократичное, заносчивые и томные манеры, которые Феликс находил раздражающими в аристократе, но которые почему — то не возмущали его в эльфе. У Феликса не возникало ощущения, что поведение эльфа имеет целью поставить его на место, как сына наглого купчишки, метящего в высшее сословие: оно просто является естественным для Старшей расы.
Феликса посетила мысль о том, а не скопировано ли позёрство человеческой аристократии, по большей части, с поведения старой и более цивилизованной расы? Вряд ли он когда — либо узнает. Да и какое отношение всё это имеет к текущей ситуации?
Он снова поглядел на поднимающийся столб дыма и почувствовал укол смутного мрачного предчувствия. Они здесь чужаки, а он слышал слухи о том, что всё население Альбиона — каннибалы. Возможно, то всего лишь россказни моряков. Ходили и другие рассказы, о человеческих жертвоприношениях и необычных болотных чудовищах. Вся страна укрыта непроницаемым туманом и окружена острыми рифами, а потому моряки редко высаживаются на берег, кроме как из — за кораблекрушения, и ещё реже кому — либо удаётся вернуться и поведать о своём опасном путешествии. Кто знает, можно ли вообще доверять рассказам? Моряки, рассказывающие в тавернах о своих странствиях, не славятся правдивостью.
Возвращаясь к недавним событиям: кошмарное путешествие через Пути Древних уже начало восприниматься сном. Феликс сомневался, что мозг человека действительно способен принять то, что он там повидал. Всё выглядело абсолютно нереальным, особенно теперь, когда он мокнет под слишком уж реальным дождём Альбиона. Феликс отбросил эти мрачные думы.
Альбион! Неужели они действительно на Альбионе? Теклис выглядит уверенным, а кому из них знать, как ни ему? Как быть с его другим заявлением, что демоны могут учуять Феликса и даже явиться за ним? По собственному опыту он считал, что в подобное легко поверить. Он ранее встречал таких существ, в Прааге и в Караг — Думе. Он не сомневался в их злобности, как и в том, что они могли посчитать личным оскорблением его спасение из их когтей. Он вознёс молитву Сигмару за спасение своей души, но, учитывая действенность его молитв в прошлом, сейчас он не рассчитывал на какую — либо помощь от Молотодержца. Его рука снова нащупала защитный амулет, переданный ему эльфом вместе с предупреждением никогда его не снимать, даже укладываясь спать. Это была красивая вещица эльфийской работы. Цепочка была из какого — то серебряного сплава, а сам амулет представлял собой диск из слоновой кости с вставками резных эльфийских рун, выполненных из серебра. Феликс надеялся, что амулет столь же действенен, как и красив. Мысль о том, что его душу пожрут демоны, была не особо радостной.
Феликс снова обратил внимание на Готрека. Истребитель выглядел даже более угрюмым, чем обычно. Его единственный здоровый глаз был устремлён в спину эльфа, словно он раздумывал попрактиковаться на ней в искусстве владения топором. Вспоминая, как Готрек походя срубил то дерево, Феликс был ещё сильнее впечатлён хладнокровием эльфа. Тем не менее, он не ожидал, что Готрек бросится на эльфа, по крайней мере, без предупреждения. Зарубить невооружённого противника было не в стиле Истребителя.
Феликс пошёл рядом с Истребителем, но Готрек мельком посмотрел на него и отвёл взгляд. Феликс пожал плечами и прошёл вперёд, чтобы поговорить с эльфом. Нужно хоть чем — то отвлечь себя от этого непрекращающегося промозглого дождя.
— Не родня ли ты Теклису, который сражался вместе с Магнусом Благочестивым?
— Это я и есть.
У Феликса едва челюсть не отвисла. Что можно сказать, встретив персону, о которой мальцом когда — то читал в исторических книгах, которая общалась с современниками твоего пра — пра — пра — пра — прадедушки? Он полагал, что существует множество вопросов, за возможность задать которые его пожилые профессора пошли бы на убийство, но сейчас ему ничего не приходило в голову.
— На что это было похоже? — спросил Феликс.
— Отчаяние, грязь, кровь и мерзость, — ответил волшебник. — Как и большинство сражений. Я видел друзей, умирающих раньше положенного срока. Теперь эльфов осталось мало, и потеря каждого становится трагедией.
— Это как посмотреть, — пробасил Истребитель.
Эльф с поразительной выдержкой проигнорировал его слова. Феликс знал, что сам бы не смог.
