— Этот оплот теперь твой, мой чемпион. — Она смотрела на него, слегка наклонив голову. Он хорошо сражался и пролил много крови для её возлюбленного супруга. Это подтверждало выбор Ботхвара чемпионом, и, несмотря на её предыдущие насмешки над его слабостями, не было никаких сомнений, что он продолжит проливать кровь и собирать черепа во имя её и общего их божества. — Делай с ним, что хочешь. Но сдержи своё обещание. Каждый труп гнома должен быть раскрыт. Мы оставим Кровавого ворона, как знак нашего прохождения и предупреждение тем, кто осмелится отправиться ещё дальше к северу.

Ботхвар, по-прежнему в тисках боевой ярости, не ответил, лишь кивнул головой, большой кусок сердца короля гномов торчал из его рта. Проглотив его, он поднял руку над головой и взревел в триумфе.

— Кровь Богу Крови!

— ЧЕРЕПА ДЛЯ ТРОНА ЕГО! — незамедлительно пришёл ответ, и варвары принялись за разграбление крепости и выполнение обещания своей королеве. Ещё оставались очаги сопротивления, которые следовало очистить, но они прикончили короля. Скрепляющий всё был мёртв, и после этой победы взятие остального оплота было лишь делом времени.

И в этом хаосе, вкусном, замечательном хаосе, никто не заметил, когда Валькия удовлетворённо кивнула. Её долг здесь был исполнен, и она развернулась и зашагала прочь, оставив за своей спиной финальное осквернение благородных гномов Карак Гулга.

Не переведено.

В конце первого тысячелетия после объединения славной Бретоннии, в год людей Империи 1974, прибрежные районы Старого Света и далёких земель за его пределами были разорены падшим отпрыском Наггарота, звероводом по имени Ракарт. Сколько тысяч нашли смерть от его монструозных орд не ведомо и по сей день, ибо слишком немногие из тех, кто видел его вторжение, остались живы, чтобы поведать о нём. Порт за портом, город за городом рушились под когтистыми ступнями гнусных мерзостей, что вёл в битву зверовод. Тех, кого не съели его боевые гидры и чёрные драконы, забрали в рабство и утащили обратно на скованную льдом Холодную Землю, кричать и стонать для услады слуха извращённых созданий. Эпоха разрушения Ракарта увенчалась беспрецедентной атакой на землях Бретоннии, возлюбленной Леди и защищаемой храбрейшими сердцами. Внимайте же рассказу о городе Брионне, возлюбленного герцога Корентина…

Город Брионн тревожно дремал под ночным небом, что кипело призрачным свечением. По ночам, таким как эта, как гласили предупреждения Дочерей Грааля, пустоши далеко на севере от Бретоннии выли от грубой силы запрещённого волшебства. Огни, как говорили они, означали, что убийцы из-за грани, люди и иные, тёмные твари, разбрелись по долам и весям в поисках резни.

Народ Брионна знал, что не следует смотреть в эти небеса, встречаться с взглядом глаз, что сердито глядели из их актинических глубин. Они знали, из сказок, поведанных в детстве, что не следует прислушиваться ко лжи, что произносилась нереальными губами, которые проявлялись в мутных, полыхающих сигнальными огнями облаках. Гораздо лучше, заблокировать двери спален, закрыть окна, потушить свечи и забрать под простыни весь смертный уют, что у них был. А поможет ли это, никто не мог знать наверняка, ибо кто мог сказать, останется ли мир стоять по-прежнему, когда наступит рассвет.

Но один человек отказался прятаться в своей постели. Корентин, прославляемый, среди других титулов, как Паладин Маэлис, походный лорд Серебряной Равнины, Защитник форта Аделин, чемпион Благодетельной Гаэлль и герцог Брионн отказывался пугаться того, что он считал не более чем необычным штормом. Поэтому, когда фиолетовые сполохи мерцали и пульсировали за стенами его замка, Корентин брёл по пыльным, освещаемым свечами коридорам, и давно уж минул час, когда его мог сопровождать любой из придворных слуг. Одетый лишь в бриджи и портупею, Корентин подошёл к святая святых своего замка — часовне Грааля глубоко внутри его каменного сердца. Остановившись на мгновение, чтобы оценить крепость многовековых дубовых дверей, он один за другим отпер запоры, склонил голову и вошёл.

Храм наполнял свет от филигранных канделябров, свечам в которых не давали погаснуть со времён основания Брионна. В их свете Корентин увидел знакомые с детства изображения, вырезанные в камне по всей поверхности стен. Миниатюрная архитектура, которую невозможно воспроизвести в истинном масштабе, поднималась над головой, заполняя храм фантастически замысловатыми дарохранительницами. Гробницы-ковчеги, увенчанные каменными статуями давно погибших рыцарей в праведном покое, каждый из которых находился в родстве с герцогом, выстроились в линию вдоль стен.

Корентин подошёл к платформе перед алтарём, на котором был установлен золотой кубок, с глубокими, мерцающими рубинами на его боках. Кубок светился светом, который не имел ничего общего со светом свечей, ибо он исходил изнутри самого металла, сей святой реликвии давно минувших времён. Даже после стольких лет службы Бретоннии, герцог Корентин смирялся перед символом всего, за что сражались он сам и его собратья-рыцари. Это был не Грааль, конечно, но грааль, одно их многих священных воплощений родины и людей, что обитали в её границах.

Герцог обнажил сверкающий меч и, кряхтя, опустился на одно колено перед алтарём, поставив меч перед собой остриём вниз. Он был могучим человеком, но уже далеко не молодым. В юности он был гибким и ловким, в зрелости — крепким, как буйвол. Теперь его мышцы размякли, и былая сила понемногу покидала герцога с каждым прожитым днём. Но все-таки он отказывался прятаться, подобно меньшим людям, независимо от того, насколько могучими могут быть силы, что ярились за гранью этой странной ночью.

Когда, наконец, его здоровое колено упёрлось в холодную каменную плиту пола гробницы, Корентин поднял глаза на Грааль. Сколько раз он делал это, задумался герцог. Сколько сражений начинал он с молитвы Леди Озера о победе? Десятки, задумался он. Пересчитал. Возможно, даже сотни. По правде говоря, битвы Корентина начали расплываться в памяти, сливаясь друг с другом, как будто бы вся его жизнь была лишь одним длинным кровавым сражением против бесчисленных врагов Бретоннии. Он допускал, что живёт воспоминаниями, но понимал, что скоро всему этому придёт конец.

— Пока ещё нет, — проговорил Корентин, хриплым и низким голосом, который был несколько не к месту в храме святого Грааля. Свечи отбрасывали танцующий свет на замысловатую резьбу, каменное изображение одного из его предков казалось почти шевелящимся, когда отблески и тени скользили по его поверхности. — Пусть закончилась слава, но моя служба ещё не кончилась…

Свечи мигнули вновь, и герцог почувствовал движение воздуха вокруг. Словно порыв холодной ночи нашёл путь по извилистым проходам, через толстые дубовые двери, и проник вниз, в святая святых, в самое сердце замка.

Тяжёлое предчувствие сдавило сердце герцога. Корентин не боялся никакого врага, будь то человек, зверь или мерзость, ибо он сталкивался с ними в бою и повергал с равным презрением. Скорее всего, осознал он, это был страх того, что в ближайшее время он может быть принужден наступающими годами раз и навсегда сложить копьё и отдаться старости и немощи. Гнев вырос внутри него, как только эта мысль появилась, и он стиснул зубы в отрицании.

— Нет, — прорычал он, его голос был слишком громким для сего святого места. — Молю тебя…

Свет на алтаре удвоился, и герцог, глядя в изумлённом благоговении, глазами, застилаемыми слезами, увидел, как грааль вспыхнул чистым белым светом. Вера и обожание наполнили его грудь, потому что он понял, что Леди вняла его словам, что она была сейчас здесь, с ним, внутри часовни.

Зная, что Леди Озера сейчас слышит его, герцог Корентин говорил вслух самые сокровенные желания своего сердца.

— Леди, — умолял он, его голова была заполнена видениями минувших сражений. — Даруй мне последний, славный миг. Один последний враг, чтобы изгнать его во имя Твоё. Один последний бой, перед тем как наступит ночь и востребует меня себе.