Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

Посланник смерти крался улицами Тор Иврессе. Облаченный в закопченный плащ, скрывавший его как в тени, так и на свету, он скользил к своей цели неумолимыми шагами. Белая фарфоровая маска под капюшоном отражала свет далекого факела, и казалось, что черты лица с каждым ударом сердца меняются с юных на старческие. Из-под маски выбивалось лишь несколько платиновых локонов, словно последние клочки волос, приставшие к лишенному плоти черепу.

До него доносились голоса, поднимавшиеся к небу песнями, и его бескровные губы искривились в презрительной гримасе.

Сотрясавшие воздух этой ночи из ночей, голоса, были полны надежды, и ему казалось, будто они издеваются над ним. Эта часть города была окутана тьмой, величественные здания на противоположной от него стороне были пусты и покинуты. Ни единого огонька свечи или мягкого сияния магических светильников не вырывалось из темных окон, и лишь духи скитались их, полными гулкого эха, вестибюлями и трапезными комнатами. Ему нравилось бродить здесь, находя утешение в тишине и отсутствии жизни. Одиночество даровало ему покой, тогда как попытки общения с окружающими были подобны пытке, и он наслаждался тем временем, когда мог гулять по скрученным, пустым улицам, в компании лишь призраков прошлого.

Он помнил время, когда в Тор Иврессе кипела жизнь. Это был город чудес, который затмил Лотерн, бывший лишь чуть красивее обычного морского порта, переживавшего не лучшие времена, пока Финубар Мореход не стал Королем Фениксом. Эти улицы славились своими рынками, на которых можно было приобрести сладости и сдобу на любой вкус. Лотки ломились от сладостей со всего Ультуана, способных удовлетворить даже самого требовательного покупателя.

Перед пришествием короля гоблинов он приходил сюда с братом и весело коротал время торгуясь, выбирал вино грез из Авелорна, мерцающую рыбу, пойманную у побережья Котика и львиное мясо, добытое охотниками в лесах Крейса. Мысли о тех временах теперь вызывали в нем гнев. Как он мог столь безмятежно и легкомысленно тратить время, когда мир только и ждал, как бы отобрать комфортную иллюзию покоя.

Он повернул за угол, двигаясь по вымощенному мраморной плиткой проходу, что вел к обширному амфитеатру, где часто велись представления по пьесам, написанным во времена Аетиса. Его мать обожала театр и частенько ходила сюда вместе с отцом, едва им выпадала такая возможность.

Он прошел к центру амфитеатра, слыша голоса давно умерших актеров, что растянувшись перед просцениумом, декламировали свои строки с театральным апломбом. Даже перед началом конца он ненавидел театр, предпочитая громоподобную кровавую ярость войны. Подобно многим дерзким азур его возраста, он жил жизнью жестокого наслаждения, находя удовольствие прежде всего в искусствах смерти. Еще юношей он возглавлял дерзкие походы в Наггарот, сражался с друкаи на берегах Ультуана и убивал ужасных тварей, рискнувших покинуть свои логовища в горах Аннули.

Его мать постоянно ругала его за то, что он был столь мрачен во времена мира, но сейчас, когда он стоял в центре пустынного амфитеатра, он знал, что время доказало его правоту. Песни отдаленного праздника здесь были громче, превосходная акустика отражала случайное эхо слов и музыки. Даже в этой мрачной, наводненной тенями части города, не было спасения от жестоких звуков возрождающейся жизни.

Он знал, что ему придется вернуться на фестиваль. Мысли об этом не радовали его, но этой ночью должна была пролиться кровь. Фестиваль Масок был праздником дикой невоздержанности, погоней за излишествами без последствий. Для кого-то это означало невоздержанность в еде, для других — в питье или наркотиках. Третьи удовлетворяли свои гедонистские порывы, попирая все границы приличий, сокрыв лица масками и росписью. Для других же, существовали более темные аппетиты, которые следовало утолить.

Он покинул амфитеатр и направился к центру города. В сердце Тор Иврессе возвышалась мерцающая башня Хранителя, которую он назначил своей целью. Менестрель, которого он искал, обещал исполнит балладу в театре Детелиона.

Это место идеально подойдет для того, чтобы завершить эту шараду.

Баллада, декламируемая менестрелем, разлеталась над Иврессе, и без сомнений, лучшего фона, чем эта башня для нее нельзя было и представить. Он знал лишь имя менестреля, но этого ему достаточно. В любом случае, описание внешности мало поможет ему в эту ночь. Под своими масками, городские актеры были невидимками, свободными от последствий.

Он вновь шагал пустыми улицами. Казалось, что прошли века с тех пор, как город был столь полон жизни, что многие из этих зданий служили жилищами своим владельцам. Со времени нашествия гоблинского короля, город мог вместить намного больше жителей, чем оставалось эльфов называвших Тор Иврессе домом.

Стены города были высоки и крепки, укрепленные магическими плетениями, но в нем оставалось слишком мало воинов, чтоб защищать их. Тор Иврессе перестал быть бастионом против вторжений, и осознание этого вызывало гнев. Как столь грозный город мог так низко пасть?

Шум фестиваля нарастал, и он ощетинился, предчувствуя неприязнь и раздражение, от приближение к празднующим. Музыка отражалась от стен, кружилась улицами, словно змеевидные ленты света. Она пыталась поднять ему настроение, но наоборот, лишь больше вгоняла в депрессию. И дураку было понятно, что это не место для песен о любви и победе.

Тот факт, что эльфы все еще удерживали Тор Иврессе, еще не значил, что все в порядке.

Улица, по которой он следовал, изгибалась к северу и мягкий, мерцающий свет, естественного и магического происхождения, смешивался, освещая путь. Впереди была Река Звезд, улица магии и света, место чудес и сверкающего волшебства. Тени танцевали на стенах, насмешка жизни и воодушевление, вонзавшие в его сердце острый шип гнева. Прибытие менестреля принесло радость городу, распространяя волну эйфории среди его жителей. Каждый слышал фрагменты его баллады, но сегодня ночью он будет петь для тех, кто видел эти события своими глазами.

Театр Детелиона распахнет свои двери перед гостями, пришедшими услышать эту опасную работу негодяя-менестреля, но любой, кто был очевидцем кровавого штурма гоблинского короля, не одобрит воспевание этого ужаса. Некоторые вещи лучше оставить истории — не забывать, но и не праздновать. Не увековечивать в песнях. Он остановился, чтоб успокоить дыхание, чувствуя, как его ладони сжимаются в кулаки. Он был вспыльчив, но подавил свой гнев чередой ментальных упражнений, переданных ему отцом. Он повернул на Реку Звезд и позволил фестивалю захлестнуть себя в полной мере.