Когда Сигтаал двинулся вдоль ножеподобного гранитного хребта, что мог подвести его к леднику, ближе к ущелью-пасти, это не было порождением логики или желания. Это был неосознанный, неконтролируемый импульс, которому он не мог сопротивляться. Это была та же сила, что выдернула его из земель Империи и отправила в занесённые снегами земли Норски, та же сила, что в молодости заставила его изучать тайны магии и колдовства. Всё, что он когда-либо делал, каждый шаг на этом запретном пути, всё вело его сюда, дабы он узрел это ужасное, завораживающее зрелище.
Сигтаал увидел норсканцев, что, как и он, ступили на ледник, и почувствовал смещение льда под ногами. Они действительно были теми самыми людьми, что наблюдали за ним. Десятки их, одетых в тяжёлые меха, собрались здесь: женщины с вплетёнными в волосы костями и мужчины, несущие топоры и щиты. Их обветренные лица выглядели вырезанными из дуба.
Трое мужчин подошли к Сигтаалу. В их глазах, в глазах людей гор, он должен был выглядеть сгорбленным хилым ребёнком, ибо Сигтаал, выросший в Империи, никогда не знал таких испытаний, которые им приходилось преодолевать в горах Норски.
— Я Сигтаал Белая Рука, — сказал он, используя знания норсканского языка, выученного им перед началом путешествия в портах на море Когтей. — Я пришёл, чтобы узнать ваши пути. Пути далёкого севера, где миры магии встречаются с мирами человека.
Он не знал, понимали ли они его. Они могли говорить на диалекте, сильно отличавшемся от того, который использовался на юге. Или, возможно, им просто было всё равно, что он говорил. Один из воинов сплюнул — плевок превратился в лёд, ещё даже не коснувшись ледника. Затем они отвернулись и, не обращая внимания на Сигтаала, пошли по своим делам, привёдшим их сюда.
Их дела были связаны с санями, которые они притащили с собой на ледник. Сани были завалены какими-то свертками. Они подтащили их близко к великой пасти, которая уже раскололась на всю длину ледника. У Сигтаала возникли определённые мысли о содержимом свёртков, исходя из их размеров и формы, так что он не испытал особого удивления, когда увидел бледную кожу и скрюченные конечности, замершие в безвольных позах смерти.
Трупами, как правило, занимались рабы и военнопленные. Однако, похоже, к делу, приведшему сюда этих мужчин и женщин, данный тип людей не мог быть допущен, даже для выполнения столь чёрной и неприятной работы. Несколько жилистых, выносливых падальщиков, круживших над головой, расселись на окружающих вершинах, но близко не подходили. Даже те немногие существа, что жили здесь, казалось, испытывали определённое почтение к происходящему.
Развернув свёртки, женщины кровью и порошкообразной травяной смесью нанесли знаки на грудь умерших. Мужчины подтащили тела к краю пасти и швырнули их вниз, и когда те падали, Сигтаал видел, что ещё какие-то отголоски жизни оставались в их конечностях, что безнадёжно молотили по воздуху, пока тела не скрылись в поглотившей их бездне.
Некоторые из них были живы. У некоторых даже достало сил крикнуть, перед тем как их скрыла тьма. Сигтаал не мог оторвать глаз, наблюдая за разворачивающимся перед ним спектаклем.
Одна из женщин — карга с кожей, напоминавшей потрескавшуюся кору, и глазами, словно пятна оникса — поплелась по снегу в его направлении. Она поманила его, словно он был заблудшим ребёнком, ищущим свой путь. Сигтаал последовал за ней, шаг за шагом приближаясь к краю пасти, пока не почувствовал дрожь от могучего подземного сердцебиения.
Он посмотрел в бездну. По краям огромной глотки проросли шипы наполовину из кости, а наполовину изо льда, и брошенные вниз тела были насажены на них, как насекомые на булавку. Некоторые всё ещё были живы и сейчас, слабо извиваясь, медленно соскальзывали по шипам, та немногая жизненная влага, что ещё оставалась в них, капала вниз, в темноту.
Что-то прошептало внизу, в глубине. Тусклый свет факела осветил подобную камню шкуру, что-то, похожее на клыки и когти. Это было так далеко внизу, что Сигтаал не мог точно оценить размеры существа, но одно можно было сказать с уверенностью — оно было гигантским. У Сигтаала засосало под ложечкой, когда красный глаз повернулся в глубокой глазнице, и, когда погас свет, Сигтаал был уверен, что тот уставился на него.
Сигтаал отшатнулся от края.
— Вы кормите это? — сказал он, обращаясь к норсканцам. Он не мог разобрать, кто из них был той самой каргой: в снегу, разносимом порывами ветра, все они казались одетыми в меха тенями. — Это — то, что вы показываете мне? Что я должен делать?
Но работа норсканцев уже была закончена. Их сани лишились своего груза из мёртвых и умирающих. Они развернулись и ушли, словно растворившись в снегу. Сигтаал попробовал идти по следам, но потерял их в усиливающейся метели: следы заметались снегом в то же мгновение, как были оставлены.
Сигтаал остался один на краю огромной пасти и даже сквозь усиливающийся ветер мог чувствовать биение сердца того, что лежало под ледником.
И он понял.
Всё вело его сюда, подводило к этому моменту — на край великого ледника, один на один со зверем. Путь магии привёл его сюда. Не были случайностью секреты, что он узнал, или выбор пути, что привёл его сюда — в место, где он мог бы, наконец, узнать своё истинное предназначение.
Сигтаал сунул руку под меховые одеяния и достал свой дневник. Он открыл его на странице, испещрённой схемами и заклинаниями. На сбор этой информации ушла большая часть его жизни, прежде чем он посвятил себя этому путешествию на север. За его голову назначена цена, ибо знания эти частично были извлечены из могил давно умерших вождей или проповедей приговорённых пророков-колдунов.
Второе Солнце должно воссиять на этом леднике — и Сигтаал познает всё.
После семнадцатого удара великих бронзовых часов, младший осмыслитель, Хеннинг Мор, спустился по базальтовой лестнице ведущей в архивные помещения Огненного Колледжа в Альтдорфе. Светлячки порхали вокруг него, когда Хеннинг вставил семь ключей, каждый из которых был высечен из отдельного куска вулканической породы, в семь замков на окованной железом двери. Петли жалобно застонали, когда дверь открылась перед ним.
На стенах висели обсидиановые мечи, щиты, булавы и иное оружие и части брони, почти все окутанные вечно горящим пламенем. Акши, цвет магии, что нашла своё выражение в огне заклинаний Огненного ордена, тёк здесь мощным потоком, и ручейки жидкого пламени стекали вниз по стене. Мор покосился на учеников, что сидели, углубившись в тома, написанные прошлыми Великими Магистрами, все записи в каждом томе были нанесены — выбиты — на металлических листах, ибо пергамент был не в состоянии долго выдерживать царившее вокруг пламя.
Один из хранителей древностей, укрытых капюшонами существ ростом не выше колена Мора, поспешил к нему и низко склонил голову. Никто и никогда не мог определить происхождение, природу или даже пол хранителей, и среди учеников ходило поверье, что это была некая особая раса, подчинённая в некие давние времена одним из Великих Магистров. Мору было интересно, как существо выглядело под своим капюшоном, и не менее интересно было — как он сам выглядит в глазах странного обитателя его Колледжа. Он носил раздвоенную бороду, символизирующую его орден, и был худым, долговязым человеком, чьи волосы обладали красноватым оттенком даже ещё до того, как потоки Акши превратили их в ядовито-оранжевый.
— Младший Осмыслитель! — воскликнул хранитель с привычным энтузиазмом. — По какой причине вы решили украсить своим присутствием сие место древнего знания?!
— Я хочу получить доступ к артефактам экспедиции Ферлоренхаймера, — ответил Мор.
— Ничто не может принести мне большее удовольствия, чем возможность помочь вам в этом! — ответил хранитель, хлопая крошечными ручками. — Следуйте за мной!
Хранитель провёл Мора через многочисленные, неправильной формы помещения, расположенные под Огненным Колледжем. Встретившиеся им на пути другие ищущие были слишком заняты, чтобы обращать на них внимание: один был занят медной коробкой с замысловатой головоломкой, другой же, работавший за уставленным алхимическим оборудованием столом, пытался потушить разгорающееся пламя, охватившее полы его и так довольно таки обожжённого халата. Наконец, хранитель привёл его в комнату, в которой реликты экспедиции были разложены по коробкам вдоль одной из стен гептагонального кабинета.